Гераклит: новое в понимании первоначала (идея огня)

Поверхностному наблюдателю может представиться, что Гераклит просто примыкает к древнегреческим ионийским философам, во всяком случае, встает рядом с Фалесом и Анаксименом. Ведь он тоже утверждает, что первоначало есть одна из материальных стихий, а именно огонь. Но огонь у Гераклита в еще большей мере символ, чем Фалесова вода, огонь есть символ всеобщей стихии, даже стихийности. Как убедительно показано в историко-философской литературе, Гераклит избирает именно огонь, потому что благодаря этому символу возникает образ более живого, динамического первоначала. Предшествующие же философы пришли к тому, что во имя спасения идеи первоначала его нужно объявить не подверженным изменениям.

Для Гераклита важно, что избранное им первоначало позволяло выйти к космической целостности мира. Кстати, здесь он имел все основания опереться на предшественников, в частности на Анаксимандра. Последний утверждал, что где-то и когда-то "из первоначального огня" рождались светила, планеты. Предполагалось, что из первоогня возникла и сама Земля.

"Обращения огня: сначала море; а [обращения] моря — наполовину земля, наполовину — престер [дутель]" — так Климент Александрийский передает мысль Гераклита, комментируя ее: ".. .под действием управляющего всем логоса и бога огонь превращается через воздух в жидкость, как бы семя упорядоченного космоса, которое он называет морем" (53; 220), Иными словами, "огненное" первоначало помогало объяснить и происхождение Вселенной, и постоянное взаимодействие стихий, элементов. В умозрительной догадке древних относительно огня есть нечто, сохранившееся в последующей космогонии, в которой нередко воспроизводилась идея о планетах как остывших — а некогда раскаленных, огненных — телах.

Образ огня у Гераклита, как оказалось, был по-своему перспективным. Но особенно важной была решимость древнего мыслителя истолковать "огненное" начало как космогоническое, космопроизводящее. Огонь в качестве первоначала был по-своему удобен и для того, чтобы получить принцип объяснения не только космогонических, но и всяких других, а именно, общеприродных явлений. Причем объяснить их ссылками на чисто природные, материальные основания. Как, скажем, объяснить взаимопревращение стихий Апелляция к огню или просто "включение" огня во взаимопревращение материально-телесных процессов позволяет Гераклиту дать довольно убедительные объяснения.

Вот, к примеру, один из фрагментов Гераклита, где речь идет об истолковании космических и физических процессов: „Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий" (51; 217). Таковы типично гераклитовский образ космоса и главная "парадигма" космогонии: всегда существовавший первоначальный огонь то разгорается, то погасает, и тем самым обеспечивается непрерывность рождения и исчезновения в мире природы. Или возьмем такой гераклитовский образ: огонь — это нужда, недостаток и избыток (55; 223). Но у Гераклита огонь как символ включает и социально-нравственные оттенки, становится неким "воздающим" началом. Что-то подобное, вспомним, было уже у Анаксимандра и Анаксимена: у них некоторые космогонические, космологические фрагменты стали включать в себя идеи воздаяния, наказания. Та же мысль, но уже более отточенная, ясная, есть и у Гераклита, толковавшего огонь и как природную, и как нравственную силу. "Всех и вся, нагрянув внезапно, будет Огонь судить и схватит", — свидетельствует Ипполит, прибавляя: "...Гераклит полагает, что огонь — единственный элемент и что из него возникла Вселенная. Потому-то он и пугает нас, и грозит, что некогда Вселенная будет испепелена, поскольку она разложится в то, из чего возникла" (82; 239). (Для XX в. угроза "испепеления" Вселенной оказалась вполне реальной.) Огонь в истолковании Гераклита есть нечто вроде судьбы, которая несет с собой какое-то воздаяние, пусть и не устанавливая космическую "справедливость" (на что вроде бы "намекают" некоторые переводы гераклитовых фрагментов), но все же предполагая некую "заимообразность" [= "за счет другого"] (28; 201), т.е. внутреннюю взаимозависимость или, употребляя современный термин, обратную связь происшедшего, содеянного и их последствий.

Итак, везде огонь: все — от огня, из огня, из-за него. "Всем этим правит Перун", — так передает доксограф Ипполит слова Гераклита, разъясняя: "Перуном" же он называет вечный огонь. Он называет его нуждой и избытком" (79; 237). Продолжается и усиливается логическая линия "развертывания" некоего абстрактного, но вездесущего, всеохватывающего первоначала. Но у Гераклита есть и существенное приращение мысли: он уже довольно четко различает три "единства". Во-первых, выделяется природа в целом как носительница всего, что есть, всего, что возникает и исчезает, огромного, необозримого множества всего существующего. Во-вторых, выделяется и становится "предметом мысли" огонь как первоначало. "Раскол" и единство первого и второго — природы в целом и первоначала — уже более или менее традиционны для древнегреческого философствования. Но как из природы, так и из огня Гераклит, в-третьих, выделяет — не отрывая от них, но все-таки отличая — то, что называет логосом. Буквально это означает "слово". Но понятие логоса у Гераклита приобретает особый вид.