БЕЛЫЙ Андрей (псевд. Бориса Николаевича Бугаева)

(14(26).1О. 1880, Москва - 8. 01. 1934, Москва) - философ, теоретик символизма, поэт, публицист, литературовед, заложивший основы новой науки - ритмологии. Род. в семье математика Бугаева, декана физико-математического ф-та Московского ун-та. Учился на естественном отд. физико-математического ф-та, а затем на филологическом ф-те Московского, ун-та. Уже в первой журнальной статье "Певица" (1902) Б. противопоставил плоско-геометрическому пониманию жизни ее глубинное, временное, религиозно-эстетическое видение. Живое творчество жизни лежит в основании всех форм знания и творчества - это центральная идея Б., к-рой он придерживался на протяжении всей своей деятельности. Живая жизнь есть жизнь, "в которой расплавлена, как в свободе, необходимость, или это есть жизнь, из которой необходимость изъята вовсе" (Арабески. Книга статей. М., 1911. С. 216). В противоположность литературному символизму, объявившему себя новой школой в поэзии, Б. формулирует иные задачи символизма: "...теория символизма будет не теорией вовсе, а новым религиозно-философским учением, предопределенным всем ходом западноевропейской мысли" (Символизм. Книга статей. М., 1910. С. 140). Кризис европейской цивилизации, утверждал он, преодолим радикальной постановкой нового взгляда на сферы творчества, знания, сознания. Выдвижение на первый план проблемы сознания, характерное для рус. религиозно-философского возрождения нач. XX в., реализовывалось по-разному. Б. выбирает путь не богословствования, а "софийности", связанный с разработкой религиозного гнозиса, имеющего целью преодолеть антиномии между теорией знания и религиозным опытом. Лишь этот путь дает возможность преодолеть разрыв между верой и знанием, созерцанием и действием, свободой и необходимостью. Он имеет целью понимание знания как "веденья", в к-ром мысль действует по законам свободы. Формирование "учения свободной мысли" связывается Б. с решительным пересмотром проблемы сознания в предшествующей философии. Co-знание как "связь знаний" новоевропейская рационалистическая философия рассматривала как статику, где "со" утверждалась как форма мысли (трансцендентальное единство апперцепции  у И. Канта). Прежний рационализм мыслился как "методологический", где "метод" понимался как прием обработки научных данных. Отсюда господствующее положение науки и сведение философии к научно-позитивному типу знания. Философ-символист, заявляет Б., берет на себя задачу сбросить познавательные предпосылки сознания и с помощью внутреннего знания (мудрости) пробиться через механические градации методов, форм, систем к истокам живой мысли. Процесс "сбрасывания" познавательных форм Б. называет "эмблематизацией смысла". В связи с этим необходим новый тип рациональности, связанный с раскрытием в нас внутреннего пути мысли. Лишь с осознания этого "пути мысли" как самосознания сознание превращается в живое, человеческое мышление, обретая историю и лик. Динамика живой мысли выявляется не в формально-логических законах, но в ритмико-стилистических закономерностях зримо-музыкальных мыслеформ. Открытие внутреннего пути мысли начинается с осознания ее онтологических, софийных основ. Философия родилась как эрос, устремленность к мудрому знанию, Софии. Сузив же сферу мысли рассудочным знанием, совр. философия, по Б., отрезала мысль от ее живого источника: "...в ней очищенный разум, или кантовский разум... кидается в пропасти безбытийного смысла" (На перевале. Т. 3. Кризис культуры. Пб., 1920). Поэтому ссохшаяся склеротическая мысль не способна осмыслить проблемы истины, смысла и человеческого бытия: "...если знание есть еще и знание смысла жизни, то наука еще не знание" (Символизм. С. 56). Попытка же вывести мировоззрение из системы точных наук привела к тому, что мир истолковывается не универсально, но специальным образом, "философию как специальную науку превращали в разное время в историю философии, социологию, психологию и даже термодинамику; это происходило потому, что в разное время разные методы частных наук давали ответы на вопросы о смысле жизни" (Символизм. С. 53). Усилия Б. раскрыть личностно-творческие, бытийственные основания всех форм жизни, знания и творчества приводят его к убеждению, что "смысл жизни  не в объекте ее, а в объективируемой личности... Творчество жизни есть тайна личности: объективные цели жизни (созидание науки, искусства, общества) - внешние эмблемы творческих тайн, переживаемых лично. Умение жить есть индивидуальное творчество, а общеобязательные правила жизни - маски, за которыми прячется личность" (Арабески. С. 215). Совр. искусство и философия раскололи целостность человеческого "Я" на чувственного сенсуалиста и методологического рассудочника. История живого, целостного человека, по мнению Б., начинается лишь с осмысления его как существа духовного. В раскрытии духа как заданной полноты всечеловечества реализуется живой, творческий смысл жизни человека,  считал он. Критикуя прежний рационалистический подход к пониманию сознания, он вместе с тем резко критиковал догматизм христианской церкви. Вера в "неразумного" Бога мертво-обрядовой церкви не способна раскрыть духовный импульс, заложенный в учении Христа. "Нигде, - отмечал он, - революционный пафос не достигал такой напряженности, как в тех нападках, которыми новое религиозное сознание  обрушивается на историческую церковь. Неудивительно, что в стремлении доказать религиозную правду своих идей они должны обратиться к свободному человеческому сознанию. Они берут человека, и только человека, независимо от национальных и классовых предрассудков" (Социал-демократия и религия // Перевал. М., 1907. № 5. С. 28). Христианское учение словами апостола Павла "Не я, но Христос во мне" раскрепостило человеческое "Я", открыв ему путь бесконечного совершенствования. Символические устремления Б. к созданию учения живой жизни, мысли, сознания и культуры совпали с основными положениями антропософского учения Р. Штайнера, с к-рым он познакомился в 1912 г. в Германии. Говоря о влиянии Р. Штайнера, он отмечал, что его символизм стал лишь еще "символичнее". Эволюцию своих взглядов после знакомства с антропософией Б. определил как переход от "идеи организации знания в органику организации". В работах "Кризис жизни", "Кризис мысли", "Кризис культуры", "Кризис сознания", "Лев Толстой и кризис сознания", написанных Б. в 20-х гг., раскрывается органика живой мысли сознания как культуры мысли. Оторванная от религиозного корня культура, по Б., становится распутной и беспутной. Лишь в раскрытии всечеловеческой, универсальной целостности человек реализует стремление к истине, добру и красоте, обретая смысл и путь жизни. В личностном пути жизни Б. стремился не к одномерности, последовательности и доказательности, но к раскрытию своего "Я" в многоликости творчества. Попытка уложить его в "прокрустово ложе" только писательской деятельности всегда вызывала в нем бурный протест: "Осуществленная моя жизнь писателя - лишь одна из возможностей для себя,  к себе, как к писателю, относился рассеянно, нехотя, с юмором: иногда - с явной злостью" ("Я". Эпопея // Записки мечтателей. М., 1919. № 1. С. 45). Стремясь к духовному преображению жизни, Б. активно работал на общественном поприще. Он был председателем Ленинградской и Московской Вольно-философской ассоциации; председателем Вольно-философской ассоциации в Берлине (1921-1922), председателем теоретического отдела ин-та театральных знаний в Ленинграде (1920), лектором и консультантом Пролеткульта (Москва, 1918-1919), сотрудником Отдела охраны памятников старины (1919).