Ягнюк К.В. Серговская В.Н. Краткосрочная ориентированная на развитие психотерапия Баша

что очень скоро ему придется решить и что-то сказать ей, так как ему сказали, что в течение 2 месяцев он снова должен будет сменить местоположение, на этот раз переехать на Западное побережье. Он ждал нового повышения со значительным увеличением заработной платы и прав льготной покупки акций, что означало его превращение в мультимиллионера в течение нескольких ближайших лет. Он думал, что ему стоит сейчас развестись с женой. Вместо того, чтобы перевозить ее с сыном, он предпочитал оставить их жить в доме, а себе приобрести квартиру в новом месте.

Новая информация утвердила терапевта в предположении о том, что ощущение пациентом своей неадекватности в секторе автономии было необоснованным и, что его тревога могла происходить из некоторых проблем в секторе привязанности. Терапевт решил обращать больше внимания на эту область, чтобы узнать, не было ли в его предыдущем опыте каких-либо моментов, прояснение которых поможет понять, что происходит и, что можно сделать для пациента и вместе с ним в течение относительно короткого времени, определенного нами для терапии. Какую историю могла скрывать его эмоциональная невозмутимость? Терапевт предложил пациенту поговоритьо его детстве.

Уоррен Дейл с готовностью и без каких-либо колебаний начал свой рассказ том, что был единственным ребенком в семье, всегда знавшим, что он нежеланный ребенок, рожденный по стечению обстоятельств. Его родители были юристами, оба еще были живы. Оба были алкоголиками, и они постоянно ссорились. Чем больше они пили, тем более ожесточенно ссорились. Поскольку они были заняты друг другом, у них было мало времени для него. Он был предоставлен заботам нянь, домработниц или еще кого-то, кто находился в этот момент в доме. Несмотря на эмоциональное пренебрежение, они требовали от него послушания и высоких достижений в школе. Он действительно преуспевал, надеясь, что это вызовет их одобрение, но никогда не получал его. Его редкие неудачи в учебе, тем не менее, вызывали жесткую критику и угрозы отправить его в школу-пансион, где, как ему внушали, он узнает, как справиться с ленью.

Он вспомнил случай, когда ему было 9 или 10 лет и он получил очень высокие оценки и похвальные отзывы в школе. Он ожидал, что на этот раз наверняка обрадует родителей. Он вышел к ужину с ведомостью с оценками, но его мать ничего не сказала по этому поводу, а отец также не выказал никакого интереса после того, как убедился, что сын не получил плохих оценок ни по одному из предметов. Пациент вспомнил, что в этот ужин его сильно тошнило, у него закружилась голова, и его вырвало прямо на скатерть на столе. Родители, выразив чувство отвращения, убрали за ним и уложили его в постель, где он заснул. Его следующим воспоминанием было то, что он стоит наверху лестницы и снова и снова кричит им: «Вы что, не рады, что я у вас есть?» К этому моменту мать и отец уже занялись выпивкой и бесконечным выяснением отношений. Они не слышали его и, в конце концов, он вернулся в постель.

Насколько он мог припомнить, время от времени он пытался вклиниться в ссоры родителей и умолял их остановиться. Но это заканчивалось лишь тем, что они обращали свой гнев против него. Когда пришло время отправить его в школу-пансион для получения среднего образования, он был рад, что может сбежать.

Эта история еще больше укрепляла предположение о том, что с точки зрения развития актуальная проблема Уоррена Дейла находилась в секторе привязанности. Его родители, по-видимому, имели эмоциональный дефект, выражающийся в неспособности обоих выражать какие-либо чувства кроме гнева. Для меня это значило, что они жили в состоянии хронической аффективной перегрузки, с которой не могли справиться ни вербально, ни посредством какого-либо еще адекватного поведения. Внушающим надежду был тот факт, что пациент, будучи ребенком, не потерял надежду: он помнил, как старался убедить родителей выражать ему любовь хотя бы тогда, когда он соответствовал их ожиданиям. Но это совсем не обеспечивало того, что он эмоционально отреагирует на подобную возможность, предоставленную терапией. Меня, безусловно, беспокоило отсутствие у него чувств в отношениях с женой и его неспособность понять потребности сына. Учитывая краткосрочность терапии, я полагал, что не смогу даже начать работу над ослаблением его жесткой защиты от эмоциональных переживаний. Однако, если он смог бы позволить себе использовать благоприятную среду психотерапевтических отношений для повторного переживания – а не только для воспоминания – превратностей его желаний, тогда, на мой взгляд, у нас будет шанс добиться чего-то стоящего.

Диалог, который последовал за воспоминаниями об истории детства, убедил терапевта в том, что в данном случае действительно было с чем работать: напрямую и незамедлительно. Теперь стало возможно наметить цель терапии, заключающуюся в том, чтобы познакомить пациента с его собственными эмоциональными потребностями в наиболее приемлемой для него манере.

П: Не знаю… Что-то накатывает… какая-то грустная волна… (У него наворачиваются слезы).

Т: Вы грустите о том мальчике, что стоит наверху лестницы.

П: (Не скрывает рыдания).

Т: (После того, как пациент вытирает глаза). Мне кажется, теперь я лучше понимаю, зачем вы пришли. Со стороны кажется, что вы великолепно приспособились к жизни и много чего добились, тем не менее, успех не может решить проблему, которая вас беспокоит. Это парадокс, но чем вы успешней, тем менее счастливым вы становитесь. Достижения не лечат эту боль, так же как когда вы получали одни пятерки, а родители не реагировали на это с гордостью.

П: Я уже очень давно ни о чем таком не думал.

Т: Слишком больно, и вы выбросили это из головы, и искали причину своего беспокойства в чем-то другом.

П: Если задуматься, вы, наверное, правы. На работе я без проблем справляюсь со всеми конфликтами, а вот конфликт между своими родителями был мне не по силам. (То, как Уоррен Дейл понимает сказанное мной, показывает, что ориентация состоялась и, как видно из его высказывания, умственно он освободился, чтобы сосредоточиться на разрешении своей трудности. Пустота, занимающая место аффекта, теперь сменилась интересом, и я могу предположить, что сейчас он в состоянии доверять мне в процессе нашего движения вперед).

Т: Точно. В этом смысле важно не то, как вы сегодня обращаетесь с конфликтами, а то, о чем они вам напоминают. В этом и состоит проблема.

П: И что же мне делать со всем этим пониманием?

Т: О, оно само даст о себе знать. Вспомните, сколько вещей вы узнали в школе. Кто знает, к чему ведет знание таблицы умножения и правил грамматики, когда мы впервые с ними знакомимся? Но со временем мы начинаем их использовать, каждый по-своему.

П: Вы думаете, это настолько фундаментальные вещи?

Т: Безусловно. То, о чем мы говорим, ваша эмоциональная жизнь, это фундаментально.

П: Почему я чувствую такую усталость?

Т: Вы ищите свой путь в неизвестной стране. От этого всегда устаешь.

П: Это как начать новый проект с людьми, с которыми раньше не работал?

Т: Да, именно это я имею в виду.

Последняя часть сессии обнадежила терапевта: то, что пациент мог быстро проводить обоснованные аналогии и соотносить новый опыт, полученный в терапии, со знакомыми, ранее опробованными событиями, убеждало в возможной пользе терапии.

За первую сессию удалось многого достичь: была установлена цель и намечен план действий по ее достижению. Пациент познакомился со своими прошлыми и настоящими переживаниями и почувствовал большую уверенность, соприкасаясь с ними. Терапевт убедился в том, что если установлена связь (родство), можно заниматься коррекцией эмоциональной недостаточности пациента. С точки зрения решения проблем, после проведения ориентации пациент показал, что способен справляться с чувствами, размышлять о них, а также точно и содержательно выражать их. .

Баш отмечает, что до встречи с данным пациентом им было установлено правило делать первоначальное интервью длиннее обычной сессии – полтора часа. Он подчеркивает полезность такой длительности для исследования проблем пациента и установления терапевтической цели в рамках ограниченной во времени психотерапии. Можно достичь значительно большего, если преждевременно не прерывать процесс знакомства с пациентом и его проблемами. В случае с Уорреном Дейлом, учитывая предстоящий ему вскоре отъезд из города, было решено продолжать работу в этом же режиме. Баш также пишет о том, что хотел предложить пациенту встречаться чаще, чем раз в неделю, но отказался от этой идеи, так как предположил, что ему может понадобиться больше времени между сессиями, чтобы интегрировать то, что он переживал на сессиях, с другими сторонами его жизнедеятельности.

На второй сессии Уоррен Дейл спонтанно продолжал говорить о своих детских впечатлениях. Его рассказ укрепил предположение терапевта о том, что пациент вырос в семье, где редко или вообще никогда не допускали адекватного проявления или выражения любви и нежности. Его позитивный эмоциональный отклик на на происходящее на первой встрече и то, как он проводил аналогии, чтобы интегрировать содержание первой сессии с остальным своим опытом, показало, что теперь он в большей степени способен доверять терапевту и принимать последнего в роли ведущего и поддерживающего.

Это позволило терапевту сделать следующий шаг: как только представилась возможность, терапевт объяснил пациенту, что представляет собой эмоциональное развитие. Он рассказал о базовом процессе общения, благодаря которому ребенок с рождения может быть понят и, в свою очередь, может понимать психическое состояние родителей задолго до того, как возникнет речь. Пациента впечатлила мысль о том, что чувства и эмоции, как позитивные, так и негативные, возникают в процессе стремления достичь соответствующей возрасту компетентности. Он понял, почему его повторяющиеся неудачи вызвать интерес у родителей привели к тому, что он стал избегать мобилизации аффекта, начал уходить в молчание и автономную деятельность, когда чувствовал, что нет надежды на поддержание связи.

Терапевт и пациент продолжили говорить о смещенном страхе пациента перед конфликтом и решили, что на этот раз его беззащитность перед конфликтом, возможно, оживила давний страх потерять родителей. Пациент согласился: развод был постоянной темой родительских ссор. Рассказывая об этом, он добавил, что сейчас, когда он имеет дело с конфликтами, он всегда боится возникновения ощущения напряжения в грудной клетке и в желудке. Это сопровождает его деятельность как руководителя и убивает все удовольствие, которое он мог бы испытывать от работы. Терапевт предположил, что его переживания были непереработанным аффектом, строительным материалом для чувств и эмоций(Basch, 1988). Он обратил внимание пациента на то, что если бы в прошлом не было никого, кто мог бы разговаривать с ним, он бы никогда не научился думать и выражать свои мысли на английском языке. Неспособность его родителей говорить с ним на языке эмоций привело к появлению у него ограничений в этой области. Все, что было доступно для них в плане эмоций, заключалось в гневе, и это представляло собой крайне ограниченный аффективный запас. Отклик пациента подтверждал, что он хорошо понимает, о чем говорит терапевт.

В конце второй сессии пациент сказал: «Я очень доволен тем, чем мы сегодня занимались», и протянул терапевту руку, которую тот крепко пожал. Так пациент признал связь, установившуюся между ними, и подтвердил то, что почувствовал себя принятым, понятым и оцененным.

Следует добавить, что его готовность к пониманию слов терапевта не зависела от высокого уровня его интеллекта. Баш подчеркивает: обычно пациенты не испытывают трудностей в понимании и применении дидактических построений, описывающих процесс развития. Такие построения уменьшают расстояние между терапевтом и пациентом, который подчас чувствует себя неоправданно некомпетентным в присутствии специалиста. Позволяя своим пациентам принять участие в процессе своего мышления, терапевт показывает, что их не разделяет пропасть, что терапевт и пациент имеют дело не с чем-то таинственным, а с человеческим опытом переживания чего-то болезненного, но так или иначе разрешимого. Такой подход не только уменьшает чувство стыда, часто рождаемого ролью пациента, но и дает пациенту надежду на контроль, открывает возможность для компетентности и создает атмосферу, благоприятствующую выполнению предстоящей работы.