Идентификация групповая

[от лат. identificare — отождествлять] — складывающаяся в процессе взаимодействия и общения форма межличностных отношений, проявляющаяся в их эмоциональной насыщенности и направленности, определяющихся восприятием членами сообщества переживаний своих товарищей по группе как стимула собственной активности для достижения успеха в решении групповой задачи. По сути дела, «родовым» по отношению к термину «групповая идентификация» понятием является понятие «идентификация», которое в рамках современной социальной психологии выступает в качестве содержательно-интерпретационного «ключа» при анализе, по меньшей мере, трех хоть и взаимосвязанных, но вполне самоценных предметных областей психической реальности. «Во-первых, идентификация — это процесс объединения субъектом себя с другим индивидом или группой на основании установившейся эмоциональной связи, а также включение в свой внутренний мир и принятие как собственных их норм, ценностей, образцов... Во-вторых, идентификация — представление, видение субъектом другого человека как продолжения себя самого, наделение его своими чертами, чувствами, желаниями... В-третьих, идентификация — это механизм постановки субъектом себя на место другого, что проявляется в виде погружения, перенесения индивидом себя в поле, пространство, обстоятельства другого человека, что приводит к усвоению его личностных смыслов» (В. В. Абраменкова). Что касается групповой идентификации, то степень ее выраженности и «знак» порождаемой ею поведенческой активности служат одним и важнейших показателей характера межличностных отношений и уровня социально-психологического развития группы. В группах высокого уровня социально-психологического развития групповая идентификация приобретает характер идентификации коллективистской. В рамках теории деятельностного опосредствования межличностных отношений в группе коллективистская (действенная групповая эмоциональная) идентификация оценивается в качестве одного из самых важных психологических феноменов межличностных отношений и в содержательном плане представляет собой реально проявляющуюся в совместной деятельности способность реализовать такую активность, которая отражает готовность относиться к переживаниям, желаниям, чувствам, интересам других членов группы как к своим собственным. При этом способность и к сочувствию, и к сорадованию в условиях высокоразвитых групп напрямую связана, прежде всего, с фактом действительного опосредствования межличностных отношений содержанием и целями совместной деятельности. Следует специально отметить, что для диагностики уровня выраженности коллективистской идентификации в реальной контактной группе была создана оригинальная аппаратурная методика — методика определения степени выраженности действенной групповой эмоциональной идентификации в системе межличностных отношений в группе (Психологическая теория коллектива / Под ред. А. В. Петровского. — М., 1979).

Надо сказать, что большинство исследований групповой идентификации в современной социальной психологии так или иначе связано с проблемой социальной идентичности личности, под которой, как отмечает Г. М. Андреева понимается «...самоопределение в терминах отнесения себя к определенной социальной группе»1. Понятно, что в данном контексте речь идет, прежде всего, об идентификации индивида с большими группами: этническими, религиозными, профессиональными и т. п. Однако, многие авторы, рассматривая процесс становления социальной идентичности большое внимание уделяют и малым группам, таким, как семья, школьный класс и т. д. Более того, как показал в своих работах Э. Эриксон, реальная идентификация с большими группами, как правило, опосредствована системой отношений индивида со своим референтным окружением, а также особенностями этого окружения. Это подтверждается целым рядом эмпирических исследований. Так, например, «в ходе исследования, проведенного среди студентов афроамериканского происхождения, было выяснено, что студенты, чьи родители были членами организаций, где преобладали чернокожие; кто учился на курсах для негритянского населения и те, кто сталкивался с проявлениями расизма или расовых предрассудков, с большей вероятностью выделяли свое происхождение как сильную черту своей Я-концепции (что, безусловно, означает высокую степень идентификации с соответсвующей этнической группой. — В. И., М. К.)»1.

В этой связи нельзя не отметить, что в исследованиях по социальной идентичности личности термины «идентификация» и «идентичность» нередко употребляются как синонимичные. Между тем, Э. Эриксон совершенно обоснованно их разводил в своих работах: «Если мы считаем формирование интроекции, идентификации и идентичности этапами превращения “эго” в более зрелое взаимодействие с достижимыми моделями, то возникает следующая психосоциальная схема:

Механизм интроекции (примитивное присвоение чужого образа) определяется тем, насколько удовлетворительно взаимодействие между опекающим взрослым и опекаемым ребенком. Только переживание такой исходной взаимности создает у ребенка ощущение безопасности, которое приводит его к первым “объектам” любви.

В свою очередь судьба детских идентификаций зависит от того, насколько удовлетворительным является взаимодействие с заслуживающими доверия представителями значимой для ребенка иерерхии ролей, пренадлежащих членам семьи разных поколений.

Формирование идентичности, наконец, начинается там, где идентификация становится непригодной. Она вырастает из избирательного отказа от одних и взаимной ассимиляции других детских идентификаций и их объединения в новую конфигурацию, которая в свою очередь определяется процессом, посредством которого общество (часто через субкультуры) идентифицирует юного индивида с тем, кем он, само собой разумеется, должен стать. Общество, зачастую не без исходного недоверия, делает это с оттенком удивления и удовольствия от знакомства с новым индивидом. Общество в свою очередь, тоже признается индивидом, ишушим у него признания... Общество поддерживает это развитие в том смысле, что дает ребенку возможность на каждой стадии ориентироваться в направлении полного «жизненного плана» с его иерархией ролей, представляемых индивидам различных возрастов. Семья, соседи и школа обеспечивают контакты и пробную идентификацию с младшими и старшими детьми, с молодыми и старыми взрослыми. У ребенка в результате множества успешных пробных идентификаций начинают складываться ожидания по поводу того, что значит быть старше, и что означает быть моложе, ожидания, которые становятся частью идентичности по мере того, как они, шаг за шагом, проверяются психосоциальным опытом... Установившаяся к концу отрочества идентичность включает в себя все значимые идентификации, но в то же время изменяет их с целью создания единого и причинно связанного целого»2.

Хотя совершенно очевидно, что в данном контексте речь идет об идентификации в широком смысле слова, приведенные соображения представляются крайне важными не только в плане соблюдения терминологической и смысловой корректности, но и для понимания природы и процесса формирования именно групповой идентификации. Прежде всего, подчеркнем, что идентификация, как правило, предполагает именно сознательное отождествление индивидом себя с той или иной группой, в то время как идентичность включает всю совокупность факторов (в том числе и подсознательных) опосредствующих активность личности, направленную на вхождение в ту или иную группу и поддержание своего членства в ней.

Крайне важным является то обстоятельство, что позитивная личностная идентичность позволяет эффективно интегрировать на интраперсональном уровне идентификации, связанные с одновременном членством индивида в различных группах. В то же время спутанность идентичности, как правило, означает, что разные групповые идентификации порождают внутриличностный конфликт, представляющий серьезную угрозу психическому здоровью индивида, существенно осложняющий, а зачастую и делающую невозможной полноценную интеграцию в группах членства и формирование коллективистской групповой идентификации практически в каждой из них.

Практический социальный психолог, курирующий жизнедеятельность любой реальной контактной общности и заинтересованный в том, чтобы иметь реальную картину эмоционально-деятельностных отношений в ней, не должен ограничиваться анализом лишь отношений типа «симпатия — антипатия» (эмпирически подтвержденные данные об этом типе взаимосвязи традиционно нарабатываются с помощью социометрической и аутосоциометрической процедур), а должен иметь исчерпывающее представление об уровне выраженности в интересующей его группе или организации такого социально-психологического феномена межличностных отношений, как коллективистская идентификация. Лишь в этом случае определяющие задачи совместной деятельности группы могут быть выстроены адекватно.