Якобони М. Отражаясь в людях. Почему мы понимаем друг друга

подобной трактовке

понимания чужих внутренних состоянии, ставящей во главу угла умозаключения (о «теории теорий»), я уже говорил во главе 2.
Есть и другой критический довод против «аргументации от аналогии» (он приводится менее часто, но я нахожу его весьма убедительным). Он указывает на переоценку в этой модели нашего знания самих себя. Как мы видели в главе 9, мы имеем отнюдь не такое хорошее представление о наших собственных умственных
315
отражаясь в людях
процессах, как нам бы хотелось думать. Вспомним о явлении трансляционной диссоциации, о котором говорилось в главе 9, или об эксперименте, демонстрирующем слепоту выбора, когда испытуемые в буквальном смысле выдумывали аргументы, почему они выбрали определенную женскую фотографию, тогда как на самом деле они выбрали другой снимок! Разве мы можем распространить свой опыт понимания себя на других, если мы знаем себя так плохо? По логике вещей, не можем - и тем не менее множество раз за день успешно предсказываем и объясняем чужое поведение. Судя по всему, позволяет нам это делать некий иной процесс, нежели построение умозаключений, основанных на абстрактной аналогии между собой и другими.
Последний критический аргумент против «аргументации от аналогии», также приводимый не очень часто, но, безусловно, убедительный в свете того, что мы знаем о зеркальных нейронах, - это указание на недооценку нашей способности проникать в чужое сознание. Как мы видели, наш мозг без всякого волшебства способен получать доступ к внутреннему миру других людей благодаря нейронным механизмам зеркального копирования и «симуляции».
Термин «симуляция» я употреблял неоднократно, говоря о том, что происходит в мозгу наблюдателя чужих действий, и он широко используется в нашей области науки, однако я этим словом не вполне доволен. В моем понимании «симуляция» предполагает некоторую степень сознательного усилия, в то время как львиная доля зеркально-нейронной активности, судя по
316
экзистенциальная нейронаука и общество
всему, связана с основанным на опыте, дорефлексивным и автоматическим проникновением в чужие внутренние состояния. Отец феноменологии Эдмунд Гуссерль назвал это явление (не упоминая, конечно, о зеркальных нейронах) «спариванием». Этот термин мне нравится, хотя, возможно, в данном случае слово слишком уж сильное, поскольку предполагает, что две личности становятся одним целым. Вспомним обсуждение в главе 5 данных нейровизуализации, показывающих, как наше «чувство агента», ощущение принадлежности нам наших собственных действий поддерживается - «вопреки» зеркально-нейронным функциям - посредством усиления сигналов обратной связи, которые мы получаем от наших тел. Вспомним также особый класс зеркальных нейронов - зеркальные супернейроны, - обнаруженные, как было рассказано в главе 7, в ходе обследований неврологических пациентов на клеточном уровне: эти клетки увеличивают интенсивность разрядки при собственных действиях человека и уменьшают при наблюдении за чужими действиями. Эти два нейронных механизма позволяют нам создавать внутренние образы себя
и остальных, в определенной степени независимые друг от друга, хоть и связанные явлением зеркальности.
Таким образом, роль зеркальных нейронов в интерсубъективности, вероятно, более точно, чем термином «спаривание», описывается словом «взаимозависимость». Мы видели, что благодаря зеркальным нейронам мы можем понимать намерения других людей, тем самым предсказывая (по-прежнему дорефлексивным способом) их будущее поведение. Взаимозависимость
317
отражаясь в людях
между «я» и другими, обеспечиваемая зеркальными нейронами, формирует социальные взаимодействия между людьми, при которых конкретная встреча человека с человеком обретает общий для них экзистенциальный смысл, создающий между ними глубинную связь.
НОВЫЙ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ
Свои лекции о зеркальных нейронах я часто заканчиваю утверждением, что наши исследования стоило бы называть экзистенциальной нейронаукой. Я говорю так потому, что темы, поднимаемые исследованиями зеркальных нейронов, сильно перекликаются с темами, постоянно возникающими в экзистенциальной феноменологии. Студенты и коллеги весьма положительно реагируют на феноменологическую часть этого уподобления, но гораздо сдержаннее - на экзистенциальную его часть. Дело, видимо, в том, что экзистенциализм имел много противников на пике своей популярности - в 1940-х и 1950-х годах - и у него много противников по сей день, вероятно, из-за его предполагаемой связи с идеями страха и отчаяния. Однако экзистенциальные темы, о которых я думаю в связи с исследованием зеркальных нейронов, не имеют ничего общего ни со страхом, ни с отчаянием. Если уж на то пошло, это оптимистические темы, которые можно использовать для построения более эмпатического общества, проникнутого взаимной заботой159.
318
экзистенциальная нейронаука и общество
Безусловно, феноменология уже потому хорошо стыкуется с исследованиями зеркальных нейронов, что лишь возвращение «назад, к самим вещам» позволило моим пармским друзьям обнаружить эти клетки. Даже те из теоретиков, что весьма красноречиво провозглашали близость или тесную связь между «я» и другими, никогда не предполагали существования таких натуральных объектов, как зеркальные нейроны. Что интересно, в среде ученых некие пред-
о и
восхищающие представления о зеркально-нейронной системе до того, как она была открыта, возникали не столько у тех, кто занимался теорией или пассивным наблюдением, сколько у тех, кто что-то конструировал. Робототехник Майя Матарич из Южнокалифорнийского университета сказала мне, что, думая над созданием роботов, способных учиться на соб
ственном опыте и имитировать людей, она пришла к чему-то подобному зеркальным нейронам. Других робототехников также посещали подобные инженерные «фантазии», которые, как теперь выясняется, попадали точно в цель.
Со своей стороны, экзистенциализм побуждает нас принимать тот смысл, что имеется в этом мире, в мире нашего опыта, а не искать его на каком-либо метафизическом уровне, вне нас160. Зеркальные нейроны - это те мозговые клетки, что делают наш опыт, большей частью состоящий из взаимодействий с другими людьми, глубоко осмысленным. Вот почему я называю исследования зеркальных нейронов своего рода экзистенциальной нейронаукой. Это опреде
319
отражаясь в людях
ление, возможно, звучит как оксюморон, поскольку дихотомия между аналитической и континентальной (включая экзистенциальную) философией традиционно приписывает аналитической школе отстраненное гиперрациональное и научное мышление, а континентальной и экзистенциальной школе - по
вышенное внимание к поэзии, литературе и художественной культуре вообще. Однако один из уроков, которые мы должны извлечь из открытия зеркальных нейронов, состоит в том, чтобы не доверять жестким дихотомиям (вспомним о восприятии и действии)161. Экзистенциалисты неустанно напоминали нам, что наше существование, состояние человека - вот что в первую очередь заслуживает понимания и познания; что участие и вовлеченность следует предпочесть отстраненной позиции. Зеркальные нейроны - те мозговые клетки, которые, судя по всему, специализируются на понимании нашего собственного экзистенциального состояния и нашей связи с другими, нашей вовлеченности в их жизнь. Они показывают, что мы не одиноки, что мы так биологически спроектированы, так эволюционно сотворены, чтобы существовать в глубокой взаимозависимости.
Есть и другая экзистенциальная тема, которая хо-
О U
рошо стыкуется с зеркально-неиронными свойствами, восходя к человеку, которого считают первым экзистенциальным мыслителем, - к Сёрену Киркегору. В «Страхе и трепете» Киркегор утверждает, что наше существование обретает смысл только благодаря на-
ООО
шеи подлинной, искренней приверженности к ко
320
экзистенциальная нейронаука и общество
нечному и преходящему - приверженности, которая определяет нас. Зеркально-нейронный резонанс между «я» и другим человеком, по моему мнению, воплощает в себе эту приверженность. Наша нейробиоло- гия - наши зеркальные нейроны - вот что связывает нас с другими. Зеркальные нейроны выявляют глубинный механизм человеческой взаимосвязи и взаимопонимания: они показывают, что мы созданы для эмпатии, и это должно вдохновить нас на новые шаги по формированию нашего общества с тем, чтобы людям в нем лучше жилось.
НЕЙРОНАУКА И ОБЩЕСТВО162
Взаимодействуя, мы делимся эмоциями и намерениями. Мы глубоко связаны друг с другом на базовом, до- рефлексивном уровне. Это мы теперь знаем, и этот факт представляется мне главной отправной точкой для социального поведения, которое во многом игнорировалось аналитической традицией, делающей упор на рефлексивном поведении и на различиях между людьми. С другой стороны, прямо перед глазами у нас есть и другой факт - зверское в буквальном смысле состояние мира, когда каждый день наполнен жестокостями, и это несмотря на встроенный в нас нейробиологический механизм эмпатии, зеркальности и обмена смыслами. Почему так получилось?
Отвечая на этот вопрос, я выделю три главных фактора. Во-первых, как мы видели, рассматривая явление
321
отражаясь в людях
имитационного насилия, те же нейробиологические механизмы, что облегчают эмпатию, могут при некоторых обстоятельствах при определенном окружении вызывать поведение, противоположное эмпатии. На данный момент это скорее гипотеза, однако чрезвычайно правдоподобная. Если она подтвердится, этот нейро- научный факт должен будет повлиять на формирование политики. Но повлияет ли? Сомневаюсь по двум причинам. Во-первых, наше общество далеко от готовности к использованию научных данных для коррекции политики, особенно в таких областях, как политика в отношении имитационного насилия, где сложно переплетены финансовые интересы и представления о свободе слова. Это сложный политический вопрос, не имеющий простых ответов, и я не думаю, что его решению можно способствовать, ограничивая сферу существования науки вообще и нейронауки в частности башней из слоновой кости и рынком, применяя нейронаучные открытия в основном к разработке фармакологических методов лечения мозговых заболеваний и лишь крайне редко - к повышению благосостояния общества в целом. Я бы хотел, по крайней мере, видеть открытую дискуссию по поводу утверждений, что достижения нейронауки могут и должны реально воздействовать на политику. Мало кто сегодня об этом думает, хотя думать, я уверен, необходимо.
Вторая причина сопротивления идее о желательности влияния нейронауки на политику связана с ощущением угрозы нашему понятию о свободе воли - с ощущением, очевидным образом имеющим отношение
322
экзистенциальная нейронаука и общество
к дискуссиям об имитационном насилии. Результаты исследований зеркальных нейронов приводят к мысли, что наша социальность, будучи, возможно, высшим достижением рода человеческого, вместе с тем ограничивает нашу автономию как индивидуумов. Тут необходим серьезный пересмотр давно устоявшихся воззрений. Биологическому детерминизму в отношении личного поведения традиционно противостоит взгляд на человека как на существо, способное подняться над своим биологическим устройством и сформировать себя на основании своих идей и социальных принципов. Иссле- дования зеркальных нейронов, однако, показывают, что наши социальные принципы во многом продиктованы нашей биологией. И что нам делать с этим новообретен- ным знанием? Отвергнуть его, потому что нам трудно с ним примириться? Или использовать его для формирования политики и улучшения нашего общества? Я, разумеется, за второй вариант.
Вторым обстоятельством, снижающим благотворное воздействие нашей базовой нейробиологической потребности понимать других и испытывать эмпатию, является уровень, на котором эта потребность большей частью существует. Вспомним, что зеркальные нейроны - это премоторные клетки, не имеющие прямого отношения к нашему рефлексивному поведению. Такие проявления зеркальности, как «хамелеонство», носят во многом имплицитный, автоматический и дорефлексив- ный характер. Между тем очевидно, что общество зиждется на эксплицитном, сознательном и рефлексивном дискурсе. Имплицитные и эксплицитные умственные
323
отражаясь в людях
процессы редко взаимодействуют между собой; более того, они могут даже резко разойтись. Однако открытие зеркальных нейронов, совершенное нейроспециалиста- ми, высветило дорефлексивные нейробиологические механизмы зеркального копирования, связало их с пониманием нами других людей на рефлексивном уровне. Надеюсь, что книга, которую вы читаете, не пропадет даром в этом плане. Люди, похоже, наделены неким интуитивным представлением о работе зеркально-нейронной системы. Когда рассказываешь о ней, слушатели, по моим наблюдениям, быстро схватывают суть. Они могут наконец сформулировать то, что уже «знали» на до- рефлексивном уровне. Взять, к примеру, использование в повседневном языке слова «растрогать» в значении «возбудить какие-то чувства». Такое словоупотребление свидетельствует о понимании корней эмпатии на дорефлексивном уровне. Люди говорят о грустном фильме, что он их «растрогал до слез»; а кто-то может испытывать радость, потому что он «растроган» видом собственного сына, торжествующего после бейсбольной удачи. В некоем буквальном смысле подобные впечатления действительно трогают, прикасаются к чему-то внутри нас. Глядя на других, мы повторяем в мозгу их движения, и это похоже на физический контакт. Люди, видимо, чувствуют интуитивно, что это «касание» лежит в основе эмпатии, а следовательно, и морали. Моя надежда состоит в том, что более явное и эксплицитное понимание нашей эмпатической природы когда-нибудь станет фактором сознательного, рефлексивного дискурса, формирующего общество.
324
экзистенциальная нейронаука и общество
Третье обстоятельство, препятствующее положительному воздействию на нас зеркальной сети, связано с мощными локальными эффектами зеркального копирования и имитации, способствующими формированию разнообразных человеческих культур, которые зачастую слабо связаны друг с другом и потому вступают в конфликты, что мы видим в наши дни сплошь и рядом по всему миру В экзистенциально-феноменологической традиции делается отчетливый упор на имитационное воспроизведение местных традиций как на очень действенный фактор формирования личности163. Мы - наследники традиций своей общины, своего сообпдества. С этим невозможно спорить. Однако те же самые могучие нейробиологические механизмы зеркальности, отвечающие за эту передачу местных традиций, могли бы также открывать различные культуры друг другу, будь подлинная встреча между ними возможна. В жизни мы, увы, видим прямо противоположное. Подлинные межкультурные контакты практически невозможны из-за влияния мощных религиозных и политических систем верований, которые беспрерывно действуют наперекор фундаментальной нейробиологии, связывающей нас между собой164.
Я верю, что мы подошли к такому моменту, когда открытия нейронауки могут существенно повлиять на наше общество и на наше понимание самих себя, вызвав реальные перемены. Настало время серьезно рассмотреть такую возможность. Наше знание могучих ней- роби о логических механизмов, лежащих в основе человеческой социальности, является бесценным ресурсом,
325
отражаясь в людях
способным помочь нам снизить уровень насилия, увеличить эмпатию, открыться иным культурам, не забывая своей собственной. Мы созрели для того, чтобы установить друг с другом глубокие, прочные связи, и наше осознание этого факта может и должно способствовать сближению людей между собой.
326
Примечания
1. Какие же они обезьяны!
1. V.S. Ramachandran, "Mirror Neurons and Imitation Learning as the Driving Force Behind 'the Great Leap Forward' in Human Evolution," Edge 69, June 29, 2000 (www.cdge. org/Srd^culturc/ramachandran/ramachandran^indcx.html). Примечания, подобные этому, будут содержать ссылки и комментарии, которые могут представлять интерес главным образом для специалистов.
2 По правде говоря, Ридзолатти и его коллеги определенно проявили себя как более свободные от предубеждений и внутренне более готовые к открытиям люди, чем основная масса нейроспециалистов. Вероятно, именно поэтому они и открыли зеркальные нейроны. Те же самые являния, происходи они даже под самым носом у более узкомыслящих нейроспециалистов, не привлекли бы к себе их внимания. Кто знает, сколько раз разрядка зеркальных нейронов