Шпильрейн Сабина. Деструкция как причина становления

дифференциации, которые вскоре опять будут трансформировываться то ли в форме отреагирования, то ли превращаться в художественные произведения. Очень важно подчеркнуть, что все продукты сублимации по своему содержанию ни в коем случае не являются противоположностью желаний продолжения рода, адаптированными к действительности. Они только кажутся чем-то противоположным, так как менее соответствуют актуальному моменту, менее дифференцированы. Они более типичны по форме, как, например, представление о «высокой» любви к природе или к Христу. Юнг показывает, что в солнце человек прославляет своё собственное либидо, отца, живущего в самом человеке[2]. Так как эти представления не уничтожаются в результате активации, то они продолжают сохраняться в психике в качестве наиболее напряжённой страсти по возвращению к праистокам, и прежде всего к растворению в производителе (что мы постараемся доказать ниже). Тогда, например, становится понятным и то, почему религия как самое высокое из того, что есть у человека, столь легко становится символом самого низкого, то есть сексуальной деятельности, как, например, у проанализированного Пфистером графа фон Цинцендорфа или у проходившей у меня анализ пациентки М. Посредством полного отвержения объекта любви, находящегося за пределами Я, достигается только то, что сам становишься объектом своего собственного либидо, с вытекающей отсюда аутодеструкцией.

В своей статье "О толковании сновидений" Штекель так пишет о интерпретации снов:

«Так же как сновидение в принципе не признаёт никакого отрицания, не знает оно и отрицания жизни. Умирание означает в сновидении то же самое, что и жизнь, и как раз наивысшее блаженство в жизни часто выражается в желании умереть. Подобная психологическая точка зрения, впрочем, может быть распространена и на сам выбор смерти, большое влияние здесь оказывают определённые эротические фантазии. Эти идеи неоднократно высказывались поэтами; да и философы неоднократно освещали такие связи эроса и танталоса. Даже убийство в сновидении, как часто и в самой жизни, ничего другого из себя не представляет, как только убийство на почве полового извращения, как половой акт с проявлением садизма».

До сих пор я могу разделять взгляды Штекеля. Но дальше он пишет:

«В типичном сновидении девушек речь идёт о том, что обнажённая девица стоит на улице, что на неё набрасывается огромный мужчина и наносит ей удар ножом в живот. В этом случае смерть служит иллюстрацией к дефлорации посредством насилия, речь здесь идёт о чести, которая непоправимо убивается; это смерть девственности, смерть, которая опять же может означать рождение женщины».

Сейчас я не вижу абсолютно никакой отправной точки, которая бы позволила нам рассматривать смерть в подобного рода сновидениях как моральную смерть. Сам же Штекель даже в реальной смерти видит только садистический сексуальный акт. В соответствии с тем, что в сексуальном акте женщина пронизывается фаллосом, девушка, как и женщина, видят себя в сновидениях жертвой садистического полового акта. Поэтому военные события так хорошо подходят для вспышки невроза, который, конечно же, имеет свою основу в проблемах, касающихся сексуальной жизни. Война есть то, что шествует нога в ногу с преставлениями о деструкции. Так как одно из представлений вызывает другое, родственное ему, то представлениями о деструкции на войне легко пробуждаются представления, связанные с деструктивными компонентами инстинкта продолжения рода. Деструктивные представления могут даже нормальному человеку испортить жизнь, навязывая мысли о бренности и бесцельности существования, но особенно разрушительное действие они оказывают на невротика, у которого и обычные-то деструктивные представления намного сильнее перевешивают представления о становлении и который только и ожидает появления подходящего символа для демонстрации своей деструктивной фантазии. У подростков, особенно у девушек, в сновидениях часто появляются фантазии о лежании в гробу. Фройд учит, что пребывание в гробу является символом пребывания в утробе матери (гроб = чрево матери). Штекель совершенно правильно дополняет это учение тем, что могила имеет то же значение, что и гроб, «причём “выкапывать” несомненно имеет значение схожее с “сверлить” и “родиться” (закапывать и выкапывать). Так могила становится небом; это схоже с представлением людей о том, что из гроба (после смерти) путь ведёт в небеса». У моей пациентке М.[3] обнаруживаются самые разнообразные символы: она приходит к новой жизни в результате того, что, как это и соответствует христианской морали, умирает в Христе. Так как смерть представляется ей сексуальным единением, что обнаруживается в многочисленных фантазиях пациентки, относящихся к Христу, то она должна идентифицироваться с Христом (со своим возлюбленным), превращаясь в него. Она и становится Христом, ложится вытянувшись на пол и утверждает о том, что была распята на кресте, что она хочет спасти всех больных; наконец, что она, как и Христос, является спасающей жизнь могилой. Проф. Форель = доктор Ю., на которого она «переносит», приходит в образе Христа к ней в камеру мёртвых (в её палату); его «хоронят заживо» и на свет он появляется вновь в форме виноградной лозы. Эта виноградная лоза, которая означает новую жизнь, по своему смыслу равнозначна ребёнку. Иногда пациентка говорит, что она превратилась в маленькую форель. Как говорит пациентка, она вынуждена становиться маленькой форелью, потому что с ней грубо обращаются, бьют, то есть опять же из-за разрушения. В другие разы её деторождающий орган становится стеклянным гробом или разбитой фарфоровой чашкой. В нём лежат кости её мертворожденного ребёнка; фарфоровые кусочки должны быть мелко растёрты вместе с детскими костями и другими оплодотворёнными субстанциями, затем они должны будут вариться и т. д., чтобы на свет появился ребёнок. Обращает внимание то, что для появления жизни необходима смерть и, в полном соответствии с христианской верой, посредством смерти мёртвый становится живым. Погребение в мифологии приравнивается к оплодотворению. В верности этого утверждения можно по-настоящему убедиться, когда начинаешь заниматься мифологией.

«Для производства нового поколения» - говорит пациентка – «необходимо препарировать всё тело, из головы (психики) и из сперматического развития у животного возникает новое поколение». «Новозоон (= сперма) является материалом, из которых состоят мертвецы».

Последнее предложение говорит ещё и о том, что сперма здесь представляется в виде мёртвого продукта выделения. Пациентка Ирма, проходившая анализ у Бинсвангера, испытывала ужасное отвращение к коитусу и страшно боялась съесть труп. Если еда у неё приравнивалась половому акту, то труп = сперме, принимающейся внутрь себя . У Ирмы ещё имеется довольно разнообразная символика гробов, но в противоположность нормальному индивиду она долгое время страшно пугается таких представлений; а для здоровой девушки представления о своих похоронах становятся блаженством, как только она начинает думать о растворении в любимом. Одна молодая девушка сказала Бинсвангеру, что «наивысшим счастьем для неё было бы пребывание в теле любимого». Ирма иногда думает и о том, что смерть является чем-то в роде прекрасного мужчины, но такое длится у неё лишь короткие мгновенья, так как вскоре она оказывается во власти чисто деструктивных представлений с понятным при этом страхом. Последнее чувство Ирма изображает как

«чувство дикости, взбешённости, непереносимых мук, непреодолимости, при которых не знаешь, что делаешь и что из этого получится».

Человек чувствует себя отравленным (потому столь хорошо подходит для символа сексуального животного длинная по своей форме змея) и опасно больным, так гласит символика пациентки М. и других больных. Тогда при беременности начинает сказываться деструкция из-за ребёнка, развивающегося ценой матери, словно бы это была какая-то злокачественная опухоль. У моих коллежанок-медиков в большом количестве был представлен материал с соответствующими символическими образами, здесь тоже была задействована бессознательная сфера. Так одной из них приснился её младший брат (желаемая личность), у которого в желудке была «голубиная опухоль» (размером с голубя) [голубь – символ безвинности]; затем эта опухоль выходит через рот. Другая коллега видит у себя в сновидениях гнойный нарыв на шее, как это было у госпожи М. Опять же другая коллежанка несколько раз видит в сновидениях раковые образования на пальцах, или какой-то доцент, на которого она «переносит», спрашивает её в сновидении о раковой опухоли (эксгибиционистическое сновидение), а другие коллежанки заболевают скарлатиной и т. д. Каждый сексуальный символ как и в мифологии имеет значение Бога, оделяющего жизнью и смертью: только один пример на всё: лошадь, одно из известных сексуальных животных, является дающим жизнь животным, принадлежащим Богу-Солнцу, но лошадь кроме того ещё является и животным мертвецов, символов смерти[4].

Очень поучительны деструктивные представления при различных формах самоудовлетворения. Психический аутоэротизм можно очень хорошо изучать на примере Ницше. Ницше, всю жизнь остававшийся одиноким, обратил всё либидо на свою собственную персону. А как Ницше представлял любовь, или, вернее, ощущал её? Одиночество настолько сильно мучило философа-поэта, что он создал для себя идеального друга, Заратустру, с которым идентифицировался. Страсть к любви привела к тому, что Ницше стал в самом себе и мужчиной, и женщиной, воплотив их обоих в образе Заратустры.

«Она уже приходит, та, которую одним словом можно назвать «пылкая», её любовь охватывает всю землю. Всё и безвинность, и вожделение, является любовью солнца! Смотрите же как нетерпеливо оно восходит над морем! Неужели Вы не чувствуете его страсти и жаркого дыхания его любви? Оно жаждет всосать в себя всё море и охватить высоты его глубинами: Тогда желание моря, наделённого тысячью грудями, сможет возвыситься до небес. Быть зацелованным и высосанным жаждет море под страстью солнца. Море хочет стать наслаждением, высотой, тропинкой для света, да и вообще самим светом. Поистине быть равным солнцу означает моя любовь к жизни и ко всем глубинам морей. А это уже подразумевает то, что морские глубины должны подняться до моих высот. Вот именно так говорил Заратустра».

Мы видим, что любовь для Ницше состоит в том, что в ней он может сравняться с солнцем, всасывающим в себя глубокое море, как и в том, чтобы понять это. Поэтому для Ницше познание не может быть ничем другим, как только вожделением к любви и к созиданию. Пылающее солнце высасывает море словно пылкий любовник, а навстречу солнцу с тысячью грудями поднимается дико бушующее море, море жаждущее страстных поцелуев, словно опьянённая любовью женщина. Фантазия о сосании грудей указывает на то, что одновременно солнце ведёт себя по отношению к морю как ребёнок. Вспомните, что и Зильберер в своём втором примере изображает гипнагогический феномен страны обитания матерей в качестве моря. Как солнце всасывает в себя море, так познающий мир Заратустра всасывает в себя глубины (глубокое море). Страсть к познанию для поэта ничем другим не является, как только страстью по матери, живущей в его глубинах. Если мать представлена его собственной глубиной, то единение с матерью можно ещё рассматривать как аутоэротизм, то есть, как единение с самим собой. В другом месте Ницше издевается над защитниками так называемой «чистой любви», над незапятнанным познанием без какого-либо вожделения, того обманчивого познания, маскирующего змея познания под Божий лик (см. у Юнга: божество – своё собственное либидо – змея).

horizontal rule

[1] Конечно же, мы можем переживать или скорее обращать внимание только на то (как и называть такое пережитым), что мы уже успели пережить в наших предках (Юнг. Значение отца для судьбы индивида / Jahrbuch, Bd. 1, 1909, S. 155-73).

[2] Юнг. Символы и метаморфозы либидо (Jahrbuch, III, 1911).

Oskar Pfister. Die Froemmigkeit des Grafen LUdwig von Zinzendorf; ein psychoanalytischer Beitrag zur Kenntnis der religiosen Sublimierungsprozesse und zur Erlaerung des Pietismus. Leipzig/Wien, 1910. Оскар Пфистер (1873-1956) - протестантский священник и педагог в Цюрихе, с 1908 г. переписывался с Фройдом, идеи которого пытался использовать в педагогике и теологии.

Wilhelm Stekel. Beitraege zur Traumdeutung / Jahrbuch, Bd.1, 1909, S. 488, ... "Танатос" вместо "танталос".

[3] См. мою работу, цитировавшуюся выше.

Ludwig Binswanger. Versuch einer Hysterieanalyse / Jahrbuch, Bd. I, 1909, S. 174-356. Людвиг Бинсвангер (1881-1966) - вначале был младшим ординатором в клинике Бургхёльцли (Цюрих), а с 1911 по 1956 гг. директором частной клиники Беллевю в Кройцлинге, в 1910 г. - президент Цюрихской группы Международного Психоаналитического общества. Дядя Людвига Бинсвангера, Отто Бинсвангер (1852-1929), был заведующим психиатрической клиники Йенского университета (Германия) и лечил там в 1889-1890 гг. Ницше.

[4] См. Negelein. Das Pferd im Seelenglauben und Totenkult (Символ лошади в верованиях души и в культе мёртвых) [скорее всего имеется ввиду книга Julius von Negelein. Das Pferd im arischen Altertum. Koenigsberg, 1903]

На самом деле у Ницше стоит "воздухом" (наслаждение и либидо в немецком языке схожи: Lust - Luft)

«Истинно говорю вам, что земля любит вас не как тех, кто созидает, производит и становится!» ─ продолжает выкрикивать он. – «Где вы найдёте безвинность? – Тот, кто желает зачать и создать что-то большее, чем он сам, только тот и имеет самоё чистое желание. А где мы встретим красоту? Там, где я пожелаю всеми своими чувствами и всей своей жизнью; там, где я пожелаю любить и погибнуть, так что и образ любимого человека перестаёт быть только