Олпорт Гордон. Становление личности. Избранные труды.

Эмпиризму Локка присущ еще один постулат: малое и молекулярное («простые идеи») более фундаментально, чем большое и молярное («сложные идеи»). Сегодня личность рассматривается как взаимосвязь рефлексов или свойств. Для Халла и Уот-сона личность — это иерархия свойств. Верхним уровням иерархии уделяется мало внимания. Внимание большинства психологов, работающих в области обучения и развития, поглощено именно уровнем элементарных навыков.
Преобладание внимания к молекулярным единицам приводит к уверенности в эквивалентности видов. Считается, что любое базовое человеческое свойство может быть без существенных потерь изучено на низших видах. Ведь человек — животное. Так почему бы не взять более простое животное (например, крысу) в качестве прототипа (модели) более сложного животного? Признание эквивалентности видов широко распространено в современной психологии, хотя иногда делаются некоторые оговорки. Так, профессор Халл, один из ведущих американских эмпириков, писал: «У человека есть дополнительные способности речи и символического поведения и сопутствующие преимущества высших психических процессов. Влияет ли это на первичные законы поведения — еще предстоит установить»5. Профессор Халл хочет проявить гибкость и открытость мышления, но его заявление ясно обнаруживает заведомую веру в видовую эквивалентность.
Еще одно положение, присущее эмпиризму Локка: более фундаментально то, что появилось раньше в ходе развития. Важны ранние отпечатки на воске разума. Можно быть уверенным, что первые впечатления позднее перемешиваются и накладываются друг на друга, но изначальные простые идеи продолжают быть элементами позднейшей психической жизни. Этот тип генетизма прочно удерживает власть в американской психологии6. Придерживаясь доктрины tabula rasa, американский ге-нетизм подчеркивает важность научения и обусловливания в раннем детстве. Позже мы увидим, что эта точка зрения создает значительные трудности для теории развития и изменения личности.
Все эти постулаты локковского эмпиризма близки по духу современному позитивизму. Отдавая предпочтение видимому, внешнему, позитивизм (операционализм) утверждает, что методики эксперимента и измерения должны быть специфицированы в определении каждого понятия. Идеалом этого строгого требования является построение психологии в одну шеренгу с физикой и математикой и достижение, таким образом, единства науки. Позитивизм стремится свести абстрактные понятия к данным наблюдения или к процессу наблюдения как таковому. Несмотря на то, что словесный
5 Hull С L A Behavior System New Haven Yale University Press, 1952 P 4
6 Я говорю о генетизме не как о врожденной или конституциональной предрасположенности, а как о раннем научении К сожалению, термин «генетизм» имеет эти два разных значения
172 Становление
отчет с неохотой признается операцией, допустимой в определенных условиях, скудость результатов, вытекающая из применения операциональных критериев, тормозит исследование сознания как такового и личности как сложной структуры, так как в этих областях можно выполнить, повторить и зафиксировать извне относительно немногие конкретные операции.
Именно из-за этого многие психологи не проявляют интереса к экзистенциальному богатству человеческой жизни. Они говорят, что у них нет методов. Точнее, имеющиеся методы ущербны с точки зрения строгих требований, лежащих в основе современного позитивизма. Стремясь соревноваться с «настоящими» науками, психологи поддаются искушению работать только над теми проблемами и лишь с теми объектами, которые отвечают принятым критериям. По этой причине зоопсихология и математическая психология оказались высокоразвитыми. Позитивистский идеал настолько доминирует, что другие области психологии воспринимаются как не вполне серьезные. Особую антипатию вызывают проблемы, относящиеся к сложным мотивам, высокоуровневой интеграции, сознанию, вопросам свободы и индивидуальности. Эта антипатия в значительной мере объясняется сравнительной слабостью объективных методов исследования. Но она объясняется также и тем, что позитивизм предпочитает внешнее внутреннему, элементы — структурам, идею «ге-нетизма» и пассивного (реактивного) организма — идее организма спонтанного и активного.
3. Лейбнииевская тралииия
Лейбницевская традиция, наоборот, утверждает, что человек — это не набор действий и не просто локус (место) действий, человек — это источник действий. И сама активность понимается не как возбуждение, возникающее в ответ на внутреннюю или внешнюю стимуляцию. Она целенаправленна. Чтобы понять, чем является человек, всегда необходимо обратиться к тому, чем он может стать в будущем, ибо на каждом его актуальном состоянии лежит печать будущих возможностей. Учение Лейбница о духе было предвосхищено учениями Аристотеля о желании и энтелехии и Фомы Аквинского об интенции. Спиноза считал, что тайна становления скрыта в ко-натусе — стремлении к самосохранению и самоутверждению. Позднее Франц Брента-но утверждал, что в каждый момент времени человеческий разум активен и целенаправлен — он непрерывно занят суждениями, сравнениями, пониманием, любовью, желанием, избеганием. Для Брентано моделью разума служило действительное причастие {active participle). Для Джона Дьюи ею был глагол, в той же мере символизирующий активный интеллект.
Нам будет легче понять нынешнюю форму этой традиции, если мы сначала посмотрим на современную когнитивную психологию, а затем — на теории мотивации. Представления Канта о врожденных категориях, о формах мысли противоположны локковской идее tabula rasa. Гербарт, Брентано и Вундт (автор теории креативного апперцептивного синтеза) продолжали двигаться за пределы механики ассоцианиз-ма для объяснения психической организации. Представление об активном интеллекте сохранилось в вюрцбургской доктрине аттитюда, установки и тенденции. Настойчивое утверждение фон Эренфельса, что когнитивная структура удерживает форму, даже когда не сохраняется ни один элемент (как при транспонировании мелодий), породило гештальт-движение, которое занимается почти исключительно динамическими принципами познания. Понятия «завершение», «самодистрибуция», «пре-
Основные положения психологии личности 173
гнантность», «инсайт» привлекают внимание к присущей интеллекту деятельности по формированию, аранжировке, интерпретации сенсорных данных. Эта деятельность не объясняется элементаристскими теориями, идущими от Локка и Юма.
Гештальтпсихология достигла Америки. Давайте посмотрим, что произошло с этой наиболее влиятельной версией теории активного интеллекта в процессе ее приспособления к англо-американскому эмпиризму. Американские психологи, недавно принявшие так называемую «когнитивную теорию», редко идут настолько далеко, чтобы принять всю совокупность понятий гештальт-теории. Понятия динамической самодистрибуции, прегнантности или инсайта почти не используются, так как за интеллектом (или мозгом) признается минимальное право на подобную автохтонную активность. Американские когнитивные теоретики предпочитают «намерению» более пассивное «ожидание», «планированию», «предвидению» и «цели» — более статичные «когнитивные карты» и «установки». Но даже эти разбавленные версии активного интеллекта с напряжением встречены американскими позитивистами, придерживающимися традиций реактивности (стимула — реакции) и ассоцианизма. Мы можем рассматривать позитивизм (в том числе не только бихевиоризм и операционализм, но и ассоцианизм) как правое крыло современной американской психологии, а так называемую когнитивную теорию — как ее левое крыло. Но и эта теория (в ее нынешнем виде) не слишком далеко ушла влево. Она все еще верна локковской традиции и не принимает представлений Лейбница и его последователей о действительно активном интеллекте, свойственном персональному Я.
Короче говоря, нынешняя ситуация в когнитивной психологии может быть описана четырьмя утверждениями. 1. Полноценная феноменология, предполагающая существование активного мыслителя и первичного процесса, связывающего этого мыслителя с его собственным состоянием сознания, в разной степени представленная в работах Брентано, Гуссерля, Шелера и других, породила цветущую школу эпистемологии, но, в силу присущего ей субъективизма, слабо повлияла на американскую психологию. 2. Гештальт-школа, косвенно испытавшая влияние этой философской феноменологии, но основывающаяся на экспериментальных традициях, породила, в особенности в европейской психологии, широкий круг понятий, предполагающих существование активного интеллекта (например, динамическая самодистрибуция, связность, инсайт, завершение). В отличие от самой феноменологии, гештальт-теория ставила основной акцент не на отношениях «субъект — объект», а на различных динамических процессах, каждый из которых рассматривается сам по себе. 3. В американской когнитивной теории понятия гештальтпсихологии были существенно редуцированы в том, что касается их акцента на самостоятельной активности (автохтонном процессе), и заменены такими менее динамичными понятиями, как «гипотеза», «ожидание», «когнитивные карты». 4. Многие американские позитивисты и ассоцианисты отвергают все подобные концепции (даже разбавленную американскую когнитивную теорию), считая адекватными концептуальные рамки теории «стимул — реакция» и предпочитая гипотезу «пустого организма» предположению об организме, снабженном активным интеллектом.
Но ни одна когнитивная теория, какой бы динамической она ни была, не даст нам нужных оснований для полновесной психологии личности. Нам также нужна доктрина мотивации для объяснения фасилитации, торможения, отбора и оживления наших когнитивных и поведенческих систем. Ни один современный психолог не усомнится в этом, однако разброс взглядов на мотивацию столь же широк, как и разброс взглядов на познание. Мы уже указывали на аскетическую скупость тео-
174 Становление
рий влечений и обусловливания, делающую их столь популярными в американских лабораториях.