Кулагина И.Ю., Колюцкий В.Н. Возрастная психология: Полный жизненный цикл развития человека. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений.

В этом втором случае «отставание» психологического возраста от паспортного, по сути, не является отставанием: сохранение черт молодости (протяженной перспективы, постоянного повышения продуктивности) отнюдь не отрицает адекватности психологического возраста главной задаче зрелости — наиболее полной реализации себя, наиболее полной продуктивности своей жизни. Напротив, она выполняется при этом гораздо более успешно. Есть все основания говорить в данном случае о более высоком, чем при просто адекватном психологическом возрасте, уровне зрелости.
§ 4. Основные линии онтогенеза
Содержание жизни в зрелости, как и в молодости, определяется направленностью личности.
При гедонистической направленности человек фактически не достигает зрелости, он вступает в этот возраст только хронологически. Его личностное развитие, как и ранее, не осуществляется, главные стороны жизни остаются непредставленными. Соответственно, он не исполняет своего человеческого предназначения. Вспомним основное содержание жизни Ильи Ильича Обломова в те его годы, которые соответствовали периоду зрелости.

В лице молодой хозяйки снятой им квартиры он встретил любящего и преданного человека, стремящегося создать ему все условия для беспечной жизни.
«Он сближался с Агафьей Матвеевной — как будто подвигался к огню, от которого становится все теплее и теплее, но которого любить нельзя... Ему не было скучно, если утро проходило и он не видал ее; после обеда, вместо того, чтоб остаться с ней, он часто уходил соснуть часа на два; но он знал, что лишь только он проснется, чай ему готов, и даже в ту самую минуту, как проснется.
И главное, все это делалось покойно: не было у него ни опухоли у сердца, ни разу он не волновался тревогой о том, увидит ли он хозяйку или нет, что она подумает, что сказать ей... — ничего, ничего.
Никаких понуканий, никаких требований не предъявляет Агафья Матвеевна. И у него не рождается никаких самолюбивых желаний, позывов, стремлений на подвиги, мучительных терзаний о том, что уходит время, что гибнут его силы, что ничего не сделал он, ни зла, ни добра, что празден он и не живет, а прозябает.
Его как будто невидимая рука посадила, как драгоценное растение, в тень от жара, под кров от дождя и ухаживает за ним, лелеет».
«Илья Ильич жил как будто в золотой рамке жизни, в которой, точно в диораме, только менялись обычные фазисы дня и ночи и времен года; других перемен, особенно крупных случайностей... не бывало.
...Обломов был полным и естественным отражением и выражением того покоя, довольства и безмятежной тишины. Вглядываясь, вдумываясь в свой быт и все более и более обживаясь в нем, он наконец решил, что ему некуда больше идти, нечего искать, что идеал его жизни осуществился, хотя без поэзии, без тех лучей, которыми некогда воображение рисовало ему барское, широкое и беспечное течение жизни в родной деревне, среди крестьян, дворни.
Он смотрел на настоящий свой быт как продолжение того же обломовского существования... И здесь, как в Обломовке, ему удавалось дешево отделываться от жизни, выторговать у ней и застраховать себе невозмутимый покой...
А если еще закипит у него воображение, восстанут забытые воспоминания, неисполненные мечты, если в совести зашевелятся упреки за прожитую так, а не иначе жизнь — он спит неспокойно, просыпается, вскакивает с постели, иногда плачет холодными слезами безнадежности...
Потом он взглянет на окружающее его, вкусит временных благ и успокоится... решит, что жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия...
С летами волнения и раскаяние являлись реже, и он тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный собственными руками, как старцы пустынные, которые, отворотясь от жизни, копают себе могилу».

Не забудем, что речь идет о гончаровском Обломове, «честном», «благородном», «чистом». В большинстве же случаев гедонистическая направленность личности ведет, как отмечалось, к отсутствию каких бы то ни было моральных устоев, к алкоголизации и мелкому криминалу, нередко к наркомании, т.е. к полной деградации. В итоге очень часто лица с данной направленностью и физически уходят из жизни в возрасте, соответствующем зрелости, не доживая до хронологической старости. Впрочем, и при том наилучшем из вариантов, каким предстает Обломов, жизнь обычно обрывается рано. Вспомним, как она закончилась у Ильи Ильича, когда ему было, судя по хронологии романа И.А. Гончарова, около 40 лет:

«Илья Ильич кушал аппетитно и много, как в Обломовке, ходил и работал лениво и мало, как в Обломовке. Он, несмотря на нарастающие лета, беспечно пил вино, смородиновую водку и еще беспечнее и подолгу спал после обеда.
Вдруг все это переменилось.
Однажды, после дневного отдыха и дремоты, он хотел встать с дивана — и не мог, хотел выговорить слово — и язык не повиновался ему. Он в испуге махал только рукой, призывая к себе на помощь...
Илью Ильича привели в чувство, пустили кровь и потом объявили, что это был апоплексический удар* и что ему надо повести другой образ жизни.
* Кровоизлияние в мозг.

Водка, пиво и вино, кофе, с немногими и редкими исключениями, потом все жирное, мясное, пряное было ему запрещено, а вместо этого предписано ежедневное движение и умеренный сон только ночью.
Без ока Агафьи Матвеевны ничего бы этого не состоялось, но она умела ввести эту систему тем, что подчинила ей весь дом и то хитростью, то лаской отвлекала Обломова от соблазнительных покушений на вино, на послеобеденную дремоту, на жирные кулебяки».
«Как зорко ни сторожило каждое мгновение его жизни любящее око жены, но вечный покой, вечная тишина и ленивое переползанье изо дня в день тихо остановили машину жизни...
Никто не видал последних его минут, не слыхал предсмертного стона. Апоплексический удар повторился еще раз, спустя год, и опять миновал благополучно: только Илья Ильич стал бледен, слаб, мало ел, мало стал выходить в садик и становился все молчаливее и задумчивее, иногда даже плакал. Он предчувствовал близкую смерть и боялся ее.
Несколько раз делалось ему дурно и проходило. Однажды утром Агафья Матвеевна принесла было ему, по обыкновению, кофе и — застала его так же кротко покоящимся на одре смерти, как на ложе сна...»

При эгоистической направленности личности, как было показано в предыдущих главах, и профессия, и зачастую семейные отношения определяются каким-либо эгоистическим мотивом.
Несмотря на то что при данной направленности человек, как правило, осуществляет не собственно профессиональную деятельность, а профессиональные действия, опосредствующие достижение доминирующего эгоистического мотива, здесь мы, в отличие от гедонистической направленности личности, можем говорить о профессиональной продуктивности. Разумеется, речь идет о вариантах, когда основным средством достижения мотива является та или иная профессия, а не криминальные действия.
Связывая с освоением какой-либо профессии материальный достаток, продвижение по карьерной лестнице, возможность выделиться, быть первым и т.д., человек должен добиться определенного профессионального мастерства. Прежде всего это относится к престижной мотивации. Выше мы отмечали, что мотив первенства нередко заставляет работать на пределе сил, определяет стремление делать свое дело быстрее и лучше других. При наличии соответствующих способностей этим, естественно, достигается высокая продуктивность.
Овладение профессией, высокое мастерство и продуктивность приводят к важному для личностного развития чувству профессиональной компетентности. В то же время при доминировании эгоистических мотивов (и, соответственно, отсутствии общей ориентации на духовно-нравственные ценности, т.е. твердых моральных устоев) достижение доминирующего мотива может быть опосредствовано не только овладением профессией, но и различными действиями, несовместимыми с моралью (интриги и т.п.), в том числе криминальными. Напомним также, что эгоистические мотивы, включая и престижную мотивацию, не дают возможности проявиться творческому потенциалу.
Наличие при эгоистической направленности личности профессиональной продуктивности позволяет рассмотреть здесь и вопрос «акмэ», представленности либо отсутствия пика наибольших профессиональных успехов. В условиях сложного и трудного жизненного мира, в котором как внутренний, так и внешний его аспекты контролируются принципом реальности, человек обычно ставит конечные цели. Как отмечалось выше, сам доминирующий эгоистический мотив определяется по оптимальному соотношению параметров значимость — достижимость. Активность индивида (и, соответственно, его профессиональная продуктивность) в связи с этим возрастают при приближении к намеченной жизненной цели и идут на убыль по ее достижении. Например, если доминирует мотив карьеры, то, достигнув намеченного рубежа и освоив его, человек основное внимание начинает уделять сохранению своего положения. Его профессиональная продуктивность при этом снижается. Таким образом, эгоистическая направленность личности предполагает наличие «акмэ», пика профессиональной продуктивности.