ОЦЕНКА

- философская категория, обозначающая аксиологическое отношение человека ко всему нормативно представленному многообразию предметных воплощений человеческой жизнедеятельности и возможностям их познавательного и практического освоения.

Анализ О. выявил к настоящему времени ее органическую связь с внутренним миром индивидов, историческую вариативность и сложную взаимозависимость со всеми атрибутивными характеристиками родовой жизни людей. Без О. не обходится ни один индивид, независимо от того, живет ли он обыденной жизнью или вовлечен в интенсивный поиск духовных основ бытия. В той или иной степени феномен О. исследуется в психологии и логике, этике и эстетике, юриспруденции и социологии, исторической науке и культурологии, но нигде в целостном виде. Именно этими обстоятельствами объясняется крайняя разноречивость в теоретическом понимании О. в философии: природу, функции и назначение О. разные философы связывают с отражением, познанием, практикой, с социальными отношениями, с обреченностью индивидов на свободу, с прескриптивным языком, эмотивностью суждений и т. д. В этих условиях настоятельной необходимостью становится целостное понимание О., возможность для которого открывается на почве аксиологии. Для этого важно осмыслить природные предпосылки феномена О., своеобразие его становления, принципиальное отличие двух исторически сменяющих друг друга типов оценочного отношения к действительности и его современные тенденции.

Непосредственной природной предпосылкой О., сложившейся в процессе биологической эволюции, является эмоция, особый психо-физиологический механизм, удерживающий жизненные процессы в их оптимальных пределах и закрепляющий правильность и полноту совершающегося акта, его соответствие исходной потребности (П. Анохин, Э. Гельгорн, Дж. Луфборроу). Структуру эмоции образуют следующие взаимосвязанные процессы: 1) мгновенная интеграция как внешних, так и внутренних раздражителей; 2) в зависимости от характера внешних воздействий и степени готовности внутренних механизмов выбор ответной реакции становится альтернативным, обретая либо положительную чувственную окраску (чувство приятного, удовольст. вие, спокойствие), либо отрицательную (страх, тревога, тоска); 3) благодаря механизму обратной связи происходит нарастающее усиление одного из модусов элементарной чувствительности (желание становится неукротимым, страх превращается в ужас и т. д.), что придает этому модусу форму опережающего отражения - эмоционального представления, выраженного в языке тела и адресованного вовне; 4) благодаря нейрофизиологическим механизмам возбуждения и торможения выраженная изнутри готовность к действию превращается в направленный поведенческий акт (например, бегство), длительность которого определяется сохранением эмоции.

В процессе антропосоциогенеза все эти природные механизмы трансформируются. Вначале, кроме сохраняющихся природных эмоциональных реакций, складывается дополнительностная эмотивная система, форму которой начинают определять созидание и последующее освоение элементарной культуры (орудий и продуктов труда), первичная социализация индивидов и интенциональный язык. Вторичную эмотивную систему структурируют задержанная интеграция внешних (социальных) и внутренних (природных) воздействий; нормативно признаваемый или осуждаемый общиной выбор альтернативной реакции, порождающий целую гамму социальных чувств (признательность и жестокость, заботу и равнодушие, симпатию и антипатию); пробуждающееся осознание предпочтительной значимости того социального чувства, которое сильнее всего соответствует ожиданиям общины и жизненной ситуации (интуитивное представление), наконец, побуждение к социально ориентированному действию и его актуализация. Механизм оценочного отношения к действительности вырастает на этом сплетающемся природном и социокультурном основании, но обретает развитый вид только с того времени, когда складывается устойчивый ритм опредмечивания-распредмечивания, когда социальное интериоризируется, а интенциональный язык становится достаточно дифференцированным, т. е. способным регулировать отношения людей к природе, друг к другу и к культуре. С этого времени оценочное отношение становится и несводимым к эмоциям и не представимым без них.

Этнографический материал, относящийся к племенам, сохраняющим первобытные традиции и обычаи, в сопоставлении с эмпирическими данными о жизни современных народов и наций позволяет разобраться в тождестве и существенных различиях двух типов оценочных систем - первобытной и цивилизационной. 1. Исходным основанием, на котором вырастает О., всегда является аксиологическое отношение, но ее универсальный масштаб и конечная цель в первобытности задается пользой, в условиях цивилизации - ценностью. 2. Субъектом О. всегда был и остается индивид, но в первобытности это - индивид, еще не обособившийся в своих потребностях и предпочтениях от общины и рода, а в условиях цивилизации - уже осознающий наличие, кроме общественных, еще и собственных личностных интересов. 3. Объектом О. всегда выступает предметность (природные вещи, преобразуемые в предметы культуры; поступки, мотивы и цели индивидов в их предметной значимости; содержательная сторона людских мнений и суждений, традиций и норм). Но функциональный смысл и основное назначение О. в первобытности ориентированы на минимизацию различий между индивидами в их отношении к продуктам совместной жизнедеятельности, а в условиях цивилизации, напротив, - на максимизацию таковых и их стимуляцию или регулирование со стороны социальных общностей и институтов. 4. Оставаясь всегда элементом (и всеобщим средством организации) проективной реальности, О. сама по себе недостаточно эффективна и нуждается во внешних усилителях. В первобытности единым и единственным средством, регулирующим силу и широту сферы действия О., была норма, вырастающая из О., но превращающаяся в эталон на основе коллективного признания и опыта реализации. В условиях цивилизации складывается целая система способов и средств, предназначенных для увеличения эффективности О. - кроме качественно специфицированных (политических, юридических и иных) норм, в этой же роли выступают теперь идеи и идеалы, правила и стандарты, принципы и законы.

Современная ситуация вносит в картину оценочных отношений и оценочной практики новые, и притом радикальные, изменения. Еще в XIX в. большинство мыслителей склонялось к представлению об однолинейности эволюции в этой области. Многим ученым казалось, что на смену оценочной системе старого типа, ведущее место в которой занимал сакрализированный уровень О., постепенно, но неуклонно приходит новая, секуляризированная система. Действительность, однако, оказалась гораздо более сложной. Прежде всего, в основании оценочной системы XX в. впервые конституируются сразу четыре конкурирующие друг с другом ценностные модели. К. Манхейм называет их системами О. либерализма, социализма, христианства и фашизма, связывая с их противоборством кризис О., т. е. исчезновение общепринятого или хотя бы тяготеющего к нему представления о наилучшей организации жизни людей и углубляющееся несовпадение О. буквально по всем вопросам теории и практики совместной жизни людей. И хотя политический разгром фашизма и распад системы социализма породили к концу XX в. эйфорию победы либерализма и даже идею "конца истории" (Фукуяма), в действительности сами ценностные модели как духовные основания разнородных оценочных систем, конечно же, не исчезли, а лишь трансформируются на наших глазах.

Радикальные изменения коснулись и субъекта оценочной жизнедеятельности. Если судить о тенденции этих изменений на примере западной цивилизации, то их существо выразилось в признании преобладающей роли индивида среди всей совокупности частных субъектов оценочной активности. Противоречивость этой ситуации схватил и метафорически выразил Ортега-и-Гассет в образе "восстания масс": суверенитет индивида укоренился в сознании заурядных людей, людей без индивидуальности, которые "во все лезут и всегда с насилием". Концентрированный смысл этих изменений обнаруживается в кризисе морали и ее универсального образца - "золотого правила" нравственности. Евангелическое увещевание "Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними", ставшее в XIX в. максимой кантовского категорического императива, в XX в. все более превращается в благое пожелание, утрачивающее всеобщую нормативную силу и действительный оценочный смысл. На теоретическом уровне этот сдвиг выразился в переходе мыслителей от этики к метаэтике. Зародившись в первые годы XX в. (Дж. Мур) и представив в ходе последующих модификаций промежуточные варианты радикального (А. Айер, Р. Карнап) и умеренного (И. Стивенсон) эмотивизма, метаэтика вступила в свою новейшую стадию, наиболее четко выраженную Р. Хеаром. Основной методологический принцип метаэтики - ее изначальный выход за пределы одной лишь морали в сферу понятий "добра вообще", "императива вообще", "правильного вообще", т. е. в сферу широко понятой аксиологии. Универсальным языком аксиологии и моральным языком, в частности, по Хеару, является прескриптивный язык, отвергающий претензию на истинность и придающий О. характер приказа или рекомендации. И в том и в другом варианте речь идет о способности О. непосредственно влиять на выбор и решения человека, т. е. ориентировать на будущее напрямую, не обращаясь за санкцией к сакральной сфере. Между теоретическим поиском метаэтики и повседневностью с ее "недовольством культурой" (3. Фрейд), "восстанием масс" и квалификацией XX в., как "века толп" (С. Московичи); между кажущейся непонятностью успеха тоталитарных режимов и дискредитацией командных методов управления - между этими и иными амбивалентными процессами со всей их собственной сложностью и разнонаправленностью просвечивает во многом еще неясная стихийная корреляция в сфере ценностей и О. Снижение нормативной силы О. как максимы "всеобщего закона" и усиление рекомендательного смысла О. как таковой, конечно, влияют на кризис О., но, с другой стороны, открывают и новые перспективы: возрастающая гамма модальностей О. (хорошее, недостаточно хорошее, допустимое, нейтральное, бездоказательное и т. д.) позволяет идти к соглашению гораздо более широким фронтом, чем когда бы то ни было.

Существенные перемены происходят ныне и в отношении предметного содержания оценочных суждений. Показательна в этом отношении ситуация с О. научных суждений. Образ науки на всем протяжении нового времени вплоть до XX в. оставался эталоном строгости, точности и объективной истинности научных суждений. Первые симптомы перемен появились, правда, еще в конце XIX в. в связи с необходимостью различить науки о природе и о культуре. Но науки о природе и после этого остались образцом приверженности всех ученых к одним и тем же оценочным стандартам. В XX в. центральной проблемой становится несогласие между учеными в науке как таковой. Вначале периодические вспышки разногласий оценивались философами науки в качестве временных и преходящих. Затем обнаружился факт приверженности ученых существенно различающимся методологическим правилам и оценочным стандартам. И, наконец, в последние десятилетия масштабы насыщения науки полемикой, многозначность истолкования одних и тех же фактов и разноречивость в понимании самой "фактичности" стали настолько впечатляющими, что практически вся наука стихийно оказалась в сфере действия аксиологической проблематики, от которой она решительно открещивалась еще в XIX в. Причем одни ученые (например, Т. Кун) считают ситуацию возрастания разногласий нормальной и свои усилия направляют на поиск все более полного набора критериев, достаточных для квалификации некоторой теории в качестве "хорошей" (точность, непротиворечивость, простота, преде казательная сила, широта применения и т. д.); другие же, например Л. Лаудан, считают эту ситуацию кризисной, а само будущее науки связывают с поиском консенсуса и обязательным учетом различных аксиологий.

Анализ перемен, происходящих ныне в оценочной сфере, позволяет сделать вывод о том, что О. все более становится универсальным способом углубляющейся аксиологизации родовой жизни, показателем возрастающей релятивности ценностных разграничений между людьми и формой концентрации внимания индивидов вокруг наиболее значимой для современной эпохи проблемы будущего как такового.

В. И. Плотников