ДИЛЬТЕЙ (DILTHEY) Вильгельм

(1833-1911) - немецкий философ, психолог и историк культуры. Профессор в университетах Базеля, Киля, Бреслау и Берлина. Главные произведения - "Введение в науки о духе. Критика исторического разума" (1883), "Описательная психология" (1894), "Возникновение герменевтики" (1900) и др.

Д. стремился обособить "науки о духе" от естествознания - "наук о природе". Исходная позиция Д. состояла в установлении того обстоятельства, что природная реальность всегда предстает в сознании человека, в его познавательной деятельности как нечто, имеющее феноменальный характер. И если естествознание и ведет речь о "не зависящем от нас предметном порядке явлений", движущихся по некоторым законам, являющимся выражением и проявлением "существующей независимо от нас великой реальности", оно должно признать, что имеет дело лишь с ничтожной частью, отдельными феноменами этого великого целого. Будучи направленным на эту небольшую часть действительности, основываясь на содержании сиюминутной чувственности, в которой только и может быть дан человеку "великий предмет - природа", естествознание гипотетически дополняет этот чувственный материал мыслительными конструкциями, стремясь обозреть данные органов чувств как результат воздействия природы, понимаемой как нечто целостное и завершенное. Естественнонаучные высказывания, предметом которых и является чувственно-феноменальный материал, всегда остаются чисто объясняющими высказываниями, сводя чувственность к чему-то элементарному, самоочевидному.

Иное дело "наука о духе", утверждает Д., ее методологическое основание - описательная психология. Здесь нет и принципиально не может быть никакой "феноменальности", не может быть абсолютного разделения субъекта и объекта, личности и истории. Сама точка зрения исследователя, наблюдателя оказывается здесь вплетенной в ткань исследуемого объекта, истории. История не дана человеку как нечто отделенное от него пространством и временем. Как предмет познания история не "навязывается" ему извне в каком бы то ни было чувственном материале, но, наоборот, человек может осознавать себя лишь как историю, и эта последняя должна пониматься как нечто впервые порождающее, конституирующее его субъективность, обращающуюся затем к самой себе в историческом самопознании. Специфика наук о духе должна быть выведена, по Д., из сопоставления их методологических оснований с принципами организации научного знания в естественных науках, из исследования специфических условий получения знания, существующих в "науках о природе" и в "науках о духе". Но так как Д. имел перед собой опыт развития естествознания, находящегося на определенной ступени (классическая физика), то и особенности гуманитарных наук, которые, по Д., должны были стать явными из сравнения современного Д. естествознания и системы конструируемых им "наук о духе", не были им четко обозначены.

Д. был прав, указывая, что человек, исследующий историческую реальность, обращающийся к истории с целью выявления собственной сущности, определения своего жизненного признания, своего исторического предназначения, эту историю сам и творит. История - это история человека, преследующего свои цели. По мнению Д., в отличие от естественных наук общественные дисциплины должны не "объяснять", а "понимать" социальные явления. "Понимание", по Д., основывается на изучении и постижении мотивов человеческой деятельности, обусловившей то или иное событие.

Настаивая на принципиальном и существенном отличии наук, изучающих неодушевленные предметы, от наук, изучающих поступки людей, Д. уделял особое внимание разработке теоретиков методологических проблем наук о духе. В этом плане одним из наиболее ощутимых результатов деятельности Д. было создание им "понимающей психологии" и "понимающей социологии".

Антитеза "естествознание - гуманитарные науки" в отношении исследования человеческой психики представлялась Д. в виде: "объясняющая психология - описательная психология". Работа Д. по созданию новой психологической науки (а точнее - ее новых гносеологических ориентаций), психологической дисциплины, которая смогла бы адекватно отразить и истолковать специфические явления и процессы психической жизни человека, определялась той своеобразной ситуацией, которая сложилась в развитии психологической науки в конце 19 в. Она характеризовалась интенсивным развитием экспериментальной психологии, методологическое основание которой составляла философия позитивизма. Исходные посылки психологической теории Д. находились в явной оппозиции по отношению к этим концепциям и характеризовались скептицизмом по поводу тех перспектив, которые якобы открывало применение психологического эксперимента само по себе.

Формулируя цели своей критики этой психологии, основное содержание которой задавалось позитивистскими философскими концепциями Милля и Конта, Д. саркастически замечает, что он выступает против учения о душе, в котором она отсутствует. Та сфера реальности, которая должна исследоваться психологической наукой, лежит вовсе не там, где ее пытаются выявить и объяснить представители предшествующей Д. психологии, интерпретирующие ее в целом как естественно-научную дисциплину. Предмет новой, описательной и истолковывающей психологии, в создании которой Д. видит свою задачу, - целостность индивидуальности, взятой во всем богатстве и многообразии ее проявлений, манифестаций. Вся полная и целостная человеческая природа, ее тотальность, весь объем многообразных процессов и явлений, рассматриваемых как неразрывное целое, - таков, по Д., тот предел, к которому должна стремиться подлинно научная психология.

Критика Д. объяснительной психологии исходила из признания несостоятельности ее претензий на "конструктивность", являющуюся результатом некритического перенесения идеалов организации научного знания в естественных науках на "психологическую почву". В то время как первый признак объяснительной психологии заключается в "синтетическом и конструктивном" характере проводимых ею исследований, предполагающем сведение психологического к его элементарным вещественным или субстанциальным составляющим, Д. указывает на то, что остается неясной та целостность, та изначальная структура психического, отправляясь от которых мы придем к его отдельным элементам. Именно игнорирование этого момента и приводит конструктивно-объяснительную психологию, основывающуюся на эксперименте, к физиологическим, чисто телесным актам и процессам как основанию психической жизни; при этом из виду теряется действительная специфическая реальность последней. Испытываемая связь душевной жизни должна, по мнению Д., оставаться твердым, переживаемым и непосредственно достоверным основанием психологии, как бы глубоко она ни проникала в экспериментальных частных исследованиях.

Критический пафос работ Д. был направлен, таким образом, против объясняющей психологии, в основании которой лежит принцип механистической причинности, при помощи которого она пытается однозначно свести все многообразные явления сознания к психофизиологическим процессам.

Возможность научного изучения психических явлений Д. видит в создании описательной психологии. Она не "примысливает" к психологическому материалу никаких гипотетических конструкций, но пытается понять психику из нее же самой, соотнося то или иное психическое проявление с целостностью внутренней жизни человека. Именно интерес к описательной психологии приводит Д. к созданию герменевтики, стремящейся познать человека в его истории, увидеть его психические состояния в социальном контексте, в его отношении к надиндивидуальным, общественным образованиям, к совокупной человеческой культуре, увидеть индивидуальные "проявления жизни" в контексте "объективного духа".

Возможность исторического познания Д. видит в том, что понять других людей, другие исторические эпохи можно, обращаясь к объективным памятникам человеческой деятельности, преимущественно к письменно зафиксированным "проявлениям жизни".

Исходная точка такого познания - индивид, взятый в его определенности временем и местом жизни, его конечное сознание. Исходя из этого сознания, Д. и пытается осуществить "построение исторического мира в науках о духе".

Причем историческая обусловленность точки зрения социального исследователя, объективные обстоятельства его деятельности, конечные возможности его сознания не являются, по Д., ограничениями для познающего духа. Конечный индивидуальный разум - это скорее начальная точка роста исторического самосознания.

В "понимании" чужой жизни человек, по утверждению Д., освобождается от случайных обстоятельств собственной жизни, его индивидуальное сознание как бы смыкается с многосторонним мировым "жизненным опытом"; человек совершенствуется только созерцая все формы человеческого бытия, внутренне детерминированный человек, по Д., может в воображении пережить многие другие жизни...; человек, связанный с реальностями жизни и определяемый ими, обретает свободу в понимании исторического.

Задача "понимания", таким образом, в том, чтобы ощутить себя в "идеальной одновременности" с людьми давно ушедших эпох, пережить возможности их бытия как свои собственные, а тем самым обнаружить нереализованные потенции собственного бытия.

Исключительные возможности "понимания" содержит, по мнению Д., лирическая поэзия: "В понимании пророческий взгляд истинного поэта устремлен в бесконечное. Ибо, понимая, он переносит весь свой внутренний опыт на чужое существование, и одновременно безосновательная, невиданная глубина другого великого бытия или могущественная судьба выводят его за пределы собственной сущности, поэт понимает и представляет то, что никогда не было бы пережито лично им".

Таким образом, утверждая, что "природу мы объясняем, душевную жизнь мы постигаем", Д. исходил из того, что возможность этого постижения заложена в природе человека, обусловливающей сходство психических структур различных людей. Это сходство делает возможным сопереживание и сочувствие, которые выступают как основа понимания, позволяющего расшифровывать и описывать все многообразие состояний и движений чужого внутреннего мира. Тем самым Д. утверждал интроспекцию в качестве важнейшего метода психологического и в конечном счете социологического познания.

Происхождение классов, политических партий и государства Д. объяснял главным образом действием разнообразных психических сил. По его мысли, многие из этих сил - в особенности воля - предопределяются самой природой человека и в силу этого выступают в качестве постоянных детерминант исторического процесса. Учитывая большое влияние этих факторов, Д. с пессимизмом относился к идее о возможности рационального целенаправленного преобразования общества, поскольку, по его мнению, "стремление к властвованию и развивающееся из него в истории культуры стремление к приобретению собственности основаны на природе самой воли... Поэтому-то эти побуждения и вытекающие из них отношения исчезнут, вопреки всяким мечтаниям, лишь вместе с самим человечеством".

Еще более существенное значение Д. придавал разграничениям индивидуальных различий в рамках единообразной природы человека, породивших, в частности, по мнению Д., социальную структуру общества (в том числе классы и различные этносоциальные группы).

Несмотря на неверное понимание этого вопроса, Д. тем не менее сравнительно четко обозначил такие важные вехи социального (в том числе и социологического) знания и познания, как важность учета конкретного общественно-исторического окружения познающего субъекта и выдвижения определенных критериев научности полученного знания (общеобязательности и общезначимости его как продукта понимающей интерпретации) и т. д.

В целом же философское и социологическое творчество Д., выработанные им представления о характере, целях, задачах и возможностях познания и понимания социальных явлений и процессов довольно долго служили в качестве исследовательских ориентиров для многих социологов.

Т.Г. Румянцева, В.И. Овчаренко, А.А. Грицанов