“РАБОЧИЙ. Господство и гештальт”

“РАБОЧИЙ. Господство и гештальт”
    “РАБОЧИЙ. Господство и гештальт” (Der Arbeitet Herrschaft und Gestalt, 1932) — основное философско-историческое произведение Э. Юнгера; оно образует тематический стержень двух других эссе Юнгера — “Тотальная мобилизация” (1930) и “О боли” (1934). Книга не является политическим манифестом, а представляет собой формулировку нового опыта действительности, который впервые открылся в переживании 1-й мировой войны как события, определяющего эпоху. По словам Юнгера, он хотел “показать гештальт рабочего как действенную величину, которая уже могущественно вмешалась в историю и повелительно определяет формы изменившегося мира” (предисловие). Происходящее изменение носит не столько мировоззренческий, сколько субстанциальный характер, который может быть свойственен только безусловной “революции гештальта”.
    Концепция “гештальта”, которая испытала определенное влияние культурфилософии Шпенглера, а также интуиции гештальтпсихологии и “психологии целостности”, в “Рабочем” имеет совершенно особые черты. Гештальт определяется как “целое, которое охватывает больше, чем сумму своих частей”. Рабочий как гештальт не является ни понятием, т. е. абстракцией, ни отдельным человеком. Скорее, это метафизическая величина, родственная платоновской идее или гётевскому первофеномену, которая лежит в основании видимости феноменального мира как нечто невидимое и накладывает на человека отпечаток, превращая его в “тип”, или рабочего. В исторической перспективе тип сменяет собой “бюргера”, или “индивида”, который был не способен достичь подлинного господства и порядка. Гештальт рабочего, выходя за рамки экономических, социальных и политических категорий, мыслится поэтому как стержень новой иерархии героических ценностей, воздвигаемой на месте разрушенных ценностей бюргерской эпохи.
    Для людей “нового склада” (“человечество”, “раса”), репрезентирующих гештальт рабочего, работа перестает быть одной из форм существования и становится решающим стилем жизни, которому соответствует новая техническая действительность мира. Юнгер отвергает традиционный взгляд, согласно которому техника есть либо инструмент безграничного прогресса, либо волшебная сила, вырвавшаяся из-под власти ученика чародея. Скорее, сущность техники он видит в том “способе, .каким гештальт рабочего мобилизует мир”. В этом процессе складывается “тотальный рабочий характер” всего действительного, предполагающий распоряжение и господство планетарного размаха, осуществлять которое может только рабочий, поскольку техническими средствами он пользуется как своиморганом (языком). Высшей степени технического совершенства соответствует кентаврическое единство механического и органического, включенность человека в машину, обозначаемая как “органическая конструкция”. Под ее знаком стоят такие сферы человеческой активности, как производство, транспорт и управление. В ходе формирования тотального мира работы теряют свою значимость основные политические принципы 19 в., социализм и национализм; либеральную, или национальную, демократию сменяет рабочая демократия, в которой происходит слияние общества и государства; на место общественного договора ставится рабочий план. Все это, однако, является для Юнгера лишь признаками некоего переходного состояния, которые указывают на наступление планетарного господства гештальта рабочего.
    К наблюдениям и формулировкам “Рабочего” Юнгер не раз возвращался в своих послевоенных эссе “Через линию” (1950), “Лесной путь” (1951), “У стены времен” (1959) и “Заметки к “Рабочему”” (1964). Центральная в “Рабочем” идея технической революции впервые позволила по-настоящему поставить вопрос о технике, что явилось решающим импульсом для философии Хайдеггера после “поворота”.
    А. В. Михайловский

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.