Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики.

Деятельность же человека может иметь только то строение, которое создается данными общественными условиями и порождаемыми ими отношениями людей. Нужно, однако, при этом подчеркнуть, что, говоря о сознании отдельного человека, следует иметь в виду именно те конкретные условия и отношения, в которые этот человек оказался поставленным силой обстоятельств, и что указанная связь отнюдь не является прямой.
Итак, наш общий метод состоит в том, чтобы найти то строение деятельности людей, которое порождается данными конкретно-историческими условиями, и, исходя из этого строения, раскрыть существенные психологические особенности строения их сознания.


2. Первобытное сознание

В буржуазной психологической литературе понятию первобытного сознания (чаще говорят: мышления) незаконно придается весьма широкое и недостаточно определенное значение. Первобытным, или примитивным, называют всякое сознание, отличающееся от сознания людей, принадлежащих к так называемым «цивилизованным обществам» (Леви-Брюль и др.). Этим создается в корне ложное противопоставление друг другу двух типов психики — «низшего» и «высшего», противопоставление, обосновывающее реакционные, колонизаторские «учения» о якобы психической недостаточности целых народов.
Говоря о первобытном сознании, мы имеем в виду другое мы имеем в виду сознание людей на первоначальных этапах развития общества, когда люди, уже владевшие примитивными орудиями, вели совместную борьбу с природой; когда они имели общий труд, общую собственность на средства производства и общую собственность на его продукт; когда, следовательно, не существовало еще общественного разделения труда и отношений частной собственности, не существовало эксплуатации человека человеком; короче говоря, мы имеем в виду сознание людей на разных этапах развития первобытнообщинного строя.
Чем же психологически характеризовалось строение сознания человека на этих ранних исторических этапах?
Его характеристика вытекает из тех главных особенностей, которые присущи деятельности человека в рассматриваемых условиях. Первая из них состоит в том, что новое, общественное по своей природе строение деятельности первоначально не охватывало всех видов ее.
Круг сознаваемого ограничивался лишь отношениями индивида, которые непосредственно являлись отношениями процесса материального производства. «Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей...» — говорит Маркс. Поэтому, например, сфера половых отношений вовсе не была представлена в примитивных языковых значениях, о чем ясно свидетельствует тот факт, что все сексуальные термины первоначально были асексуальными. По этой же причине названия домашних животных появились раньше, чем диких; то же — и с названиями растений.
Иначе говоря, на заре развития человека сфера сознательных смыслов еще сосуществовала с гораздо более широкой сферой инстинктивных, биологических смыслов — так же, как еще сосуществовали наряду с общественно опосредствованными отношениями людей к природе и их еще многочисленные инстинктивные связи с ней. Это — во-первых.
Другая черта, характеризующая сознание в эту самую раннюю пору его развития, состоит в том, что даже в узких пределах сознаваемого не было еще полноты его.
Таким образом, развитие сознания происходило вовсе не так, как если бы прежде темное внутреннее поле восприятия вдруг равномерно осветилось «светом сознания», сначала тусклым, едва мерцающим, а потом все усиливающимся, позволяющим все более правильно и точно различать выступающее в нем содержание. Первоначально сознаваемое было узко ограничено.
Наконец, мы находим ту черту первобытного сознания, которая определяет собой его общее строение, как бы общую формацию его, сохраняющуюся на всем протяжении существования первобытно-коммунистической общины.
Первоначально люди вовсе не сознают своих отношений к коллективу. Появляется лишь начало сознания того, что человек вообще живет в обществе. «...Начало это,-— говорит Маркс,— носит столь же животный характер, как и сама общественная жизнь на этой ступени; это — чисто стадное сознание, и человек отличается здесь от барана лишь тем, что сознание заменяет ему инстинкт, или же,— что его инстинкт осознан» .
На дальнейших этапах, когда сознание людей, как мы увидим, делает важные шаги в своем развитии, языковые значения, формирующиеся в совместной трудовой деятельности людей, отражают уже не только их отношения к природе, а также и друг к другу. Но так как отношения отдельных участников коллективного труда к условиям и средствам производства остаются в общем одинаковыми, мир одинаково отражается в системе языковых значений, образующей сознание коллектива, так и в сознании отдельных индивидов — в форме этих же значений.
Психологически это связано с тем, что смысл сознаваемого явления для отдельного человека и его смысл для коллектива в целом, фиксированный в языковых значениях, совпадают между собой. Такая нерасчлененность в сознании смыслов и значений возможна потому, что круг сознаваемого еще долго остается ограниченным теми отношениями людей, которые непосредственно являются и отношениями всего коллектива, а с другой стороны — потому, что сами языковые значения являются недостаточно расчлененными.
Совпадение смыслов и значений составляет главную особенность первобытного сознания. Хотя распад этого совпадения подготавливается еще внутри первобытнообщинного строя, он происходит лишь вместе с распадом этого строя.
Условие, которое подготавливает расчленение смыслов и значений, состоит, со стороны развития самого сознания, в расширении круга сознаваемого, к чему необходимо приводит развитие труда — его орудий, форм и трудовых связей участников производства.
Первое важное изменение, происходящее в направлении расширения круга сознаваемого, вызывается фактом усложнения трудовых операций и самих орудий труда. Производство все более требует от каждого участника труда целой системы соподчиненных действий, а следовательно и целой системы сознаваемых целей, которые вместе с тем входят в единый процесс, в единое сложное действие. Психологически такое сливание в единое действие отдельных частных действий представляет собой превращение последних в операции. При этом то содержание, которое прежде занимало структурное место сознаваемых целей этих частных действий, занимает в строении сложного действия структурное место условий его выполнения. А это значит, что теперь и операции, и условия действия также могут входить в круг сознаваемого. Только они входят в него существенно иначе, чем собственно действия и их цели.
Этот метаморфоз действий, т. е. превращение их в операции и, таким образом, происходящее рождение операций нового типа (будем называть их сознательными операциями), хорошо изучен экспериментально — в современных, разумеется, условиях. Поэтому его легко описать.
Когда, например, на спортивных занятиях в тире учащийся поражает мишень, он выполняет определенное действие. Чем характеризуется это действие? Во-первых, конечно, тем, в какую деятельность оно входит, каков его мотив и, следовательно, какой смысл оно имеет для учащегося. Но оно характеризуется еще и другим: способами, операциями, какими оно выполняется. Прицельный выстрел требует многих операций, каждая из которых отвечает определенным условиям данного действия: нужно придать своему телу известную позу, выровнять мушку винтовки и правильно установить линию прицеливания, прижать приклад к плечу, задержать дыхание и плавно спустить курок.
У обученного стрелка все эти процессы не являются самостоятельными действиями. Соответствующие им цели не выделяются всякий раз в его сознании. Стрелок не говорит себе: теперь нужно прижать приклад, теперь задержать дыхание и т. д. В его сознании есть одна только цель — поразить мишень. Это и значит, что он владеет нужными для стрельбы двигательными операциями.
Иначе — у человека, только начинающего учиться стрелять. Раньше он должен сделать своей целью правильно взять винтовку, и в этом состоит его действие; далее он делает своим сознательным действием прицеливание и т. д. Прослеживая процесс обучения стрельбе, как, впрочем, и обучения всякому сложному действию, мы видим, таким образом, что входящие в его состав звенья прежде формируются как отдельные действия и лишь затем превращаются в операции.
Эти операции, однако, отличаются от операций, возникающих путем простого приспособления действия к условиям его выполнения. Как показывает экспериментальное исследование, эти операции отличаются прежде всего объективно — своей гибкостью, управляемостью. Они отличаются также совсем другим отношением к сознанию.
Действие и его цель, входя в состав другого действия, уже прямо не «презентируются» в сознании. Это, однако, не значит, что они вовсе перестают сознаваться. Они лишь занимают другое место в сознании: они как бы только сознательно контролируются, т. е. при известных условиях могут сознаваться. Так, в сознании опытного стрелка операции выравнивания мушки, как и само положение ее по отношению к прорези, могут быть не презентированы. Достаточно, однако, какого-нибудь отклонения от нормального осуществления этой операции, и тогда сама эта операция, как и ее предметные условия, отчетливо выступают в сознании.