Дональд Калшед 'Внутренний мир травмы. Архетипические защиты личностного духа'

Возвращаясь к нашему случаю, было бы интересно отметить, что не диссоциативная реакция (как это имело место в сновидении об осьминоге - поворот спиной), а чувство острого горя было главным в сновидении о стрелке из ружья. В этом сновидении женщина в красном (очевидно, фигура, с которой идентифицировала себя сновидица), являясь свидетелем убийства своей подруги, переживала горе по несостоявшемуся воссоединению. Если мы примем во внимание то, что Масуд Хан (Masud Khan, 1983: 47) обозначил как "пространственный потенциал сновидения по отношению к самовосприятию", мы можем предположить, что горе, пережитое пациенткой во сне, есть проявление скорби, испытанной в тех детских ситуациях, когда ее потребности оставались неудовлетворенными или не находили отклика. Теперь же, когда позитивные чувства в переносе вдохновили ее приоткрыть завесу над этими переживаниями, она смогла "увидеть" их и работать с ними. Фактически, ее горе объединяло надежду предвосхищения и отчаянное разочарование от потери. Обе стороны архетипа - "разрыв" и "соединение" - сошлись вместе под сводом символического повествования сновидения. Это является важным напоминанием об исцеляющем действии сновидческого переживания. Неспособность горевать является наиболее красноречивым симптомом, свидетельствующим о ранней детской травме пациента. Обычно для того, чтобы горевать, требуется наличие идеализированного "я-объекта", с которым маленький ребенок идентифицируется и сливается, который является центром первого переживания ребенком чувства всемогущества. Впоследствии значимость этой структуры уменьшается благодаря ситуациям, в которых мать демонстрирует, по Кохуту (Kohut, 1971: 64), "переносимые неудачи в эмпатии". Согласно Кохуту, в процессе горевания простраивается внутренняя психическая структура и происходит очеловечивание архетипического мира. Если ребенок никогда не имел опыта переживания этого эмпатически индуцированного объекта или его переживание было неадекватным, то во внутреннем мире ребенка продолжают доминировать идеализированные и принявшие дьявольскую форму (diabolized) архаичные фигуры, которые мы видели в этой главе. В своем архетипическом виде они заменяют собой эго-структуры, которые при другом ходе развития были бы консолидированы.

В предыдущих двух случаях дьявольская фигура появлялась как истинный посланец смерти, предпринимая попытку уничтожить сновидческое эго или объект идентификации. В таком виде эта фигура, по-видимому, представляет собой воистину искажающий (perverse) фактор в психической жизни. Труднопреодолимое сопротивление психотерапии, любой форме личностных изменений и роста, проявлению витальных сил - все это обусловлено де-зинтегративной активностью зловещей фигуры. Хотя я и не вижу необходимости во введении конструкта "инстинкт смерти", я убежден, что Фрейд и Кляйн имели в виду именно этот дьявольский фактор психики, когда они разрабатывали концепцию интрапсихических сил, направленных против жизни (Танатос), и "навязчивого повторения", движущей силой которого эти силы являются (см. Freud, 1926).

Было бы не совсем верно приписывать юнговской "Тени" архаичные разрушительные энергии этой фигуры - во всяком случае, это не совсем соответствует взглядам "второе я" (alter-personality) связного эго, отторгнутое в процессе принятия и утверждения индивидом норм морали, а позже интегрированное в интересах "целостности" личности. Несомненно, эта фигура принадлежит к более примитивному уровню развития эго и аналогична "архетипической Тени" Юнга или "волшебному демону, обладающему непостижимыми силами" (Jung, 1916:par. 153)*. Пожалуй, эта фигура, чьи жестокие убийственные действия приводят к дезинтеграции психики, ближе всего к воплощенному в личности злому началу (incarnate evil in personality) - к темной стороне Божества или Самости.

Эта дьявольская фигура достигает своих целей, не столько убивая, сколько инкапсулируя и изолируя некую часть психики. Наш следующий случай иллюстрирует эту роль внутреннего демона. Таким образом обеспечивается защита от повторного насилия над относительно "невинной" частью личности, которая укрывается за прочными стенами. Теперь наш демон предстает в обличье Трикстера и, преследуя свои цели, соблазняет эго, вовлекая индивида в аддиктивные паттерны поведения и другие виды девиантной неконструктивной деятельности, которые вызывают разнообразные "измененные состояния сознания". Персонифицируя регрессивные тенденции психики, наш демон воистину всецело занят "поиском забвения". Он становится внутренним голосом, совращающим эго к обжорству, злоупотреблению психоактивными веществами, в том числе алкоголем, уводит прочь от борьбы во внешнем мире.
Психосоматические расстройства и система самосохранения

Далее я намерен использовать примеры из случаев Ли-норы и Патриции для иллюстрации взаимосвязи между разумом, телом, психикой и духом как в случае психического здоровья, так и в случае психических нарушений, связанных с травматическим опытом. Мы знаем, что наши пациенты, перенесшие психическую травму, вынуждены диссоциировать разум и тело. В итоге они страдают от депрессии и утрачивают свой дух. Как мы можем понять эту утрату духа и каким образом эта утрата соотносится с разумом, телом, психикой и душой? Как мы можем помочь этим людям вновь обрести их утраченный дух? Какая работа необходима для того, чтобы подготовиться к возвращению духа?
Разум

Д.В. Винникотт предположил, что в том случае, когда мать неадекватно заботится о своем ребенке, разум (mind) при иных, благоприятных, условиях интегрированный с психосоматическими переживаниями, становится "вещью в себе" ( Winnicott, 1949: 246). Это приводит к тому, что "разум", сформировавшийся преждевременно, узурпирует функции внешней среды (enviromental functions). В итоге образуется патологическая структура "разум-психика" или "разум-объект". Эти патологические структуры (см. Corrigan&Gordon, 1995) "разум-психика" или "разум-объект" эквивалентны нашей системе самосохранения. Разум не используется для того, чтобы придать смысл новым ощущениям и переживаниям, наоборот, разум навязывает в новой ситуации тот смысл, который он образовал в исходной травматической ситуации. Как мы уже видели, это обычно эквивалентно осуждению ( condemnation) внутреннего детского "я" тираническим Защитником/Преследователем.

Обычно понятие "разум" включает в себя представления о рациональных чертах мышления, которые в основном связаны с активностью левого полушария мозга, с тенденциями к оперированию абстракциями, концептами и правилами логики. Это понятие также включает представление о способности к рефлексии и интерпретации потока актуальной информации посредством процесса перевода нейрогуморальных сигналов тела в мысленные представления, такие как слова и понятия. Используя юнгианский язык, мы говорим о функции логоса - способе, которым наш разум придает форму и создает представления о поступающей в виде телесных ощущений недифференцированной информации. Язык является центральным компонентом функции логоса; в результате развития языковых средств представления, переживания становятся понятными как самому себе, так и другим людям. Включая правопо-лушарные функции в нашу концепцию разума, следует сказать, что представления не являются одними лишь сухими словами, это живые образы, слова, связанные с телесными ощущениями,- примером тому служит поэзия.
Дух

Ранее мы упоминали о том, что когда ранняя травма Линоры и Патриции стала непереносимой, в их психике произошло расщепление, их личностный дух покинул единую структуру тело/разум и ушел в область бессознательного, став для них источником меланхолических фантазий. Такого рода фантазия представляет собой бесплотное (ethereal) пространство и, как ясно показал нам Винникотт, не является эквивалентом воображения. Отражение этих клинических фактов мы можем найти в древней энергетической системе, разработанной в алхимии, которой так интересовался Юнг. Старое алхимическое изречение гласит: "В человеческом теле имеется определенная эфирная субстанция... небесной природы, известная очень немногим, которой не требуется никакое лекарство, ибо она сама является безотказным лекарством" (Jung, 1955: 114п*). Это "оживляющее начало", согласно учению алхимии, является natura abscondita (скрытой природой), доступной восприятию только внутреннего человека. В алхимии этот "живительный" дух тела имеет два аспекта - земной и небесный. Небесный аспект представлен в образе крылатого существа, которое может достигать пространств эфира и восходить на Олимп, общаться там с Богами, доставляя затем их послания к человеку. Алхимики называли этот двуликий дух Гермесом, или Меркурием. Меркурий, сам являясь двойственной фигурой, объединяет в себе противоположности: разума и тела, света и тьмы, женского и мужского. Как воплощенный дух, Меркурий представляет собой то, что Парацельс назвал "lumen naturae" (свет естества). С другой стороны, как небесный дух, обитающий на эфирных высотах, он представляет неземной лучезарный "numen", или небесный свет. Как напоминал нам Парацельс:

... так же, как в человеке почти ничего не может существовать без божественного numen. так же в нем ничего не может существовать и без природного lumen. Человека делают совершенным numen и lumen, только эти два. Все берет свое начало из этих двух, и эти два находятся в человеке, без них же человек есть ничто. (Jung, 1954 par 388)

* Юнг К.Г. Mysterium Coniunctionis. M.-K.: Рефл-бук-Ваклер, 1997, с. 117, 249-250.

То, что Парацельс называет "сосудом света", или "lumennaturae", философы-неоплатоники называли "тонким телом". Они считали, что это тело состоит из материи более тонкой природы, чем та, что образует физический мир, в то же время тонкое тело отнюдь не является одним только духовным образованием. Для обозначения духовной сферы эти философы использовали слово "пневма", переходную же область они называли "somapneumaticon" - духовным или эфирным телом, что, конечно же, является парадоксом. Это тонкое или духовное тело, согласно воззрениям неоплатоников, представляет собой внутренний образующий жизненный принцип любого человека. Совершенствование этого принципа было главной темой алхимии (см. Mead, 1967: 34ff.). Это соотносится с нашей концепцией психики.
Психика

Понятия тонкого или духовного тела весьма близки к тому, что Юнг обозначил как психика (psyche); порой он даже указывал на то, что эти понятия тождественны. Клинический пример, который привел Юнг, показывает, что болезнь может быть локализована именно в этой области: может страдать психика, в то время как тело или разум остаются в полном здравии.

Пациентом Юнга был интеллигентный, успешный мужчина, одержимый идеей, что у него рак кишечника, при этом анализы давали негативный результат. Доктора пытались убедить этого мужчину в том, что в физическом плане с ним все в порядке и ему не о чем беспокоиться, т. е. он не страдает "настоящим" онкологическим заболеванием. Однако эта болезненная идея преследовала его и все более овладевала им, пока, наконец, вся его жизнь не оказалась поглощена ею - при всем том, что рационально, умом, он понимал, что это раковое заболевание было только плодом его воображения (Jung, 1937b:par. 12). Далее Юнг приводит следующие комментарии:

Когда дело касается невроза, привычная нам материалистическая концепция психики едва ли сможет помочь. Если бы душа была наделена какой-нибудь, пусть тонкой, но телесной субстанцией, мы могли бы, по крайней мере, сказать, что эта, подобная дуновению ветра или дыму, субстанция страдает от вполне реального, хотя в нашем примере и воображаемого, мыслимого заболевания раком - точно так же, как наше грубое тело может стать носителем такого заболевания. (ibid.: para 13*)

Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991, с. 136.