Гоулдман Дэниел. Деструктивные эмоции. Как с ними справиться? Научный диалог с Далай-Ламой.

: An EEG Study». Journal of Abnormal Psychology, 85 (1976): 611-21). Если такой континуум существует, то он, в свою очередь, открывает возможность развития этой способности путем тренировки. В третьей статье (Дэвидсон Р.Дж., Гоулман Д.Дж., Шварц Г.Э. Внимание и аффективные обстоятельства, сопутствующие медитации: перекрестное исследование (R.J. Davidson, D.J. Goleman, and G.E. Schwartz, «Attention and Affective Concomitants of Meditation: A Cross-Sectional Study». Journal of Abnormal Psychology, 85 (1976): 235-38) показано, что чем больше у человека медитативного опыта, тем лучше этот человек выполняет задания на внимание, из чего следует, что медитативная тренировка развивает внимание. Но лишь несколько десятилетий спустя Дэвидсон смог провести исследования мозга, результаты которых подтвердили, что наши ранние интуитивные догадки были правильными.
дать только «глазом разума», шел вразрез с общепринятыми догматами.
Но Ричи не испугался и шел вперед, прокладывая путь в новую, только зарождающуюся область когнитивной психологии. За десять следующих лет сторонники когнитивной психологии с их рационализаторскими методами изучения механизмов работы мозга лишили бихе- виористов права определять, какие исследования «подходят» для психологии. Но и они, в свою очередь, установили собственные критерии: такие психические процессы, как создание образов и память, изучать можно, а эмоций касаться не следует. Ричарду Дэвидсону предстояло возглавить борьбу за свержение того, что стало новой научной догмой.
Ричи не раз вспоминал разговор по душам с нашим куратором в Гарварде, покойным психологом Дэвидом Макклелландом. Тогда Макклелланд сказал Ричи, что если он чувствует, что напал на что-то стоящее, то должен довериться своей научной интуиции, поверить в себя и не беспокоиться о том, что подумает остальной научный мир, — рано или поздно они поймут, что были не правы.
Этот совет помог Ричи пережить следующее десятилетие своей карьеры — годы одиночества, когда ему пришлось идти по дороге, которая не только не была исследована, но практически отсутствовала на научных картах того времени. В середине 1970-х Ричи обратился к изучению связи между мозгом и эмоциями. Еще более усугубляя свое положение, он сфокусировался на роли предлобных долей в эмоциональных механизмах как раз в тот момент, когда в нейронауке господствовало мнение о том, что эмоциональные процессы происходят в глубинах мозга, в лимбической системе и стволе — участках, которые в ходе эволюции возникли раньше других. Предлобная область, которая стала развиваться в послед
нюю очередь, считалась ответственной исключительно за «высшую деятельность», в частности за мышление и планирование.
Но Ричи учился в Гарвардской медицинской школе у Нормана Гешвинда, известного специалиста в области неврологии поведения. Гешвинд занимался клиническими наблюдениями за тем, как повреждения мозга искажают эмоции пациентов, и сумел сделать из полученных результатов далеко идущие выводы.
Другим источником вдохновения для Ричи стало изучение нейроанатомии в Массачусетском технологическом институте, где его преподавателями были величайшие нейроанатомы двадцатого века, в том числе и Уолле Наута. Наута специализировался на предлобной области мозга, и от него Ричи узнал о признаках связи между предлобной корой и эмоциональными центрами в глубине мозга. Эти связи были мало изучены и вызывали большие сомнения; Наута выступал против общепринятых концепций и пробудил в Ричи желание узнать, окажется ли изучение связи между предлобными участками мозга и эмоциями продуктивной исследовательской стратегией.
Начало практической работы
В те годы, когда Ричи был младшим преподавателем в студенческом городке Перчейс университета штата Нью- Йорк, поданные им заявки на предоставление грантов регулярно возвращались с отказами, равно как и многие статьи, которые он посылал в академические журналы. Но мало-помалу исследования Ричи стали привлекать внимание других ученых. Научный интерес к его теме отчасти подогрели некоторые фундаментальные вопросы, как, например, такой: почему при одинаковой интенсивности стресса один человек буквально распа
дается на части морально и физически, в то время как другой не унывает и продолжает здравствовать, несмотря ни на что? Возможно, ответ следовало искать в различиях нервной схемы мозга.
Кроме того, начала меняться социологическая ориентация науки: исследователи эмоций были в авангарде в пору торжества фрейдистского психоанализа, чтобы затем сдаться под напором научной аргументации бихе- виористов. Бихевиористы удерживали власть в университетах до конца 1960-х, медленно сдавая позиции когнитивным психологам. Однако когнитивистский подход оказался таким же односторонним, как бихевиоризм, поскольку за образец деятельности мозга был принят компьютер.
Но после того как исследователи мозга приступили к изучению роли мозговых процессов в ментальной жизни, в науке возникла новая область когнитивной ней- ронауки. Ей было суждено положить начало серьезному научному изучению эмоций: ученые наконец убедились в существовании сложнейшей паутины нервных связей, соединяющих мысли и чувства, когниции и эмоции. К этому времени Ричард Дэвидсон уже считался одним из пионеров в области, получившей название «аффективная нейронаука» — наука о мозге и эмоциях. Исследования, которые в свое время выглядели сомнительными, положили начало целой научной области. Смелые интуитивные предположения Ричи оправдались.
В 1985 году Ричи перешел в Висконсинский университет; научная атмосфера этого учебного заведения благоприятствовала его исследовательским интересам. С помощью университета он собрал 10 миллионов долларов на строительство лаборатории, где можно было проводить исследования с привлечением широкого круга специалистов самых разных областей — от нейронауки до физики. Сейчас он возглавляет лабораторию аффектив
ной нейронауки и лабораторию функционального сканирования мозга и моделей поведения имени У. М. Кека — одну из немногих лабораторий в мире, которая специализируется на изучении взаимоотношений эмоций и мозга. В Висконсинском университете он занимает профессорские должности в медицинской школе и на факультете психологии; одна из его кафедр носит имя его кумира Уильяма Джеймса.
С самого начала своей карьеры Ричи проявлял глубокий научный интерес к тому, как мозг влияет на качественные характеристики человеческого опыта. Кроме того, он всегда считал, что во многих отношениях валютой современной культуры является наука и что если мы сможем подойти к вопросам сознания с научной точки зрения, то сможем вывести их на авансцену культуры в таком виде, который не только окажется приемлемым, но и повлияет на развитие самой культуры.
Об известности Ричи свидетельствует хотя бы тот факт, что, когда Конгресс США поручил Национальному институту здоровья создать пять исследовательских центров для изучения взаимодействия разума и тела, Дэвидсон получил один из этих престижных грантов — 11 миллионов долларов, — чтобы, кроме всего прочего, изучать влияние медитации на мозговые, иммунные и эндокринные функции. Впервые Ричи осмелился включить слово «медитация» в заявку на федеральное финансирование. Этот грант 1999 года свидетельствовал о радикальном переломе в науке; всего пять лет назад об этом нельзя было даже мечтать.
И вот теперь, впервые за всю свою карьеру, он чувствует, что научные методы способны сказать решающее слово в исследовании вопросов работы мозга и сознания. Используя в своей лаборатории уникальное оборудование для исследования мозга, Дэвидсон наглядно показал, как предлобные доли и лимбическая система
позволяют нам смешивать мысли и чувства, когниции и эмоции. Он отстоял правоту не только Уолле Наута, но свою собственную.
Аффективная нейронаука
Занимая кресло презентатора, Ричи выглядел достаточно уверенно. Он был модератором пятой конференции Разума и Жизни, посвященной альтруизму и состраданию, и теперь преподнес Далай-Ламе книгу с отчетами об этих заседаниях, которую он издал вместе с Энн Харрингтон из Гарвардского университета*.
«На всех ученых, которые принимают участие в этих конференциях, — заметил он, — наши дискуссии накладывают неизгладимый отпечаток: мы возвращаемся в свои научные сообщества совершенно другими людьми. Результатами этих конференций становятся очень важные изменения в наших взглядах».