Лоран Эрик. Отчуждение и отделение.

Каждый из этих подходов к любви может быть выведен из одной и той же цепочки доминантных означающих. И важно научиться понимать на опыте своего собственного личного анализа не только то, насколько велика нехватка вашей идентификации, насколько ваша идентификация неполна, и что цепочка доминантных означающих не является новым именем для субъекта (даже в случае Филиппа). Не менее важно признавать также и то, что собственное имя субъекта всегда обладает нехваткой. Следует научиться понимать, что ваша любовь не может вас полностью репрезентировать - невозможно полностью записать свою любовь в локусе Другого. Вы должны всегда помнить об этой другой нехватке: какой бы подлинной ни была ваша любовь, вы всегда столкнетесь с тем же самым остатком - остатком в истинном смысле этого слова. Это то, что напоминает вам о том факте, что вы не репрезентированы, что есть предел, что существует лишь частичная репрезентация. Это напоминает вам о том наслаждении, которое вам доставляли ваши оральные и анальные требования, о том, что вы пытались получить от матери - ее взгляда или звучания ее голоса - то, что непосредственно не связано с какой-либо потребностью. У вас есть потребность в пище, потребность в опорожнении кишечника. Однако у вас явно нет потребности во взгляде или голосе Другого. Тем не менее, вы желаете этого намного сильнее, чем думаете.

II

Сегодня я продолжу начатое на прошлой неделе обсуждение темы отчуждения и отделения, в котором я подчеркнул некоторые вытекающие из нее клинические последствия. Начнем со страниц 266-267 главы XIX «От интерпретации к переносу», поскольку именно там мы найдем однозначную оценку Лаканом ошибки, допущенной Жаном Лапланшем (в то время одним из его учеников) в отношении лакановской теории интерпретации. Ошибка Лапланша (далеко не глупца) возникла вследствие чего-то такого, имеющегося в учении Лакана, что, казалось, позволяло авторизовать позицию Лапланша. Вот что утверждает по этому поводу Лакан:
«Неверно, поэтому, ссылаясь на то, что речь идет о связи одного означающего с другим, то есть связи вполне сумасбродной, утверждать, как это делает автор нашей статьи, что интерпретация открыта любому смыслу» (С.Х1, с.267).
В золотое время метафоры и метонимии Лапланш пришел к следующему заключению. Если метафора представляет собой эффект значения, создаваемого посредством замещения одного означающего другим, а метонимия является продуктом того, что эти означающие соединяются друг с другом на одном и том же уровне с эффектом значения, то любой получаемый эффект является допустимым в рамках этой формулы. Если у вас отсутствует фактор, ограничивающий метафорические или метонимические аспекты интерпретации, тогда, как в эпистемологии джазовой эпохи, «годится все».
Складывалось такое впечатление, что приемлемо все, что производит эффект.
В те годы некоторые из последователей Лакана полагали, что его «экспрессионистский» характер и барочный стиль основаны на представлении о том, что самое главное - произвести эффект. Многие из учеников Лакана пытались имитировать его, чтобы достичь того же эффекта в аналитической ситуации. Таким образом, их концептуализация аналитического лечения основывалась и на этих предпосылках.
Когда же Лакан организовал собственную школу психоанализа и принял на себя ответственность за подготовку аналитиков, он решительно разоблачил эти ложные представления, подчеркивая, что аналитик не может говорить все, что ему вздумается.
«Интерпретация не открыта всем смыслам вообще» (С.XI, с.267). Чуть позже я прокомментирую это. Но почему он акцентирует внимание на этом в лекции, в которой вводит категории отчуждения и отделения?
Как я уже утверждал в своем прошлом выступлении, единение (the union) субъекта с Другим приводит к потере. Если субъект пытается найти себя в Другом, он может найти себя лишь как утраченную часть. Он/она** окаменевает под воздействием доминантного означающего и теряет при этом какую-то часть своего бытия.
Cf. Fey er abend, Paul. Against Method, Verso, 1979. - Прим. автора.
Слово «субъект» - существительное мужского рода, однако оно обозначает субъекта как мужского, так и .женского рода. К сожалению, гендерная корректность, проявленная автором текста в сохранении пары местоимений «he/she» («он/она») в тексте на английском языке, приводит в русском переводе к значительному грамматическому усложнению. В силу указанных причин, в ряде мест перевода нам пришлось пожертвовать гендерной скрупулезностью во имя удобочитаемости текста.
Отчуждение (то есть тот факт, что субъект, не имеющий идентичности, должен идентифицироваться, отождествиться с чем-то) скрывает под собой, или накладывается на тот, в некотором смысле, еще более глубинный факт, что субъект определяет, кто он или она есть не только в цепочке означающих, но и на уровне влечений, в категориях его/ее наслаждения, связанного с Другим. Если обратиться к схемам, разработанным Жаком-Аленом Миллером, то мы получим:



Пользуясь фрейдовской терминологией, можно сказать, что отчуждение скрывает под собой тот факт, что объект наслаждения потерян как таковой, как это показывает Фрейд в своей знаменитой статье 1925 года «Отрицание)}. Эти две формулы, или логические операции, создающие субъекта, если угодно, можно прочитать и в вертикальном порядке. Во-первых, отчуждение - факт, что субъект производится в недрах языка, который как бы поджидает его/ее, чтобы вписать в локус Другого. Субъект обнаруживает, что он расщеплен, расчленен между частичными влечениями и сам является частичным, поскольку его/ее появление всегда связано с потерей.