Хеллингер Берт. Источнику не нужно спрашивать пути.

Терапевт, работающий по методу исправления, притягивает энергию к себе, отнимая ее у клиента. Такое случается с терапевтами, которые прорабатывают и впоследствии контролируют результат. При этом они действуют в своем интересе, а не в интересе клиента. Такое вмешательство извне нарушает процесс роста. Здесь необходимо подумать над изменением основных позиций, с которых мы подходим к терапии.
В нашей работе необходимо четко разделять два образа. Исправление — это «много психотерапии», которую терапевт должен «завершить», чтобы она удалась. Такое представление не соответствует нашей работе. В нашей работе образ «исправление» неприменим. Мы даем лишь импульсы — импульсы роста. Процесс роста продолжается. Необходимо считаться с тем, что пройдет около двух лет, пока импульс достигнет намеченной цели. Любая поспешная попытка вмешаться в процесс, ускорить его — это попытка применить метод исправления: быстренько кое-что привести в порядок. Такая попытка нарушает процесс роста.
Исцеление как подарок
Многие клиенты, одержимые желанием поскорее выздороветь, перекладывают решение на кого-то извне, например, терапевта или врача, который их лечит. Они перекладывают ответственность за исцеление на другого. Некоторые, пришедшие на наш курс чему-то научиться, ставят результат в зависимость от того, сидят ли они в первых рядах или нет. Тот, кто это делает, учится меньше. Так же и клиент, который ожидает исцеления от терапевта, ожидает, чтобы терапевт сделал это для него, имеет меньше шансов на выздоровление.
Исцеление — это подарок. Если исцеление удалось или пришло облегчение — это подарок. Если это происходит — это чудо. Как для клиента, так и для терапевта. Чудо, которым невозможно управлять.
Некоторые виды терапии допускают точное планирование, например, терапия поведения. При этом речь идет преиму-
щественно о симптомах, например фобиях. Там же, где речь идет о судьбах, о жизни и смерти, о переплетениях и вине, невозможно работать по плану. И результата невозможно достичь, следуя в работе заданному образцу. Там, где решение найдено, исцеление удалось, действуют силы, которые выходят за пределы личности. Этим силам нужно довериться.
То же относится и к пониманию. Оно не зависит от нахождения в первых рядах зала. Если оно приходит — это подарок. Тот, кто сдержан и не ставит результат в зависимость от внешних факторов, имеет больше шансов на понимание, более глубокое понимание.
Осторожность
при контроле результата
Я знаю, что моя работа оказывает влияние на течение болезни, но я никогда не интересуюсь результатом. Это очень важно. Я могу работать только в том случае, если погружаюсь в систему или в силовое поле без какой-либо конкретной цели. Клиент приходит ко мне, и я, получив от него информацию, внезапно оказываюсь в силовом поле. Тогда я включаю свое восприятие или свое знание, чтобы привести в движение в системе нечто примиряющее или исцеляющее.
После этого я выхожу из силового поля. Не сделай я этого, я начал бы мешать процессу. Если в последующем я спрошу, что происходило дальше, я снова вторгнусь в силовое поле, как будто я создал его своею силой и проверяю результат, как будто он зависел от меня. Тогда образ перестает действовать, поскольку он искажен. Вот почему я этого не делаю.
Я не слушаю объяснений, почему кому-то стало лучше. Мне достаточно того, что он сказал, что ему лучше. Объяснения, как правило, излишни.
Мужество узнать правду -такую, как есть
Иногда терапевт произносит нечто, что звучит ужасно, хотя участники и понимают, что это правда. Некоторые терапевты
193
опасаются произносить такое, хотя это и очевидно всем. Для терапевта, который полагает, что вся ответственность на нем, что клиенты слепо верят всему услышанному от него, что не они сами думают и решают за себя, это ужасно. Терапевт озвучивает то, что очевидно для всех, как бы угрожающе это ни звучало. Тогда клиент сам начинает пристально всматриваться. Он становится серьезным и сильным.
Если терапевт считает, что должен беречь клиента, и не говорит правды, клиент начинает бояться терапевта. И с полным правом. Ведь такой терапевт обманывает клиента. Такая любовь обманная, если это вообще можно назвать любовью. Зачастую это просто трусость.
Ясность получит лишь тот, кто преодолел страх. Это очень наглядно описал Кастанеда в одной из своих книг о шамане — доне Хуане. Самый большой страх, который испытывают терапевты: «Что будет, если я расскажу то, что знаю?» — или «Что скажут мои коллеги, если я расскажу то, что знаю?» Так складывается сообщество заклятых трусов. Это неуважение величия действительности, величия судьбы и души всех участников.
Если терапевт привержен действительности, то он становится в известном смысле противником клиента, и все же у клиента есть ориентир. Клиенту не обязательно соглашаться с действительностью, он может и противостоять ей, но все же у него есть ориентир. Если терапевт не противопоставляет клиенту действительность, у клиента отсутствует ориентир. УЧАСТНИК: А что, если вы ошибаетесь? Б. X.: Я всегда работаю в присутствии группы людей. Если я ошибаюсь, часто кто-либо из группы поправляет меня. Или сам клиент поправляет меня. Происходит встречное движение, которое исправляет ситуацию. Но такое происходит не всегда. Поэтому всегда есть место отваге.
Ошибки действуют как средство исправления. В стремлении избежать ошибок можно убежать от верного. Поэтому я стесняюсь высказывать предостережения.
Любопытство унижает
Вопросы из любопытства недопустимы. Они оттягивают энергию от клиента на задающего вопрос. Это оказывает гаго-
194
хое действие. Поэтому я так сдержан. Вы заметили, что я мало спрашиваю? Я не хочу знать много, и все же я могу работать. Я не оттягиваю энергию на себя, я оставляю ее там, где она есть, — у наиболее важных участников. Пациенты это хорошо знают. Если я расспрашиваю их из любопытства, они теряют собранность, потому что вынуждены заниматься мной. Они как бы должны оправдываться, почему это так. Это плохо.
Опираться в душе на любовь
Я бы хотел вернуться к вопросу, который ранее так твердо отклонил. Тогда болезням были даны объяснения, которые совершенно недопустимы и разрушают душу. Здесь я совершенно тверд. Я всегда оберегаю моих клиентов от таких объяснений.
У меня есть принцип, которому я следую. И это секрет моего подхода: опираться в душе на любовь. Задавший вопрос, не опирался в душе на любовь. Когда посягают на любовь или душу, я непоколебим.
Границы семейной расстановки
С помощью семейных расстановок мы часто находим хорошие решения. Вы сами это видели. Но иногда складывается представление, что при помощи семейной расстановки сложную проблему можно решить даже тогда, когда в душе клиента отсутствует отклик. Хочется думать: надо только продолжить, и решение все же придет. Это противоречит непосредственному восприятию. Его пытаются перехитрить.
Действие, направленное против восприятия, разрушает собственную душу. За этим действием стоит притязание на власть, противопоставленное смирению, которое необходимо для нашей работы.
В своей работе я не выхожу за пределы того, что могу. Если я бессилен, я останавливаюсь. В прошлой расстановке моей клиентки я был бессилен, поэтому остановился. Позднее от нее поступил импульс, и я смог продолжить. Без этого я ничего не
195
смог бы сделать. Импульс, поступивший от нее, как бы дал мне разрешение и стал поддержкой.
Живые и мертвые
Для меня становится все очевидней, что при семейных расстановках нельзя останавливаться на том, что лежит на поверхности. Для того чтобы найти решение, мы должны включать в них иное — более широкое. Так мы сможем постичь величие умерших; понять, что царство мертвых не есть нечто ужасное, совсем нет. В нем — завершенность и величие. Смерть - это огромное царство мертвых, жизнь мимолетна. В царстве мертвых покоится то, что окончено. Позднее в это царство придут и ныне живые. Стремясь попасть туда раньше времени, они нарушают покой умерших. Право попасть в царство мертвых возникает только в свое время, не раньше.
Знание в силу принадлежности к общей душе
То, что происходит в процессе семейных расстановок, — таинственно. Как это возможно, чтобы чужие люди, не имеющие совершенно никакого представления о семье или о лицах, которых они замещают, вдруг реагируют так же, как те, кого они замещают: чувствуют так же; ведут себя так же; у них возникают физические симптомы реальных людей. Я думаю, тут необходимо несколько изменить свое представление о мире.
В философской теории познания, или в коммуникативной теории, существует представление, что знание приходит путем передачи. Но здесь мы видим, что есть иное знание, которое не передается, оно существует в силу принадлежности. Возникает вопрос: принадлежности к чему?
Я долго думал над этим, и наиболее вероятным мне кажется, что все мы принадлежим общей душе. То, что мы называем своей душой, не может быть таковой, поскольку наша душа связывает каждого из нас с нашей семьей, а через нее с Боль-
196
шой Душой, как я ее называю. В этой душе все связаны со всеми, связаны неким знанием. Такое знание и есть знание в силу принадлежности.
Это знание приходит во время семейных расстановок — участникам, и прежде всего терапевту, если он это допускает. Это самое важное. Терапевт, находящийся во власти философской теории познания и полагающий, что знание приходит путем передачи, что необходимо каждого о многом расспросить, прежде чем начать работать, теряет контакт с общей душой.
Поэтому терапевт должен отказаться от многих вопросов еще вначале. Вступив в силовое поле, терапевт получает понимание, которое ему необходимо. Такая работа требует от него полного переосмысления.
Если терапевт остается при убеждении, что сначала нужно все узнать, расспросив об этом, что только так станет понятно, что делать, он нарушает силовое поле, в котором находится. В этом случае участники не откроют ему всей правды, которая чрезвычайно важна. Итак, самое главное, чтобы терапевт смог отступить в тень, почувствовать связь с чем-то большим, довериться движению Большой Души, пойти за ней и таким образом участвовать в происходящем, чтобы шаг за шагом выявилось то, что должно.
Терапевт не знает, что может в конце концов выявиться. Он всегда только совершает шаги, которые становятся очевидными в процессе расстановки. Иногда эти шаги очень велики, и терапевт может испугаться, что клиент действительно умрет. Но терапевт не должен этого бояться.
Если терапевт идет вместе с таким движением, оно может измениться на противоположное и приведет к решению. Такое происходит, только если полностью предаться движению и не тормозить его. Состраданием, например: «Ах, давайте все же попробуем, может, мы найдем хорошее решение», хотя такого решения не существует, но терапевт хочет действовать, а он уже утратил контакт с истинной ситуацией.
Помогать в гармонии
Во время семейной расстановки терапевт должен отказаться от того, чтобы руководить ею. Он отдается силам, которые дей-
197
ствуют в гармонии с семьей, с которой он работает. Как только он входит в систему как терапевт, он входит в созвучие с семьей, с которой работает иногда в большей, иногда в меньшей степени.
Созвучие достигается, только если терапевт отказывается от своих намерений, в том числе от намерения исцелить или изменить судьбу клиента. Терапевт без страха соглашается с тем, что в данный момент выявляется, что происходит, он соглашается с выявленным без намерений и страха. Все должно быть таким, какое есть, это очень важно. Терапевт должен воспринимать происходящее без страха, даже если это кажется ужасным. Например: жизнь клиента в опасности, или он не хочет жить. Увидев такое, терапевт ничего не должен менять. Он в гармонии с происходящим и согласен с судьбой клиента, какой бы она ни была.
Для терапевта это означает внутреннее очищение от намерений, а также от властных представлений. Это очень смиренный процесс. Включившись в процесс таким образом, терапевт сможет распознать, в каком направлении развивается действие, и тогда — возможно, внезапно как озарение — приходит решение или находится выход. Он озвучивает то, что ему открылось, но без намерения, что это исполнится. В работе с такими глубокими процессами, где речь идет о жизни и смерти, иногда можно видеть, что, даже если решение появляется, клиент принимает его лишь на время, а затем снова отходит назад, в свою прежнюю судьбу.
Позиция терапевта в этом случае совершенно отлична от терапии с последующим контролем результата. Терапевт, который намерен контролировать результат, размышляет, как его достичь. В нашем случае терапевт ведет себя совершенно противоположным образом. Если клиент возвращается к своей судьбе, терапевт соглашается с этим. Это не имеет ничего общего с размышлением о том, хорошо это или плохо. Терапевт в созвучии с тем, что происходит, к чему бы это ни привело. А может, судьба, которую выбирает клиент, или судьба, с которой он согласился, и есть подобающая ему, терапевт не может знать этого. Этой судьбе присуще свое тайное величие, которого терапевт не видит, и потому он не осмеливается судить о том, хорошо это или плохо.
При этом происходит следующий внутренний процесс: отступиться от всего многообразия феноменов и всего того, что
198
знаешь, отступить в «пустую середину». Чем драматичнее действие расстановки, чем более речь идет о жизни и смерти, тем более необходимо, чтобы терапевт сосредоточился, находясь в «пустой середине». Чем глубже он сделает это, тем больше силы будет иметь то, что он скажет. То, что идет из середины, имеет непосредственное действие, поскольку оно идет в созвучии с движущими силами.
Кто занимается семейными расстановками, со временем все тверже приходит к такой позиции. Во время расстановки, если , терапевт погружен в нее, сама расстановка приводит его в «пустую середину». На самого терапевта это обязательно оказывает просвещающее и обогащающее действие. В отсутствие каких-либо намерений и страха, в созвучии с происходящим и согласии со смертью. Смерть не страшит его. Ведь жизнь для него — это часть бытия. Не жизнь значительней, а бытие, из которого проистекает жизнь и в которое она уходит. Он в созвучии с этим бытием и только так может работать.
За поиском причин часто скрывается представление, что можно что-то изменить задним числом. Даже в случае системного переплетения действует представление, что его выявление означает исцеление клиента. Это не так. Нельзя это воспринимать так поверхностно. Проводя расстановку, я не имею иного намерения, чем привести что-то в гармонию. Состояние гармонии имеет зачастую исцеляющее или смягчающее действие. Но если я провожу расстановку семьи, для того чтобы клиент выздоровел, я — не в созвучии. Я просто не знаю, соответствует ли это движению его души.
Собственные и чужие чувства
УЧАСТНИЦА: Мне кажется, что, замещая кого-то в расстановке, я все равно оставалась бы самой собой. Но, может, это
и не важно.
Б. X:. Если, участвуя в расстановке, сосредоточиться, будешь чувствовать то же, что и незнакомый человек. Собственное восприятие не отключено совсем, но можно исходить из того, что в расстановке чувствуешь то же, что чужой человек. Иногда у участника расстановки появляются и те же симптомы,
199
что у реального человека. В этом смысле заместитель чувствует то же, что и человек, которого он замещает.
И наоборот, участник расстановки, испытавший чужие чувства, не должен считать эти чувства своими, говоря: «Я сам чувствую то же самое». Он должен проводить четкое различие между чужой системой и своей собственной. Важно, что в процессе этой работы приходится признать, как поверхностны чувства и как мало общего они имеют непосредственно с нами, но как во многом они зависят от места, которое мы занимаем в семье.
Насколько правдивы заместители
УЧАСТНИК: Как могут люди, выбранные случайно, передать ситуацию, которая соответствует всему миру чувств членов системы.
Б. X: На протяжении многих лет я спрашиваю себя о том же. Это для меня тайна.