Олпорт Гордон. Становление личности. Избранные труды.

Первые монументальные фигуры в психологии — думаю, что могу назвать Вильгельма Вундта, Уильяма Джеймса, Уильяма Мак-Дугалла и Джона Дьюи — уводят нас от чисто спекулятивной философии к широким эмпирическим взглядам на человеческую природу Отдавая предпочтение лабораторным или клиническим эмпирическим данным (хотя в их распоряжении было не слишком много таковых), они не хотели утрачивать и свое обзорное видение предмета психологии, а именно, общего устройства человеческой природы
Однако их бунт против философии зашел не настолько далеко, чтобы доставить удовольствие некоторым энтузиастам, по существу говорившим «Мы можем дать вам простую формулу человеческой природы» Фрейд, например, предложил удобную концептуальную треногу ид, эго и суперэго, Уотсон и бихевиористская школа утверждали, что суть всего в реакции на стимулы, был разработан ряд хорошо усваиваемых редукционистских понятий, в том числе бессознательное, обусловливание, подкрепление, иерархия привычек Редукционизм — это доктрина, утверждающая, что все сложности человеческой природы в принципе могут быть объяснены с помощью одного механизма или их группы, предпочитаемых конкретным теоретиком
Но Zeitgeist* этого столетия завел психологию еще дальше, она попалась в ту же паутину, что и другие науки, включая философию, искусство и литературную критику Началась эра крайнего позитивистского редукционизма Все теории стали подозрительны из-за их словесной соблазнительности и слабой эмпирической поддержки Вундт и Джеймс, Мак-Дугалл и даже Фрейд предлагали, по существу, точку зрения одного человека, личную интерпретацию Это не наука, — говорили нам их оппоненты, — ибо она базируется на личностных смыслах, а все смыслы субъективны
Они призывали стать объективными, уйти от интроспекции, сторониться личностных смыслов Вычистите все лишнее, определите термины операционально Затем подгоните все данные к математическим или компьютерным моделям, используйте статистику, определите вероятности Сведите к минимуму промежуточные переменные, а еще лучше, размышляйте в терминах «пустого организма», так, чтобы все измерения и понятия можно было бы публично верифицировать
Важно подчеркнуть, что тенденция к крайнему позитивизму не ограничивалась психологией У нее была точная параллель в философии, которая отказывалась от метафизики и теории ценностей в пользу лингвистического анализа и методологии У нее была параллель в литературном позитивизме, который лишал стихотворение содержания, отделял от личности автора и анализировал его как ряд изолированных слов, причем использовались лишь текстуальные данные В искусстве реализм и изобразительность, обусловленные значением и традицией, попали в опалу Модными были абстракции, отражающие только сиюминутные переживания художника
Все области человеческого творчества по существу говорили давайте забудем наш традиционный багаж слов, слов, слов Ничто не заслуживает доверия, если оно несводимо к физическим, измеримым операциям Ничто не является истинным, если лингвистический анализ не может определить понятие истины В литературном и художественном творчестве также давайте придерживаться поддающихся определению фрагментов опыта и текстовых данных
Этот период недавнего прошлого, который мы могли бы назвать «эпохой чистки», отнюдь не завершился В психологии мы везде замечаем последствия редукционизма Современное теоретизирование, в противоположность прежнему обзорному теоретизированию, сильно упрощено Иногда это возвращение к биологизму — тен-
' Дух времени (нем )
Воображение в психологии: некоторые необходимые шаги 107
денция, которую мы встречаем уже у Фрейда; иногда — к физиологизму (как в психологии стимула—реакции); иногда к операционализму, к кибернетическим аналогиям, к компьютерным аналогиям, к математическим формулам, включая конечно факторный анализ и другие формы твердолобого эмпиризма. Продукты такого редукционизма рассматривались, а зачастую и сейчас рассматриваются как последнее слово психологии.
Эта эра, повторяю, еще не закончилась, и мы надеемся, что она не исчезнет полностью, так как ее уроки слишком ценны, чтобы потерять их. Никто, за исключением, быть может, нескольких глубокомысленных философов, не захотел бы вернуться к прежним системам психологической теории, не имевшим никакого или почти никакого эмпирического контроля.
В то же время уже налицо заметная реакция. В течение последних двух десятилетий происходит возрождение понятия «Я». Обращает на себя внимание экзистенциальное течение, особенно тонко рефлектирующее фрагментацию жизни и распыление ценностей, и в то же время стремящееся с помощью своих понятий «трансцендентность», «включенность» и «стремление к смыслу» противодействовать атомизации мышления и дезинтеграции цели. Можно заметить повышение интереса к целям терапии, а также к целям нации. Видно оживление феноменологии как психологического метода. С этим общим широким движением связан поворот психоанализа к так называемой «эго-психологии». Можно отметить быстрый рост числа новых журналов, посвященных индивидуальной психологии, экзистенциальной психологии, гуманистической психологии. Это направление в современной психологии столь заметно, что получило название «третьей силы».
И вот мы подошли к эре, лежащей впереди. Сможет ли она сохранить главные достижения последних десятилетий и избежать при этом тривиальности взглядов, присущих крайнему редукционизму? Возможно ли вновь достичь уровня общей теории с ее уважением к целостности души человека, не жертвуя выгодами критического метода, так недавно обретенного? Мой ответ — осторожное «да». Чтобы это сделать, прежде всего требуется выделить те черты человеческой природы, что были потеряны из виду в массовом движении редукционистов. Естественно, второе требование — помнить недавно полученные методологические уроки.
Морфогенез и личность
Мы можем проиллюстрировать единство этих двух требований на примере рассмотрения конкретной проблемы из области человеческой личности.
Все знают, что нейропсихическая система каждого человека уникальна. При уникальном наследуемом генотипе и никогда не повторяющихся особенностях окружающей личность среды иначе и быть не может. Каждый знает, что хотя в системе данной личности нет окончательного единства, каждая система, тем не менее, высоко организована и последовательно структурирована. Адекватно ли психологическая наука относилась до сих пор к этой ситуации? Я думаю, нет. Картина, предлагаемая психологией, — это главным образом картина параметров, а не человека.
Хотя легко допускается существование индивидуальных различий (или параметров), личность — это нечто большее, чем пересечение параметров. Другими словами, ваша личность — это не просто совокупность ваших баллов по параметрам достижения, доминирования, интроверсии, интеллекта, невротизма или по факторам А, В и С. В действительности эти общие, или номотетические, измерения, входящие в ны-
108 Статьи разных лет
нешний «торговый ассортимент» психолога, могут даже не соответствовать вашей личной структуре. Даже если некоторые из них соответствуют (приблизительно), вопрос не в том, как ваши баллы по этим переменным отличаются от баллов других людей, а скорее в том, как эти качества влияют друг на друга в вашей собственной функционирующей системе.
Необходимо воображение, чтобы дать нам методы, соответствующие структуре и развитию отдельного человека. Надо пройти длинный путь, прежде чем улучшится наша оценка и понимание индивида, а также предсказание его поведения и контроль за ним. Для меня неприемлемо утверждение, что проблема уникальности лежит вне сферы науки, так как наука, как говорят, имеет дело только с общими знаниями и никогда — с уникальными случаями. Независимо от того, что может быть догмой в естественных науках, я настаиваю, что психологии предначертано заниматься проблемой человеческой личности, и для того, чтобы с этим адекватно справляться, она должна сосредоточивать свое внимание на морфогенезе отдельных паттернов. В официальном этическом кодексе Американской психологической ассоциации (АРА) 1959 года психолог определяется как специалист, «обязанный увеличивать понимание человека человеком». А человек, заявляю я, существует только в конкретных, специфических, уникальных формах. Если вы ответите, что каждый объект природы уникален — каждый камень, каждое дерево, каждая птица, — я останусь непреклонным. Дело в том, что индивидуальная человеческая система настолько сложна, настолько поразительно изменчива в своих взаимодействиях с миром, и настолько изощренна ее саморегуляция, что нельзя сбросить со счетов вопрос уникальности, прибегнув к аналогиям с неживой природой или низшими формами жизни.
Стоящий перед нами вопрос не нов. Он обсуждался много раз, например, Мелом1, Сарбином, Тэфтом и Бентли2, а позже Холтом3. Если не ошибаюсь, большинство дискуссий кончалось тщательной защитой параметрического анализа. Разными словами нам говорят, что наука не может иметь дела с уникальными структурами, или уверяют, что в конечном счете нет разницы между молекулярным (то есть параметрическим) и морфогенетическим исследованием. Каждый биолог знает разницу между молекулярной и морфогенетической биологией, но психологи не спешат увидеть аналогичное различие в своей собственной науке.
Как указал Мел, в этом споре есть два отдельных вопроса. Один касается процесса понимания. Как психолог собирает в единый образ все те фрагменты информации, которые он получает, наблюдая за человеком? Этот вопрос поднимает трудную проблему сравнения роли логического (или ассоциативного) и интуитивного (или конфигурального) знания. Здесь возникают нерешенные эпистемологические проблемы. Для психологии вопрос сформулирован в терминах относительной предсказуемости, вытекающей из следования методу статистического (или актуарного) прогноза, который базируется на поведении среднего представителя данного класса, по сравнению с успешностью предсказания на основе клинического (индивидуального) понимания. Так как мы далеки от приемлемого решения этого спора, я призываю к воображению для разработки более подходящих методов эмпирического решения этой проблемы.
1 MeehlP Е Clinical versus Statistical Prediction University of Minnesota Press, 1954