Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики.

Одна из этих позиций выражает теоретическую линию, идущую от позитивистского эволюционизма Спенсера идеи которого оказали прямое влияние, в частности, на американскую прагматическую психологию . В основе этой принципиальной позиции лежит то положение, что человек, в отличие от животных, существуя не только в природной, но и в «надорганической», т. е. социальной среде, постоянно испытывает на себе ее воздействия и вынужден приспосабливаться к ней; при этом признается, что законы и механизмы этого приспособления, и в частности механизмы приобретения индивидуального опыта, при переходе к человеку принципиально не меняются. Происходит лишь их усложнение благодаря появлению новых действующих факторов, таких, как язык и разного рода социальные институции. Следовательно, при изучении человека должны быть сохранены все основные понятия биологической эволюции: понятие приспособления к среде и выживания, понятие об интеграции и дифференциации органов и функций, понятие о двух формах опыта — наследственном (видовом) и индивидуальном. Словом, при переходе от животных к человеку создается лишь количественное усложнение процессов приспособления — и видового, и индивидуального. Поэтому большинство исследователей, стоящих на этой позиции, разрабатывая, например, проблему механизмов приобретения человеком индивидуального опыта (научения — learning'a) обычно безоговорочно опирается на данные опытов с животными. Хотя имеются, конечно, известные различия во взглядах на значение этих данных, но различия эти не затрагивают существа общего подхода. Так, если одни авторы прямо говорят о том, что приобретение индивидуального опыта у животных и человека одинаково (Газри ), другие видят особенности научения у человека в том, что у него этот процесс может проходить в плане речи (Скиннер ); в крайнем случае допускается, что у человека в процессе научения вмешиваются еще и особые факторы — вроде, скажем, «воли к учению» Уэллера .
Чаще всего среди факторов, «очеловечивающих» поведение, решающее значение придается речи. Именно прибавление на этапе человека речи (и соответственно систем речевого — внешнего и внутреннего — поведения) принимается как удовлетворительно объясняющее специфически человеческие способности: способность выделения целей, планирования действия и управления движениями. Правда, как об этом справедливо напомнил недавно Нюттин , еще на заре развития идей бихевиоризма Торндейк предупреждал против того, чтобы механически прибавлять речь к Поведению животных для объяснения особенностей, присущих человеку. Человек, писал он в своей ранней классической монографии, так же мало является животным, к которому прибавлена речь, как слон — коровой, к которой прибавлен хобот... Впрочем, это не помешало Торндейку настаивать на том, что человека характеризует только дальнейший рост тех же самых психических способностей, которые свойственны и животным, что развитие любого поведения вообще состоит лишь «в количественном усложнении тех же самых процессов связи между ситуацией и ответной реакцией, которые присущи всем позвоночным и даже низшим животным, начиная хотя бы с миног и кончая человеком» .
Тот же подход, остающийся в рамках проблемы приспособления организма к среде, сохраняется во многих современных зарубежных работах даже в области такой специально человеческой проблемы, как проблема личности. Здесь этот подход выражается в том, что личность человека рассматривается как организм, как продукт интеграции совокупности приспособительных актов по отношению к физической и особенно к социальной среде, как продукт интеркоррелятивных связей, образующих целостную систему, формирующуюся в борьбе за выживание. Кратко этот подход к личности можно сформулировать так: предметом исследования в психологии личности является индивидуальный человеческий организм; организм же есть не что иное, как «история его приспособлений» :
Подход, о котором идет речь и который заключается в том, что взаимоотношения человека и общества рассматриваются натуралистически, т. е. по аналогии со взаимоотношениями животного и среды, является одним из тех, которые в теоретико-познавательном плане обосновывают прагматическую точку зрения.
Если, действительно, жизнь человека сводить к осуществлению актов, единственная цель которых — выживание, то в качестве высшего основания человеческого поведения и познания нужно признать полезность его для субъекта. Успех, положительный эффект (ср. «закон эффекта») становится с этой точки зрения единственным критерием адекватности, правильности: правильно, истинно то, что ведет к успеху. А это и есть главный тезис всякого прагматизма.
Утилитаризм, прагматизм представляют собой необходимое следствие механического переноса на уровень человека биологических взаимоотношений; ведь животные действительно являются как бы «практическими прагматиками» — в томсмысле, что для регуляции их поведения нет иных оснований, кроме биологической полезности. Но ведь для них не существует и тех проблем, которые стоят перед человеком и человечеством.
Натуралистический подход не только приводит к невозможности научно объяснить действительную специфику деятельности человека и его сознания, но ретроспективно подкрепляет ложные представления и в биологии. Возвращение к миру животных от поведения человека, особенности которого выступают при этом подходе как принципиально не раскрываемые, неизбежно закрепляет и в биологии идею существования непознаваемого начала. Такой подход поддерживает в теории эволюции — теперь как бы «сверху» — метафизические, идеалистические концепции, постулирующие то таинственное «инстинктивное» движение отростков нейронов или существование энтелехии, то универсальную тенденцию к «хорошей форме» или глубинные, извечно действующие влечения и т. п.


2. Социологическое направление в психологии

Принципиально другой подход характеризует психологические работы, которые рассматривают человека прежде всего как социальное существо и ищут разгадки присущих ему духовных особенностей в истории общества. Эти работы образуют социологическое, историческое направление в психологии, в отличие от направления натуралистического, биологического.
Если говорить о зарубежной психологии, то это направление более всего представлено во французской научной литературе. Исходным для работ, выражающих это направление, является то положение, что природа человека формируется обществом, что, следовательно, «общество есть объяснительный принцип индивида» .
Различия касаются здесь прежде всего понимания развития самого общества, которое у большинства зарубежных авторов остается идеалистическим. Другое, вытекающее отсюда важное различие касается того, как понимается процесс «социализации» индивида. Такие авторы, как Дюркгейм , Хальбвакс и др., представляют в соответствии со своими социологическими воззрениями этот процесс как результат духовного, речевого общения человека с окружающими людьми, как результат усвоения им общественных «концептов» или «коллективных представлений»; таким образом, общество выступает в трудах этих и близких к ним авторов прежде всего как сознание общества, а человеческий индивид — скорее как «общающееся», чем практически действующее общественное существо. Тем не менее работы, образующие эту линию, внесли большой, часто не дооцениваемый вклад в психологию, особенно в проблему развития социальных форм человеческой памяти и представлений о времени, развития логического мышления в связи с развитием языка, происхождения высших чувств и так называемых «социальных поведений» — различного рода обычаев, церемоний и т. д. (Жане ).
С интересующей нас точки зрения особое, на мой взгляд двойственное, значение имеют выдающиеся исследования Пиаже, посвященные психологическому развитию ребенка . Я имею в виду, с одной стороны, сохранение в его общей теории развития в качестве основных понятий таких, как понятия организации, ассимиляции и аккомодации, а с другой стороны, положение о психическом развитии, как продукте развития отношений индивида с окружающими людьми, с обществом, которые преобразуют, трансформируют структуры познавательных процессов, первоначально свойственные peбенку; например, важнейший этап в формировании детской логики — возникновение связанных систем интеллектуальных операций — рассматривается Пиаже как продукт перенесенного во внутренний план внешнего сотрудничества («кооперации»), возникающего в условиях социальной жизни; без кооперации с другими, пишет Пиаже, индивидуум не смог бы сгруппировать свои операции в связное целое. Именно в результате этой двойственности воззрений Пиаже возникает ряд капитальных трудностей, одна из которых находит свое выражение в том, что социальная трансформация, о которой идет речь, по-настоящему выступает лишь на относительно поздних этапах онтогенетического развития и относится лишь к высшим процессам.
В перечисленных, как и в других многочисленных зарубежных работах, посвященных анализу социальной, исторической природы психических свойств и способностей человека, следует отметить наличие, несомненно, прогрессивных, материалистических тенденций. Это, во-первых, тенденция рассматривать социальное в человеке не в абстракции от его природных особенностей и от его нервно-физиологической организации, а как продукт исторического преобразования материального, телесного субъекта в единстве телесных и психологических его свойств. Тенденция эта в современной французской психологии наиболее отчетливо представлена в трудах Валлона и исследователей его школы. Во-вторых, это тенденция к преодолению в учении об историзме психики человека абстрактного идеалистического социологизма. Она представлена в работах авторов, исходящих из материалистического понимания общества и подчеркивающих конкретный и динамический характер психической деятельности человека (Полицер ).
Не менее важной является и попытка внести в современное историческое направление в психологии учение о роли труда, который, преобразуя внешнюю природу и производя мир человеческих объектов — материальных и духовных,— преобразует вместе с тем природу самого человека и создает человеческое сознание (Мейерсон ).