Аллахвердян А.Г., Мошкова Г.Ю., Юревич А.В. и др. Психология науки Учебное пособие.

ной стороной накопления интерпретативных "шагов" является субъектная опосредованность наблюдения, его возрастающая зависимость от психологических особенностей наблюдателя и осуществляемых им интерпретативных процедур. Поэтому, как это ни парадоксально, усложнение технологии исследований равносильно возрастанию их субъектной опосредованности. В результате наблюдение имеет мало общего с фотографическим отображением наблюдаемых объектов, а несет на себе отпечаток самовыражения познающих субъектов.
Возможности подобного самовыражения еще более возрастают на следующем этапе познания - этапе обобщения фактов. Согласно традиционному мифу о науке, получившему философское отображение в концепции логического позитивизма, ученый делает это строго рационально, руководствуясь одной лишь формальной логикой, и предстает как "рациональное устройство по обработке информации, строящее теории и гипотезы путем индуктивного выведения" (Mahoney, 1976, р. 134). Главным оппонентом логического позитивизма выступил "методологический анархизм", представители которого - П. Фейерабенд, Ст. Тулмин, У. Селларс, Л. Лаудан, М. Полани и другие - убедительно показали, что на самом деле познание осуществляется иначе. В частности, М. Полани продемонстрировал, что основу обобщения фактов составляют суждения, выносимые на внелогической основе: "Внелогическое суждение является универсальным способом соединения элементов научного знания, не элиминируемым никакими формальными процедурами" (Полани, 1985, р. 195).
Чтобы понять природу внелогического суждения, необходимо выделить два его свойства. Первое состоит в его неизбежности. Это суждение основано на внелогической убежденности ученого в адекватности одних идей и в неадекватности других, которая не определяется ни результатами применения познавательных процедур, ни познаваемыми объектами, а имеет социальное происхождение - проистекает из принадлежности ученого к определенной научной школе, интуитивных, неформализованных представлений об изучаемом объекте, личностных особенностей и т. д. Внелогическая убежденность направляет познавательный процесс, а логические аргументы надстраиваются над ней, используются для подтверждения и оправдания уже выработанной - на внелогической основе - позиции.
Зависимость логических аргументов от внелогической убежденности подмечена достаточно давно. Вл. Соловьев, например, писал: "Прежде чем мыслить логически, мы испытываем различные психические состояния - ощущения и душевные вол-
255

нения, стремления и хотения. На их почве, хотя не прямо из них, вырастает или к ним прививается логическое мышление. Оно начинается не с себя самого, а с мысли о том, что дано в других психических состояниях" (Соловьев, 1988, с. 807). Естественно, внелогическая убежденность не означает необъективности ученых, нежелания увидеть истину, не вписывающуюся в их представления. За ней, конечно, может стоять и это нежелание, но чаще стоит другое - иной, нежели логика, способ постижения истины, интуитивное познание, предваряющее логические аргументы. Именно поэтому исследователи творческого мышления отводят решающую роль бессознательному, а в логике и других атрибутах осознанного мышления видят лишь средство оформления решений, найденных на бессознательном уровне. А сами ученые, например М. Планк, давно подметили, что "новые идеи порождаются не дедукцией, а артистическим творческим воображением" (Plank, 1949, р. 109 ).
Вторым свойством внелогического суждения является его необходимость. Эвристические возможности формальной логики и других формализованных познавательных процедур весьма ограниченны. Любой познавательный акт в качестве своей основы помимо формализованного знания науки требует еще некоторого дополнительного знания, которое неформализуемо и неотделимо от познающего субъекта. Это - "личностное знание", описанное М. Полани (Полани, 1985).
Считается, что для построения 10% формализованного, эксплицированного знания требуется 90 % имплицитного, личностного знания. Подобную структуру познавательного процесса сравнивают с айсбергом: его надводная часть - это формализованное знание, а основная, скрытая от глаз, - знание личностное (De May, 1992). Распространение новейших средств передачи информации не снижает роли личностного знания. И поэтому, как отмечает М. Полани, "жалко наблюдать бесконечные попытки - при помощи микроскопов и химии, математики и электроники - воспроизвести единственную скрипку, сделанную среди прочих скрипок полуграмотным Страдивари 200 лет тому назад" (Полани, 1985, с. 87). Причем, как ни парадоксально, развитие техники, создание которой основано на формализованном знании, только повышает значимость личностного знания. Как нельзя научиться водить автомобиль по инструкции, без "живого" общения с тем, кто умеет это делать, так нельзя передать и современные технологии и ноу-хау без общения с тем, кто ими владеет. Формализованного знания, существующего в виде инструкций и описаний, всегда недостаточно, - необходимо его дополнение неформализованным лично-
256

стным знанием. Более того, инструкции нередко только запутывают: попробуйте понять, как обращаться с чайником, по описанию этого прибора. Отсюда проистекает, в частности, огромная роль сервисного обслуживания современных технологий, которая, вопреки распространенному стереотипу, предполагает не только ремонт соответствующих приборов, но и неформализованное обучение технологиям.
Личностное знание восполняет пробелы в объективированном знании, которого всегда недостаточно для осуществления полноценного познавательного акта. Объективированное знание науки неизбежно дополняется субъективированным знанием личности. На основе этого субъективированного знания строится внелогическое, личностное суждение, которое позволяет заполнить пробелы в структуре познания, придавая ему связный характер. Отсутствие такого суждения равносильно разрыву этой структуры. Поэтому "применение правил должно непрерывно основываться на руководстве со стороны нашего личностного суждения" (Полани, 1985, с. 259). Внелогическое суждение, основанное на личностном знании и субъективном опыте, является, таким образом, единственно возможным способом обобщения фактов, построения общего знания на их основе. Факты никогда не "говорят сами за себя", они немы без познающего субъекта, который, хотя и говорит на их языке, в процессе этого "разговора" выражает и свои психологические особенности.
§ 2. Авторитарные теории
Наиболее законченной и целостной формой обобщенного знания обычно считаются научные теории, построение которых является высшим и в определенном смысле завершающим этапом научного познания. Миф о том, что теория выводится из фактов и предопределена ими, что между теорией и фактами существует однозначная связь, что каждый факт может иметь только одно адекватное теоретическое объяснение, каждая теория может быть однозначно сопоставлена с опытом и проверена им и т. д., удивительно жизнеспособен - даже под напором очевидных опровержений. Например, упорно сохраняется версия о том, что теория относительности явилась обобщением эксперимента Майкельсона и Морли. Ее не смогли поколебать даже неоднократные признания Эйнштейна в том, что он вообще не знал об этом эксперименте, когда разрабатывал свою теорию.
Многообразный опыт науки показывает, что теории из фактов не вытекают, проверены ими быть не могут и вообще нахо-

Л "7-1860
257


дятся с ними в весьма неоднозначных отношениях. Эта идея, в современном науковедении обозначаемая как "тезис Дюгема- Куайна", восходит еще к И. Канту. Если факт соответствует теории, он рассматривается - естественно, ее сторонниками - как ее подтверждение. Если факт противоречит теории, она все равно не испытывает сложностей в обращении с ним. Факт можно просто проигнорировать, признать его несущественным, переинтерпретировать, не признать собственно фактом, найти какие-либо процедурные огрехи в его установлении и т. д. Любые способы девальвации факта, а они всегда существуют, делают его неопасным для теории.
Б. Махони дает ряд полезных советов тому, кто не хочет отказываться от любимой теории под давлением противоречащих ей фактов.
1. Отрицайте валидность фактов (вследствие артефактов, невоспроизводимости, плохого измерения, методологических недостатков, сомнений в профессионализме экспериментатора).
2. Признайте эти факты, но отрицайте, что они способны повлиять на поддерживаемую вами теорию (т. е. переинтерпретируйте их как иррелевантные, малосущественные и т. д.).
3. Совершите "эсхатологический шаг" - признайте и факты, и то, что они бросают вызов вашей теории, но утверждайте, что "в конце концов", когда будут собраны все релевантные данные, достоверность этой теории будет доказана (Mahoney, 1976, р. 159).
Впрочем, подобные советы могут пригодиться разве что новичку. Любой теоретик - со времен Ньютона, который был признан "большим мастером спасения теорий" (там же, р. 159), владеет этим искусством в совершенстве, причем среди соответствующих стратегий явный приоритет отдается самой элементарной - простому игнорированию фактов. Доказано, например, что ученые крайне редко читают те научные журналы, которые публикают "неудобные" для них данные. А некоторые из них, например известный психолог Б. Ф. Скиннер - один из основоположников бихевиоризма, даже с гордостью признавались в этом. Подобные образцы поведения имеют давнюю традицию. Например, некоторые из оппонентов Галилея попросту отказывались смотреть в изобретенный им телескоп.