Гоулдман Дэниел. Деструктивные эмоции. Как с ними справиться? Научный диалог с Далай-Ламой.

ение (например, практика шаматха или самадхи, простая стабилизация, фокусировка и концентрация ума) и противопоставляемая ему випашьяна (или практика постижения, в ходе которой вы действительно исследуете природу реальности). Было бы очень интересно узнать, сможете ли вы обнаружить мозговые корреляты для этих двух совершенно разных режимов буддийской медитации». Через год, как вам известно из главы 1, это было сделано в лаборатории Ричи Дэвидсона в Мэдисоне.
Воодушевленный высказанными идеями, Ричи выдвинул собственное предложение: «С этим связана еще одна проблема, о которой стоит задуматься западным ученым, — проблема неведения, или заблуждения, возникающего в результате воздействия эмоций на наше восприятие и искажения нашей способности воспринимать мир таким, каков он есть. Завтра мы расскажем вам о нескольких экспериментах, которые непосредственно связаны с этой проблемой».
Назад к фундаментальным различиям
Алан Уоллес сменил тему, вернувшись к очень важному вопросу, который поднимали Пол, Оуэн и Ричи: «Есть ли какая-нибудь специфика в буддийском отношении к
некоторым из этих деструктивных эмоций? Аристотель говорил о необходимости поиска адекватной степени гнева и других эмоций. Ричи предложил искать уместный контекст, в котором следует проявлять эмоции. Согласен ли с этим буддизм, или его позиция радикально отличается от западной?
Если мы сделаем то, что предложил Его Святейшество, — будем придерживаться рамок светского контекста, а не всеобъемлющего стремления к нирване, — то все равно между нашими позициями, похоже, останется немало существенных различий. Если в таком вопросе, как романтическая любовь, вы станете думать о достижении нирваны, то вам придется забыть о романтике, поскольку она смешана с влечением и окажется помехой на вашем пути к нирване.
Но в контексте реальной жизни, оставляя нирвану в стороне, следует признать, что если между людьми, способными совокупляться и производить детей, не будет ни любви, ни привязанности, то человеческая раса про- сто-напросто вымрет. Поэтому в вопросе романтической любви буддизм соглашается с идеей существования уместных обстоятельств и адекватной интенсивности проявления эмоций».
Алан продолжил: «Но когда речь идет о гневе, здесь все иначе. Буддийский идеал, похоже, отличается от идеала Аристотеля, равно как и от идеала современной психологии. Несмотря на то что избавиться от гнева очень трудно, буддийский идеал ставит целью освобождение от гнева еще в этой жизни, даже если в некоторых ситуациях он может казаться вам оправданным и уместным. Буддисты стремятся не к тому, чтобы вообще не испытывать эмоций, а скорее к тому, чтобы иметь другие возможности, которые позволят справиться с ситуацией адекватным и эффективным образом, без помощи гнева. Мне кажется, это существенная разница».
Далай-Лама добавил категоричное заявление по-английски: «Но в светском контексте обычные люди с помощью обычных методов никогда не смогут искоренить все негативные эмоции».
Подводя итог, я сказал: «Ваше Святейшество, из этого следует, что, хотя мы и не сумеем достичь полной свободы, существуют методы, которые мы можем исследовать с точки зрения возможности их использования для ослабления негативных эмоций. Вот поэтому мы здесь и собрались».
«Это правда, — сказал Далай-Лама, снова по-английски. — Во всяком случае, эта стратегия действительно заслуживает того, чтобы ее опробовать, — по крайней мере, попытаться».
На этой ноте мы прервали дискуссию до завтра.
Что касается Пола, то он остался не совсем доволен этим днем, главным образом потому, что послеобеденная дискуссия показалась ему бессвязной. Кроме того, она не была тесно связана с темой его презентации. Несмотря на то что перед перерывом на чай в какой-то момент Далай-Лама сказал: «Давайте перестанем говорить о нирване и перейдем к реальностям повседневной жизни», Пол чувствовал, что этого так и не произошло: мы слишком углубились в теорию и упустили моменты, которые могли иметь практическое значение. Как выразился Далай-Лама, какая в этом польза для людей, которые не собираются переходить в буддийскую веру, а просто хотят найти более эффективные способы борьбы с деструктивными эмоциями?
Я отчасти разделял разочарование Пола, но при этом я знал, что в ходе встречи эти проблемы созреют и разовьются. Многие из идей и предложений, которые мы обсуждали в тот день, станут приносить плоды по мере эволюционирования нашего диалога.
День третий: проникновение
в глубины мозга ♦
22 марта 2000 года

Глава 8
Нейронаука об эмоциях
Психология как наука медленно, но неуклонно отрывается от своих гуманитарных корней, чтобы присоединиться к наукам о мозге. Этот неумолимый сдвиг напрямую связан с возникновением новых методов исследования мозга, которые раскрывают неврологическую природу нашей психической и эмоциональной жизни.
Фрейд и его последователи не располагали возможностями непосредственного изучения того, как мозг детерминирует поведение. Во времена Фрейда связи между работой мозга и нашим поведением были «неизведанной землей», континентом, которого не было ни на одной научной карте. Следует признать, что современная нейронаука подтверждает некоторые новаторские теории, например, концепцию Фрейда о решающей роли бессознательных процессов в управлении нашими действиями и поступками. Однако невозможность наблюдать за работой мозга на заре развития психологии предоставило теоретикам полную свободу в объяснении человеческого поведения; многие их теории не имеют ничего общего с тем, что действительно происходит в мозге.
Ситуация в психологии радикально изменилась со времен Фрейда; стали появляться теории, базирующиеся на
новых открытиях в области изучения мозга. Если в течение почти всего двадцатого века психология объясняла любые психические явления, от шизофрении до детского развития, не придавая почти или вообще никакого значения происходящим в мозге процессам, то теперь это просто немыслимо.
Неврологическая основа современной психологической науки была представлена в презентации Ричарда Дэвидсона, посвященной мозгу и эмоциям. Дэвидсон был первым, кто занялся поиском неврологических субстратов эмоций; в своей работе он использовал уникальный арсенал научных методов изучения мозга.
Во-первых, в лаборатории Дэвидсона в Мэдисоне используется усовершенствованная модель электроэнцефалографа (ЭЭГ) — прибора для регистрации мозговых волн, имеющегося в неврологических отделениях практически каждой больницы. Однако пределы возможностей обычного ЭЭГ ограничены: он может регистрировать волны, образующиеся в результате процессов, которые протекают лишь в самых верхних слоях мозга под черепом. Это примерно то же самое, что пытаться составлять карту погоды Соединенных Штатов на основании данных о температуре вдоль канадской границы. Дэвидсон использует суперсовременное программное обеспечение в сочетании со специальной системой электрических датчиков, способной проводить более глубокие исследования, чем стандартные ЭЭГ. Это позволяет ему отмечать активность глубинных участков мозга, а не только поверхностных, а это уже больше похоже на составление карты погоды на основании данных, поступающих из всех районов страны.
Кроме того, в его лаборатории есть функциональный магнитно-резонансный томограф (МРТ), который отмечает мельчайшие изменения в движении крови по всему мозгу и тем самым позволяет наблюдать за внутренней
активностью мозга в ходе мыслительной деятельности. И в отличие от тех МРТ-сканеров, что используются в большинстве больниц и позволяют получать отдельные снимки мозга, функциональный МРТ выдает изображение, больше напоминающее видеозапись, что позволяет исследователям непрерывно следить