ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ

ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ
— филос. интерпретация наиболее общих оснований, границ и возможностей политики, соотношения в ней объективного и субъективного, закономерного и случайного, сущего и должного, рационального и внерационального. Вопрос об основаниях политики имеет ту трудность, что эти основания различны на Востоке и на Западе, в традиционном и современном обществах. На Востоке, как и в традиционном мире вообще, основным вопросом политики является вопрос об обеспечении общественного порядка и ограждении общества от хаоса. Как обеспечить порядок, стабильность и преемственность — вот проблема традиционной политической философии. В модернизированных обществах Запада делается акцент не на порядке вообще, а на способах обеспечения демократического порядка. Вместо дилеммы «порядок или хаос», обсуждается дилемма «демократический или авторитарный порядок».
Т.о., если на Востоке политика выступает как процедура обеспечения порядка, носители которого заранее известны (т.к. речь идет о наследственной власти и сословном закреплении общественных функций), то на Западе — как процедура открытия того, кому (какой партии, президенту и т.п.) предстоит управлять на основе мандата доверия, полученного от избирателей. В философско-методологическом смысле это означает, что политический мир на Востоке «подчиняется законам жесткого «лапласовского» детерминизма, тогда как на Западе — стохастическим принципам, включающим риск и неопределенность не в качестве отклонения и эксцесса, а в качестве правила.
Наряду с этой дилеммой предопределенного — неопределенного (стохастического) Ф.п. занимается и традиционной философской дилеммой — номинализм — реализм. Политический мир на Востоке раскрывается в парадигме «реализма» — примате общего над индивидуальным. Вне такого примата не может быть решена главная проблема — торжество порядка над хаосом. Политический мир на Западе раскрывается в парадигме номинализма: если избиратели вместо того, чтобы вести себя как автономные индивиды, самостоятельно делающие свой выбор, будут всего лишь отражать коллективную групповую (классовую) сущность или волю, то политический процесс утратит характер процедуры открытия, т.к. в этом случае большинство и меньшинство будут заранее известны. Наконец, Ф.п. решает вопрос о статусе политического и мере его автономии по отношению к др. сферам общественной жизни. В парадигме базисно-надстроечного детерминизма политика не имеет самостоятельного значения. Это экономикоцентристское предубеждение характерно не только для марксизма, но и для либерализма. Либеральная классика исходила из того, что гражданский респектабельный образ жизни — это неполитический образ жизни: уважающие себя граждане предпочитают решать свои проблемы самостоятельно, не возлагая на власть особых надежд. Постулаты теории рационализации и модернизации связаны с видением политики как искажающего его, иррационального фактора, нарушающего правила эквивалентного обмена. Политика воспринимается как уловка и прибежище тех, кому нечего предложить другим в рамках обмена и кто сомневается в своих способностях выдержать конкурс естественного рыночного отбора. С этим, в частности, связаны различия вост. и зап. традиций и в оценках политики как таковой, и в оценках «слабых» и «сильных».
На Востоке политика занимает ведущее место в иерархии общественных практик, и слабые, нуждающиеся в защите и покровительстве власти получают признание в духе презумпции «блаженства нищих духом». «Сильные» же находятся на подозрении по причине своих возможностей вести независимое от верховной власти существование и склонности тяготиться ею.
Напротив, на Западе и политика, и те, кто апеллирует к ней в поисках защиты и покровительства, удостаиваются совсем др. оценок — в качестве носителей импульсов, враждебных принципам гражданского порядка и самодеятельности. Отсюда ведет свое происхождение либеральный принцип гос-ва — минимум вмешательства политики в нормальные гражданские отношения.
Еще одно различие статуса политики на Востоке и на Западе может быть проведено по технологическому критерию. На Западе политика со времен Н. Макиавелли выступает как торжество технологического принципа отношения к миру: последний может быть преобразован с помощью политики. В этом смысле политику можно определить как вид рисковой (негарантированной) деятельности, посредством которой люди могут улучшать свои позиции и статус в обществе. Т.о., политика выступает под знаком иначе-возможного — как альтернатива унаследованному и сложившемуся. Прометеев человек Запада, чувствующий себя великим маргиналом Вселенной, природные нормы и ограничения которого ни к чему его не обязывают, дает и политике социоцентричную интерпретацию — это сфера похищенной у богов человеческой свободы.
На Востоке политическое влияние космоцентрично: политика не нарушает космический порядок, а воплощает его в особых, ей свойственных формах. Поэтому политическое законопослушание на Востоке воспринимается не в юридическом, а в космоцентричном аспекте — как следование высшему, сакральному порядку. На Западе человек политический, напротив, представляет собой разновидность технологического человека, имеющего претензию менять мир.
Особая проблема Ф.п. — проблема соотношения политического и неполитического, напрямую связанная с пониманием предмета и объекта политической теории. Ф.п. сталкивается здесь с конфликтом двух парадигм, которые по имени их современных представителей на Западе можно назвать, соответственно, парадигмой М. Фуко и парадигмой Г. Бэккера. Первый полагал, основываясь на традициях фр. этатизма, что власть локализуется в собственно политической сфере и в превращенных формах является нам всюду: в повседневных иерархиях обучающих и обучаемых, управляющих и управляемых, старших и младших и т.п. Поэтому наука о власти, если она не желает быть мертвой иллюзией, должна всюду раскрывать источники властного насилия, нарушающего спонтанность жизни. В этом свете главной проблемой Ф.п. становится вопрос о соотношении формальных и неформальных, легитимных и теневых практик власти. Предметом политической науки, т.о., оказывается властное измерение любых сфер общественной жизни, и сама она выступает как междисциплинарная теория, объединяющая политическую психологию, политическую экономию, этику, демографию, культурологию и т.п.
Совсем иначе предмет политической науки предстает в парадигме Бэккера. Этот представитель чикагской школы склонен расширительно толковать либеральный принцип «гос-во-минимум», полагая, что развитие нормального гражданского общества сопровождается непрерывным поэтапным сокращением прерогатив власти. Здесь, как видим, либеральная традиция смыкается с марксистской, в лоне которой вызрела теория «отмирания» гос-ва и политики.
Характерно, что циклы политической жизни на Западе характеризуются сменой фаз: социал-демократической (кейнсианской), ориентированной на модель «большого» социального гос-ва, что больше отвечает парадигме Фуко, и либеральной (монетаристской), ориентированной на модель «гос-во-минимум», что отвечает парадигме Бэккера. По-видимому, наиболее корректным истолкованием соотношения указанных парадигм был бы принцип дополнительности.
Если отношения политики и экономики можно, с определенных позиций, трактовать как отношения искусственного (умышленного) и спонтанного (самоорганизующегося) порядков, то отношения политики и морали могут быть истолкованы как отношения двух несовпадающих видов рациональности: по цели и по ценности (М. Вебер). В первом случае доминирующим оказывается принцип эффективности (цель оправдывает средства), во втором — аутентичности, «подлинности». Хотя аутентичность труднее верифицировать в опыте, нежели эффективность, в долгосрочном плане критерий нравственной аутентичности, несомненно, «работает» и теоретически и практически.
Характерно, что аналитики, оценивающие перспективы тоталитарных режимов, исходя из принципа политической эффективности, неизменно предрекали им долгую жизнь и преимущества перед «хрупкими демократами». Напротив, те, кто оценивал перспективы режимов, основываясь на критической способности нравственного суждения, оказались лучшими пророками. Субстанциональный (аристотелевский) подход нравственной философии, трактующий политику в терминах естественного блага и неотчуждаемых прав человека, оказывается не менее эффективным, чем функционально-технологический (макиавеллиевский) подход.

Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.

ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ
    ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИКИ — наука о наиболее общих основаниях, границах и возможностях политики, о соотношении в ней объективного и субъективного, закономерного и случайного, сущего и должного, рационального и внерационального. Вопрос об основаниях политики имеет ту трудность, что эти основания различны на Востоке и на Западе, в традиционном и современном обществах. На Востоке, как и в традиционном мире вообще, основным вопросом политики является вопрос об обеспечении общественного порядка и ограждения общества от хаоса. Как обеспечить порядок, стабильность и преемственность — вот проблема традиционной политической философии. В модернизированных обществах Запада делается акцент не на порядке вообще, а на способах обеспечения демократического порядка. Вместо дилеммы порядок или хаос обсуждается дилемма демократический или авторитарный порядок. Т. о., если на Востоке политика выступает как процедура обеспечения порядка, носители которого заранее известны (т. к. речь идет о наследственной власти и сословном закреплении общественных функций), то на Западе политика выступает как процедура открытия того, кому (какой партии, президенту и т. п.) предстоит управлять на основе мандата доверия, полученного от избирателей.
    В философско-методологическом смысле это означает, что политический мир на Востоке подчиняется законам жесткого “лапласовского” детерминизма, тогда как на Западе — стохастическим принципам, включающим риск и неопределенность не в качестве отклонения и эксцесса, а в качестве правила. Наряду с дилеммой предопределенного—неопределенного (стохастического) философия политики занимается и традиционной философской дилеммой номинализм—реализм. Политический мир на Востоке раскрывается в парадигме реализма — примата общего над индивидуальным. Вне такого примата не может быть решена главная проблема — торжество порядка над хаосом. Политический мир на Западе раскрывается в парадигме номинализма: если избиратели вместо того, чтобы вести себя как автономные индивиды, самостоятельно делающие свой выбор, будут всего лишь отражать коллективную групповую (классовую) сущность или волю, то политический процесс утратит характер процедуры открытия, т. к. в этом случае большинство и меньшинство будут заранее известны. Наконец, философия политики решает вопрос о статусе политического и мере его автономии по отношению к другим сферам общественной жизни. В парадигме базиснонадстроечного детерминизма политика не имела самостоятельного значения. Это экономико-центристское предубеждение характерно не только для марксизма, но и для либерализма. Либеральная классика исходила из того, что граждански респектабельный образ жизни — это неполитический образ жизни: уважающие себя граждане предпочитают решать свои проблемы самостоятельно, не возлагая на власть особых надежд. Постулаты теории рационализации и модернизации связаны с видением политики как искажающего, иррационального фактора, нарушающего правила эквивалентного обмена. Политика воспринимается как уловка и прибежище тех, кому нечего предложить другим в рамках обмена и кто сомневается в своих способностях вьщержать конкурс естественного рыночного отбора. С этим, в частности, связаны различия восточной и западной традиции в оценках и политики как таковой, и “слабых” и “сильных” на политической сцене.
    На Востоке политика занимает ведущее место в иерархии общественных практик, а “слабые”, нуждающиеся в защите и покровительстве власти, получают признание в духе презумпции “блаженства нищих духом”. “Сильные” же находятся на подозрении по причине своих возможностей вести независимое от верховной власти существование и склонности тяготиться ею. Напротив, на Западе и политика, и те, кто апеллируют к ней в поисках защиты и покровительства, удостаиваются совсем других оценок — в качестве носителей импульсов, враждебных принципам гражданского порядка и самодеятельности. Отсюда ведет свое происхождение либеральный принцип “государство-минимум” и невмешательства политики в нормальные гражданские отношения. Еще одно различие статуса политики на Востоке и на Западе может быть проведено по технологическому критерию. На Западе политика со времен II. Макиавелли выступает как торжество технологического принципа отношения к миру: последний может быть преобразован с помощью политики. В этом смысле политику можно определить как вид рисковой (негарантированной) деятельности, посредством которой люди могут улучшать свои позиции и статус в обществе. Т. о. политика выступает под знаком иначе-возможного — как альтернатива унаследованному и сложившемуся. Прометеев человек Запада, чувствующий себя великим маргиналом Вселенной, природные нормы и ограничения которой ни к чему его не обязывают, дает и политике социоцентричную интерпретацию, когда она понимается как сфера похищенной у Богов человеческой свободы. На Востоке политическое видение космоцентрично: политика не нарушает космический порядок, а воплощает его в особых, ей свойственных формах. Поэтому политическое законопослушие на Востоке воспринимается не в юридическом, а в космоцентрич1юм аспекте — как следование высшему, сакральному порядку. На Западе человек политический, напротив, представляет собой разновидность технологического человека, имеющего претензию менять мир.
    Особая проблема философии политики — отношение политического и неполитического, напрямую связанная с пониманием предмета и объекта политической теории. Философия политики сталкивается здесь с конфликтом двух парадигм, которые по имени их современных представителей на Западе можно назвать, соответственно, парадигмой М. Фуко и парадигмой Г. Беккера. Первый полагал, основываясь на традициях французского этатизма, что власть не локализуется в собственно политической сфере, а в превращенных формах является нам всюду: в повседневных иерархиях обучающих и обучаемых, управляющих и управляемых, старших и младших и т. п. Поэтому наука о власти, если она не желает быть жертвой иллюзий, должна всюду раскрывать источники властного насилия, нарушающего спонтанность жизни. В этом свете главной проблемой философии политики становится вопрос о соотношении формальных и неформальных, легитимных и теневых практик власти. Предметом политической науки, т. о., оказывается властное измерение любых сфер общественной жизни, и сама она выступает как междисциплинарная теория, объединяющая политическую экономию, политическую психологию, этику, демографию, культурологию и т. п. Совсем иначе предмет политической науки выступает в парадигме Беккера. Этот представитель чикагской школы склонен расширительно трактовать либеральный принцип “государство-минимум”, полагая, что развитие нормального гражданского общества сопровождается непрерывным поэтапным сокращением прерогатив власти. Здесь, как видим, либеральная традиция смыкается с марксистской, в лоне которой вызрела теория “отмирания” государства и политики.
    Характерно, что циклы политической жизни на Западе характеризуются сменой фаз: социал-демократической (кейнсианской), ориентированной на модель “большого” социального государства, что больше отвечает парадигме Фуко, и либеральной (монетаристской), ориентированной на модель “государство-минимум”, что отвечает парадигме Беккера. По-видимому, наиболее корректным истолкованием соотношения указанных парадигм был бы принцип дополнительности. Если отношения политики и экономики можно с определенных позиций трактовать как отношения искусственного (умышленного) и спонтанного (самоорганизующегося) порядков, то отношения политики и морали могут быть истолкованы как отношения двух несовпадающих видов рациональности: по цели и по ценности (М Вебер). В первом случае доминирующим оказывается принцип эффективности (цель оправдывает средства), во втором — аутентичности, “подлинности”. Хотя аутентичность труднее верифицировать в опыте, нежели эффективность, в долгосрочном плане критерий нравственной аутентичности несомненно “работает” и теоретически, и практически. Характерно, что аналитики, оценивающие перспективы тоталитарных режимов, исходя из принципа политической эффективности, неизменно предрекали им долгую жизнь и преимущества перед “хрупкими демократиями”. Напротив, те, кто оценивал перспективы этих режимов, основываясь на критической способности нравственного суждения, оказались лучшими пророками. Субстанциональный (аристотелевский) подход нравственной философии, трактующей политику в терминах естественного блага и неотчуждаемых прав человека, оказывается не менее эффективным, чем функционально-технологический (макиавеллевский) подход.
    Лит.: Аренд X. Истоки тоталитаризма. М., 1996; Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993; БурдьеП. Социология политики. М., 1993; Кочанов Ю. Л, Структурирование политической действительности. М., 1995; ПанаринА. С. Философия политики. М., 1994; Он же. Политология: о мире политики на Западе и на Востоке. М., 1998; РикёрП. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995; Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995; ХабермасЮ. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995; Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. М., 1992; Шлезингер А. (мл.). Циклы американской истории. М., 1992; DwergerM. Introduction a la politique. P., 1964;Л'о/от S. -Ch. Le liberalisme moderne. P., 1984; LeccullonJ. La societe de conflicts. Les tensions entre l'economique, le social et le politique. P., 1979.
    A. С. Панарин

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.