Борисов В. А. Демография.

Таким образом, использование показателя ГМЕР дает хорошие возможности для простого и наглядного сравнительного анализа уровней рождаемости. Он позволяет установить, что реально происходит с рождаемостью, изменяется ли она (именно рождаемость, а не только ее коэффициент, что не одно и то же), и если да, то в каком направлении. Причем делается это на основе довольно грубых исходных материалов и простых вычислений. Конечно, коэффициент ГМЕР — грубый показатель. Он предназначен только для самого первого подхода к ответу на вопрос о степени внутрисемейного контроля рождаемости. Но это совсем не мало, если учесть, что пока еще по вопросу о соотношении «стихийной» и «регулируемой» рождаемости даже среди специалистов бытует немало заблуждений, основанных на субъективных предрассудках и эмоциях, Иметь в таком случае какой-либо количественный ориентир представляется весьма полезным.
В заключение этого раздела хочу сказать, что метод ГМЕР может быть применен и в других исследовательских предметах. Так, американский демограф, эмигрант из Советского Союза Д. Вересов использовал его для оценки фактического числа абортов в СССР и получил для периода 1980—1984 гг. оценку в 7,5 млн. искусственных абортов в год . (Минздрав СССР в это время оценивал их число в 4,4 млн. С помощью этого же метода Д. Вересов оценил число предупрежденных беременностей (путем применения противозачаточных мер) в тогдашнем СССР как менее одной трети от числа абортов .

5.14. Краткая история исследований
факторов рождаемости
Возможно, мы уже никогда не узнаем, откуда пошло убеждение, ставшее массовым предрассудком, что для того, чтобы иметь много детей, надо располагать хорошими материальными условиями. Наблюдения ученых давно, задолго до возникновения статистики и демографии, давали повод для противоположных мнений. Известно, в частности, высказывание великого английского экономиста Адама Смита, сделанное им в знаменитой книге «Исследование о природе и причинах богатства народов», опубликованной в Лондоне в 1776 г., спустя 14 лет после труда Д. Граунта: «Бедность... как кажется, даже благоприятствует размножению. Истощенная голодом женщина в горной Шотландии часто имеет более двадцати детей, тогда как изнеженная пресыщенная дама часто неспособна произвести на свет и одного ребенка и обыкновенно оказывается совершенно истощенной после рождения двух или трех детей. Бесплодие, столь частое среди светских женщин, весьма редко встречается у женщин из низших слоев народа. Роскошь, может быть, порождает в прекрасном поле страсть к наслаждениям, но, по-видимому, всегда ослабляет и часто совершенно уничтожает способность к деторождению» . Таким образом, великий экономист отметил обратную связь между числом рожденных детей и социальным положением матерей, но трактовал эту связь как различие в плодовитости, а не как различие в желании иметь детей. И это не случайно. В его времена число детей считалось проявлением воли свыше, и вмешательство людей в дела божественные рассматривалось почти как богохульство. Даже говорить об абортах или противозачаточных мерах считалось неприличным, хотя примитивные методы контрацепции (против зачатия) существовали, а абортов было столько, что в некоторых просвещенных государствах Европы за них строго наказывали по суду, вплоть до смертной казни. Поэтому многие ученые зачастую делали вид, будто ничего не знают об этой стороне общественной жизни.
Франция была первой страной, в которой рождаемость начала сокращаться в конце XVШ в., причем именно за счет ее внутрисемейного ограничения. Эта же страна стала первой, где общественные деятели и ученые проявили беспокойство по поводу угрозы депопуляции и попытались понять причины падения рождаемости. Однако научные исследования факторов рождаемости развернулись лишь на рубеже XIX—XX вв., когда развитие переписей населения, текущей статистики естественного движения населения и системы показателей рождаемости и брачности подготовило информационную базу для исследований. Одними из первых таких исследований были работы французского статистика Жака Бертильона. В них ученый рассматривал дифференциальную рождаемость, т. е. систематические различия в уровнях рождаемости между социальными группами. В 1890 г. он опубликовал результаты статистического исследования различий в уровнях рождаемости жителей четырех европейских столиц (таблица 5.14).
В таблице четко проявляется обратная корреляционная зависимость между материальным уровнем жизни и рождаемостью. С переходом от районов с бедным населением к районам с богатым населением показатели брачной рождаемости снижаются. Возможно, именно с этого времени, с экспериментов Ж. Бертильона, началась в науке острая дискуссия по поводу так называемого «парадокса обратной связи между уровнем рождаемости и благосостоянием», которая продолжалась в нашей стране до середины 1970-х гг. А в обыденном сознании представление о том, что для повышения рождаемости необходимо и достаточно лишь улучшить условия жизни, непоколебимо и до сих пор вопреки любым научным доказательствам обратного.
Таблица 5.14
Специальные коэффициенты брачной рождаемости в ряде
европейских столиц в конце XIX в. (в расчете на
1000 замужних женщин в возрасте 15—49 лет)

Районы с населением Вена
1891—1897 гг. Берлин
1886—1895 гг. Париж
1886—1898 гг. Лондон
1881—1890 гг.
Очень бедным 200
222
140
147

Бедным 164 206 129 140
зажиточным 155 195 111 107
Очень зажиточным 153
178
99
107

Богатым 107 146 94 87
Очень богатым 71
122
69
63


В нашей стране после окончания первой мировой и гражданской войн рождаемость к середине 1920-х гг. поднялась выше довоенного уровня (общий коэффициент рождаемости по СССР в 1924 г. достиг 49,0 ‰ . Этот рост носил компенсационный характер, но некоторым политикам казалось, что его причины — в успехах строительства нового общества и что таков он навсегда. Но уже в следующем году уровень рождаемости начал снижаться.
Всесоюзная перепись населения 1926 г. явилась стимулом для появления ряда статистических работ, посвященных изучению дифференциальной рождаемости. Одним из первых был, по-видимому, экономист Б.С. Яголим, который повторил метод Ж. Бертильона в новых условиях. В 1928 г. он проанализировал различия общих коэффициентов рождаемости в Москве за 1925 и 1927 гг. по сравнительно мелким участкам города (отделениям милиции) . Он обнаружил, что самые низкие коэффициенты были в участках, расположенных ближе к центру города, а самые высокие — в окраинных участках. Так как ко времени написания его статьи имелись данные переписи населения 1926 г. о социальном составе только по районам города, Б.С. Яголим использовал аналогичные итоги городской переписи населения 1923 г., в которых была проведена разработка итогов по отделениям милиции.
Считая, что за 4 года социальный состав не мог существенно измениться, он сопоставил данные о социальном составе по итогам переписи населения 1923 г. с коэффициентами рождаемости по соответствующим административным единицам Москвы за 1927 г. Оказалось, что в центральных участках Москвы около половины жителей (50,7%) составляли служащие и лица свободных профессий, рабочие — только 15%. Общий коэффициент рождаемости в этих участках составлял в среднем 18,2 ‰. Среди жителей окраинных участков служащие и лица свободных профессий составляли 24,4%, рабочие — 45,4%. Общий коэффициент рождаемости в этих районах составлял в среднем 33,7 ‰.
На основании этих результатов Б.С. Яголим справедливо объяснил различия в коэффициентах рождаемости по жилым районам Москвы социальными различиями в уровнях рождаемости.