Абульханова-Славская К.А., Анцыферова Л.И., Брушлинский А.В. Психологическая наука в России XX столетия проблемы теории и истории.

представляли искомое, которое обнаруживалось в эмпирическом исследовании, моделирующем ситуации по типу естественного эксперимента (К.А.Абульханова-Славская, 1988, 1991). В более чем десятилетних исследованиях были получены типологии инициативы, ответственности, семантического интеграла активности личности, личностной способности к организации времени, социального мышления личности, и ряда других, сопоставление которых давало возможность отработки типологического метода или стратегии [11, 12, 34, 71, 75, 118, 207 и др.].
В шестидесятых-семидесятых годах конкретно-ориентированные исследования личности редко приводили к построению типологий. Например, появившаяся в области психологии управления западная типология руководителей затем была конкретизирована на основе отечественных исследований [92], но в последний период получение типологических результатов приобретает массовый характер, в одних случаях демонстрируя феноменологическую картину разнообразия личностных особенностей, в других — свидетельствуя о принципиальной необходимости изучения личности типологическим путем.
Однако типологический способ исследования не является единственным, поскольку другим путем выявления многофункциональности личностных свойств и качеств оказывается стратегия выделения ведущего или системообразующего фактора (или вектора). По такому принципу построены работы двух вышецитированных авторов, Калина и Сосновского, хотя посвящены они разным характеристикам личности — первое волевой регуляции деятельности, второе — соотношению мотива и смысла. Такой принцип анализа деятельности в свое время предложил А.Н.Леонтьев, выделив разные отношения в системе деятельности. Указанными авторами выделяются и аналитически рассматриваются векторы «мотив-цель», «мотив-потребность», «мотив-предмет», «мотив-смысл», «мотив-эмоция» и т. д.. В результате устанавливаются стратегические принципы, согласно которым одни составляющие должны быть исследованы независимо друг от друга, а затем соотнесены через целую систему опосредствующих отношений, другие — неправомерно сближать или отождествлять друг с другом как мотив и предмет (по мнению Сосновского), третьи, например, соотношение смысла и эмоций, по мнению Вилюнаса [59], «трактуются как проявления разных языков, выражающих единый мир пристрастного в психике и имеющих разные уровни обобщения» (цит. по [199, с. 49]). При таком способе теоретического анализа
342
возникает возможность определения одного и того же явления (например, положительного или отрицательного качества волевого регулирования) разными детерминантами или его детерминированность сразу несколькими зависимостями. «Поэтому определения уровня эффективности волевого регулирования вряд ли целесообразно проводить без предварительного изучения типологических свойств нервной системы,- пишет Калин,- В противном случае мы можем принять за проявление положительных или отрицательных качеств волевого регулирования совсем другие свойства (например, низкую эмоциональную возбудимость квалифицировать как хорошую выдержку)» [103, с. 24]. Именно такого рода аналитико-син-тетические стратегии могут порождать систему гипотез, требующих эмпирической проверки.
Иного типа исследования, например, мотивационнои системы личности (В.Г.Асеев), носят исходно более синтетический характер, поскольку для определения указанной системы выделяются основания или «оси», выходящие за пределы ее непосредственных составляющих, таких как отдельный мотив или смысл или потребность и даже их векторы. Эти основания выявляются с помощью некой своеобразной оперативной методологии, которая сложилась в отечественной науке. В качестве мотивационнои тенденции или «оси» выделяется так называемая содержательно-динамическая, интерпретируемая в категориях, принятых (Русалов и др.) для дифференциации собственно отражаемого содержания и динамических механизмов, которыми осуществляется это отражение, или для дифференциации ценностно-смыслового уровня личностной организации и собственно функционального (например, темпераментального). Далее Асеев опирается на принцип актуального и потенциального, развивая его более конкретно в трехзональную структуру мотивационнои системы и отдельного побуждения, имеющую «центральную актуальную зону и две крайние потенциальные (экстремальные), в одной из которых активность содержательного или динамического типа не нужна в силу обеспеченности соответствующими внешними обстоятельствами, а в другой — невозможна или чрезмерна в субъективном представлении человека» [24, с. 5-6]. Эта идея чрезвычайно близка проведенному выше принципу анализа Шадри-ковым деятельности, согласно которому субъективные предпочтения (притязания, по Абульхановой-Славской) минимизируются в силу сложности внешних обстоятельств осуществления деятельности. Иными словами, субъект выбирает не оптималь-
343
ную стратегию, отвечающую его притязаниям, а соответствующую трудным обстоятельствам. Третье «измерение» или «ось» мотивации составлена Асеевым по временному основанию «прошлое — настоящее — будущее». И далее им рассматривается совмещение или расхождение осей, дающее качественную характеристику мотивационной системы, вбирающее феноменологическое богатство ее реального функционирования (в отличие от традиционных схем, улавливающих лишь одно «измерение» мотивации). Мотивационная система оказывается описанной как в модальности желательности, т. е. инициируемой субъектом мотивации, так и необходимости (которая отмечалась еще Чхартишвили и др.), как в модальности удовлетворенности, так и неудовлетворенности, как в некоем нормальном состоянии, так и в состоянии функциональной депривации и перегрузки, как в положительном, так и в отрицательном качестве. В результате описанная мотивационная система представляет собой теорию и стратегию изучения «значащих» переживаний и значимости (подходы к которым были намечены Ф.В.Бассиным и Н.Ф.Добрыниным [29, 81, 82]). Подобная исследовательская стратегия близка к реализованной В.Н.Мясищевым, который, не строя типологии личности, однако сумел дать такие характеристики ее отношений, которые вобрали в себя многообразие реально существующих личностных «профилей».
В мотивационной концепции В.Г.Асеева нашел свое конкретное воплощение вариант системного подхода, который учитывает не только гармонию системы, но и ее противоречие между внешним и внутренним [22; 24].
Как отмечалось выше, высший ценностно-мировоззренческий уровень в иерархической личностной структуре привлек внимание психологов, философов и социологов, что выражало тенденцию сближения этики и психологии личности уже в 60-ых годах (О.Г.Дробницкий, В.Э.Чудновский, В.А.Ядов и др.). В 80-ых годах нарастает гуманистическая тенденция в подходе к личности [68, 205], что, в частности, проявляется в интересе к собственно внутренним механизмам связи личностных и моральных (Н.В.Дубровина), моральных и интеллектуальных механизмов (Брушлинский, Воловикова, Темнова), в исследовании идеалов личности (Чудновский и др.), и целого круга феноменолого-тео-ретических проблем: преодоление либо внутренних (в частности, связанных с психическим здоровьем или пограничными состояниями личности) противоречий и трудностей (Зейгарник), либо
344
жизненных кризисов (Анцыферова, Зейгарник, Братусь, Васи-люк, Тарабрина и др.)
Первое направление исследований осуществляется в лаборатории личности Института психологии РАН Анцыферовой, Бруш-линским, Знаковым, Темновой, С.К.Нартовой-Бочавер и др. Одновременно с теоретико-эмпирическими исследованиями сюда включаются два прикладных направления, а именно, создается Академическая школа психотерапии (Е.А.Спиркина) и почти одновременно лаборатория психологии пост-травматического стресса (Тарабрина), в задачи которой входит не только разработка и отработка психодиагностических методов, но и практико-консуль-тационная помощь находящимся в тяжелых посттравматических состояниях людям — участникам и жертвам чернобыльской катастрофы и афганской войны. Специально ориентированное на изучение типа личности «афганца» (участника войны в Афганистане) — исследование Знакова показало, что жизненный и личностный кризис таких людей связан с огромной совокупностью реальных обстоятельств трагической войны и одновременно с таким изменением их психологии и сознания, которое образует барьер непонимания их окружающими и становится источником новых деприваций [98].
Психотерапевтические центры и консультации создаются в МГУ и других учреждениях при активном участии Столина, Бра-туся, Василюка, Д.А.Леонтьева и др., которые одновременно выступают инициаторами и лидерами Ассоциации гуманистической психологии. В течение многих лет Л.А.Петровской теорети-ко-практически разрабатывается направление, оказывающее содействие личностям, испытыывающим трудности в общении [155]. В системе Российской Академии образования создается комплексная программа «Духовное возрождение личности и образование», научным руководителм которой становится В.С.Мухина, направляющая исследования созданного в системе РАО Института развития личности [149 и др.].
В свое время построив гипотетико-теоретическую модель самосознания, В.С.Мухина заинтересовалась выявлением параметров этой модели у реальной личности и особенно личностей с ярко выраженными этническими особенностями самосознания, живущих в условиях деприваций. Эти многолетние исследования показали картину определенных деформаций самосознания и «я-концепции», что свидетельствует о необходимости опреде-
345