МЕТАФОРА В СОВРЕМЕННОЙ НАУКЕ

В наши дни изучение М., по мнению Н.Д. Арутюновой, становясь все более интенсивным, захватывает новые области знания — философию, логику, психологию, герменевтику, литературоведение, теорию изящных искусств, семиотику, риторику, лингвистическую философию, разные школы лингвистики. Интерес к М. способствовал консолидации этих направлений, следствием которой стало формирование когнитивной науки, занятой исследованием разных сторон человеческого сознания. Сегодня, считает Н.Д. Арутюнова, центр тяжести в изучении М. переместился из филологии, где превалировал анализ поэтической М., в область изучения практической речи и в сферы, обращенные к мышлению, познанию и сознанию, к концептуальным системам и моделированию искусственного интеллекта. В М. стали видеть ключ к пониманию основ мышления и процессов создания не только национально-специфического видения мира, но и его универсального образа. Необычайно широкое распространение М. привело к тому, считает Н.Д. Арутюнова, что создалось мнение о ее всемогуществе, всеприсутствии, вседозволенности, сыгравшее отрицательную роль, ибо оно отодвинуло на задний план те ограничения, которые существуют в употреблении М. А это привело к размыванию границ самого этого понятия: М. стали называть любой способ косвенного и образного выражения смысла в художественном тексте, живописи, кино, театре. Н.Д. Арутюнова раскрывает противоречивый характер использования М. в обыденной и деловой речи. При обращении к практической речи бросается в глаза не всеприсутствие М., а ее неуместность и даже недопустимость в целом ряде функциональных стилей: несмотря на семантическую емкость М., ей нет места в языке телеграмм. А в «телеграфном стиле» художественной прозы она появляется. М. содержит точную и яркую характеристику лица. Удачная М. помогает воспроизвести образ, который не дан в опыте. Интуитивное чувство сходства играет важную роль в практическом мышлении человека и отражается в его повседневной речи. В этом, подчеркивает Н.Д. Арутюнова, заключается неизбежный и неиссякаемый источник метафоры «в быту». Человек не только идентифицирует индивидные объекты (узнает людей), но и улавливает общность между конкретными и абстрактными объектами. В этих случаях человек не столько открывает сходство, сколько создает его. Н.Д. Арутюнова делает парадоксальный вывод: М. не нужна в практической речи, но одновременно и необходима ей, ибо всякое развитие начинается с творческого акта. Акт метафорического творчества лежит в основе многих семантических процессов — развития синонимических средств, появления новых значений и их нюансов, создания полисемии, развития систем терминологии и эмоционально-экспрессивной лексики. Без М., считает она, не существовало бы лексики «невидимых миров» (внутренней жизни человека), зоны вторичных предикатов, характеризующих абстрактные понятия. В философии отношение к М. можно рассматривать как «основной вопрос», разделяющий большинство философов на два непримиримых лагеря. Рационалисты и позитивисты — яростные противники использования М., они приравнивают ее применение в научных трудах к совершению преступления. Фр. Ницше настаивал на принципиально неустранимой метафоричности познания. Э. Кас-сирер рассматривал метафорическое «освоение мира» как противоположность дискурсивному мышлению. X. Ортега-и-Гассет в работе «Две великих М.» говорил о М. как об орудии мысли, позволяющем достигнуть самых отдаленных участков концептуального поля. М., подчеркивал он, удлиняет «руку» интеллекта, ее роль в логике подобна удочке или винтовке: она, не раздвигая границы мыслимого, «обеспечивает доступ к тому, что смутно виднеется на его дальних рубежах. Без М. на нашем ментальном горизонте образовалась бы целая зона, формально подпадающая под юрисдикцию нашей мысли, но фактически неосвоенная и невозделанная». М. оказывается эффективным эвристическим приемом в научном познании. Речь идет не о популяризации научных истин, а именно о процессе получения нового знания, о механизмах научного творчества. Так, крупнейший русский математик XX в. Н.Н. Лузин для наглядной демонстрации эвристических возможностей программ обоснования математики, предложенных различными учеными, начиная с Э. Цермело и кончая Л.Э.Я. Брауэром, воспользовался М. «демон Максвелла». Дж. К. Максвелл выдвинул гипотезу, воспринимающуюся с трудом. Ее суть: пусть существует воображаемое существо, которое, сидя у перегородки, разделяющей сосуд с газом, пропускает в одну сторону сосуда молекулы с большой скоростью, а в другую — с малой; в итоге в сосуде без затраты работы одна половина будет горячей, а другая — холодной. Максвелл изложил эту гипотезу в письме к физику П. Тэту, который сразу же нашел блистательный образ — М. «демон Максвелла». И несмотря на то, что сам Максвелл всячески открещивался от такого «детища», предлагая называть это мысленное существо просто «клапаном», М. пошла гулять по свету и жить своей собственной жизнью. Н.Н. Лузин, анализируя взгляды творцов современной математики, отметил: каждый из них исходит из определенной концепции возможного, за пределами которых область математики кончается. Если по аналогии с «демоном Максвелла» приписать область возможного у каждого автора сфере действия такого же воображаемого существа, то получается «демон Брауэра», «демон Бэра», «демон Бореля», «демон Лебега», «демон Цермело». Причем «демон Брауэра» жестко ограничивает сферу математики только конструктивными объектами, отвергая закон исключенного третьего, а «демон Цермело» — вообще не накладывает на нее никаких ограничений. Э. Зенси предлагает рассматривать энтропию как базисную М., а следовательно, метафорически «прочесть» второй закон термодинамики и распространить его на различные области знания. М. Минский, рассматривая связь М. и теории фреймов, подчеркивал, что М. образует непредсказуемые межфреймовые связи большой эвристической силы, обеспечивающие концептуализацию определенного фрагмента действительности по аналогии с уже сложившейся системой понятий. В компьютерной М. естественный интеллект рассматривается по аналогии с вычислительным устройством. Возник и обратный процесс: компьютерная М. оказала большое влияние на исследования естественного интеллекта в психологии уже по аналогии с архитектурой компьютера. Сегодня уже эксплуатируется термин «социальная М.». Б.М. Ве-личковский считает: в будущем могут появиться новые метатеоре-тические М., вероятно выдвижение социальной (или организационной) М., основанной на анологии между организацией интеллекта и жизнью сложных социальных образований, таких, например, как государство или крупный университет. Смена научной парадигмы всегда сопровождается сменой ключевой М., вводящей новую аналогию. Такое расширение области применения М. ставит вопрос о ее природе в новом свете: в какой области научного знания или культурологии должно осмыслить ее статус? В.В. Петров обращает внимание на то, что невыясненной остается наиболее фундаментальная проблема — является ли М. языковым, дискурсивным или концептуальным образованием? Оценивая итоги разработки учения М., В.В. Петров пишет: «В результате более чем тридцатилетнего активного изучения М. мы имеем значительное число несоизмеримых и соперничающих между собой подходов. Они различаются как своими «дотеоретическими» базами данных, так и конечными целями. Нельзя сказать, что теперь мы хорошо понимаем, что такое М. Скорее мы гораздо сильнее сознаем глубину и фундаментальность этой проблемы. Несмотря на многочисленные исследования, остается еще слишком многое неясным и неизвестным. В общем, в этой золотой жиле — М. — осталось еще много самородков и самые крупные еще не найдены». И сегодня, в работах представителей новой, или общей, риторики (разрабатываемой с конца 50-х гг. XX в., в первую очередь во Франции и Бельгии), М. уделяется огромное внимание. Лит.: Арутюнова Н.Д. Метафора // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990; Ее же. Метафора и дискурс // Теория метафоры. — М., 1990; Ее же. Языковая метафора // Лингвистика и поэтика. — М., 1979; Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора: Словарь.— М., 1995; Баранов Г.С. Научная метафора: Мо-дельно-семантический подход. В 2-х частях. — Ч. 1. — 1992; Ч. 2. — 1993; Беркенлит М.Б., Чернавский А.В. Построение движения и метафора интеллекта // Компьютеры и познание: Очерки по когитологии. — М., 1990; Бессонова О.М. Очерк сравнительной теории метафоры // Научное знание. — Новосибирск, 1987; Борхес Х.Л. Метафоры «1001 ночи» // Борхес Х.Л. Письмена бога.— М., 1992; Величковский Б.М. Когнитивная наука и психологические проблемы изучения интеллекта // Компьютеры и познание: Очерки по когитологии. — М., 1990; Гусев С.С. Наука и метафора. — Л., 1984; Кулиев Г.Г. Метафора и научное познание. — Баку, 1987; Матросов В.Л. Язык и метафора // Логика и язык. — М., 1985; Никитин М.В. О семантике метафоры // Вопр. языкознания.— М., 1979.— № 1; Общая риторика. — М., 1986; Ортега-и-Гассет X. «Табу» и метафора // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. — М., 1991; Панов М.И. Риторика от античности до наших дней // Антология русской риторики. — М., 1997. — С. 59—63; Панов М.И. Эта неуловимая метафора (Обзор) // Философия в СССР: Реферат, журн. — М., 1991. — № 5; Петров В.В. Метафора: От семантических представлений к когнитивному анализу // Вопр. языкознания. — М., 1990. — № 3; Петров В.В. Научные метафоры: Природа и механизм функционирования // Философские основания научной теории. — Новосибирск, 1985; Теория метафоры: Сб. переводов.— М., 1986; Телия В.Н. Метафора как проявление принципа антропоцентризма в естественном языке // Язык и логическая теория. — М., 1987; Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. — М., 1989; Якобсон Р. Избр. работы. — М., 1985. М.И. Панов