Гоулдман Дэниел. Деструктивные эмоции. Как с ними справиться? Научный диалог с Далай-Ламой.

енить данное ментальное загрязнение раз и навсегда, то у вас нет другого пути, кроме как соединиться с самой реальностью, поскольку в корне проблемы лежит отсутствие такого соединения или „несхватывание" реальности».
Маттье счел необходимым сделать уточнение: «Когда мы говорим об освобождении от негативных эмоций, то имеем в виду не столько желание от чего-то избавиться, сколько стремление исправить ошибку. Для того чтобы избавиться от привычки неправильного обращения с возникающими мыслями, освободиться из плена неверного восприятия реальности, мы не очищаем наш ум от всего, что в нем есть. Нам не нужно избавляться от всего подряд. Мы избавляемся только от неведения и от неправильного восприятия».
Далай-Лама добавил: «Это в чем-то похоже на этапы образования, через которые проходят дети. По мере накопления все большего количества знаний постепенно раздвигаются завесы неведения, скрывающие множество различных предметов. Однако из этого вовсе не следует, что на свете существует некая осязаемая субстанция, которая называется неведением и от которой можно отрезать кусочек за кусочком».
Маттье привел классический пример искаженного восприятия: «Если вы по ошибке примете веревку за змею, а потом убедитесь, что это веревка, а не змея, то это не будет означать, что перед вами была змея, которая куда- то уползла».
Пол Экман, занимающийся исследованием эмоций, слушал очень внимательно и впервые взял слово. Его замечание основывалось на твердой убежденности в том, что в ходе эволюции эмоции играли положительную роль, помогая нам выжить. Он возразил: «На мой взгляд, такая ошибка сама по себе может принести пользу. Она может спасти вам жизнь — потому что иногда перед вами действительно оказывается не веревка, а настоящая змея. Полезен сам механизм, который заставляет вас насторожиться. Похоже, что большинство аргументов в нашей дискуссии свидетельствуют о том, что эмоции всегда толкают нас на неверный путь, однако если бы это всегда было так, то у нас просто не было бы этих эмоций. Кроме того, я не понимаю, каким образом можно мою психологическую схему приспособить к буддийской, если нам требуется узнать, когда эмоции действуют нам на пользу, а когда — нет».
Джинпа, переводивший Далай-Ламе суть дискуссии, уточнил у Пола: «Вы говорите, что с точки зрения эволюции, если бы от эмоций не было пользы, то их просто не существовало бы... но тогда почему они все-таки существуют?»
Далай-Лама немного подумал и спросил Пола: «А как с этой точки зрения можно объяснить смерть? Разве в смерти есть какая-то польза?»
«Но это уже совсем другая тема, не так ли?» — спросил Пол, озадаченный таким поворотом.
«Дело в том, что смерти никто не желает, — ответил Далай-Лама, — но сам факт нашего рождения подразумевает неизбежность смерти. И все же от рождения есть определенная польза — и нам следует распорядиться им как можно лучше.
Эмоция похожа на смерть тем, что является частью нашего разума, частью жизни, частью нашей природы, — продолжил Далай-Лама. — Однако в общей массе эмоций одни являются деструктивными, а другие — позитивными. Поэтому было бы полезно проанализировать, какие типы эмоций являются деструктивными, а какие конструктивными. Так что, имея это в виду, давайте постараемся свести к минимуму количество деструктивных эмоций и увеличить число позитивных, раз уж все мы желаем сделать общество более счастливым. Это упростит нашу задачу».
Этот обмен аргументами оказался предвестником столкновения двух культур. Напомнив о смерти, искушенный в дебатах Далай-Лама сумел поставить под сомнение эволюционную концепцию, утверждающую, что раз уж у нас есть эмоции, то они обязательно должны приносить нам пользу и играть важную роль в процессе выживания. С точки зрения буддийской диалектики такая аргументация представляется абсурдной, и пример со смертью должен был показать очевидность этого абсурда.
Выдвинув свой контраргумент, Далай-Лама перескочил через несколько звеньев логической цепочки, которую — если бы данная дискуссия велась на монастырском дворе — можно было представить следующим об
разом: «Что ж, если вы считаете, что эмоции в процессе эволюции приносят нам пользу, то как насчет гнева? Как насчет ярости? Как насчет человеческой жестокости, которую они вызывают? Как насчет насилия над детьми?» И такая последовательность вполне могла бы закончиться вопросом о полезности смерти для эволюции. Все это было сделано с единственной целью: доказать, что сам факт нашего существования на земле еще не делает это существование утилитарным; такую же позицию занимают некоторые философы, в частности Стивен Джей Гоулд, который утверждает, что далеко не все приобретенные в ходе эволюции качества выполняют адаптивную функцию*.
Назад, в повседневность
После этого Его Святейшество вернул наш спор к повседневным заботам: «Сфера, в пределах которой должна проходить наша дискуссия о деструктивной природе эмоций, ограничивается пониманием того, какой вред причиняют нам эмоции за период одной человеческой жизни. Маттье представил нам классическую буддийскую позицию и охарактеризовал эмоции с точки зрения духовного развития, возможности полного освобождения от деструктивных эмоций — того, что буддисты называют просветлением, или нирваной. В рамках этой точки зрения некоторые типы загрязнений — таких как цепляние за врожденную природу реальности — способ ны порождать негативные эмоции.
Однако это не совсем тот контекст, в котором мы ведем нашу дискуссию, — нас интересует светская точка зрения. В рамках светской сферы такое цепляние за врожденную природу реальности не обязательно будет
* Гоулд Стивен Джей. Палец панды (Stephen Jay Gould, The Panda's Thumb. New York: W.W. Norton, 1980).
загрязняющим. По сути, оно даже может дать положительные результаты. Поэтому нет нужды говорить о том, как избавиться от веры во врожденную природу реальности».
Полу Экману это понравилось. «Я полностью согласен, — сказал он. — Главное, что интересует меня лично, — это как нам определить, когда эмоции являются деструктивными, а когда нет, почему иногда они становятся такими, а иногда нет, а также то, как изменить эту ситуацию. Мы можем запутаться в определениях — таких как „негативный", — поскольку те эмоции, которые мы привыкли считать негативными, например страх, в определенных обстоятельствах могут оказаться очень даже позитивными».
«Совершенно верно, — согласился Далай-Лама. — В буддизме тоже».
От комиксов — к Кембриджу
До сих пор полуденная дискуссия напоминала увлекательную экскурсию для высоколобых экспертов о тонкостях буддийской психологии и философии. Далай- Лама выполнял роль гида с огромным энтузиазмом, получая удовольствие от погружения в такие нюансы. Оставшуюся часть дня предстояло посвятить более конкретным откликам буддийской стороны на презентацию Оуэна.
Как и Далай-Лама, Тхуптен Джинпа, высокоуважаемый буддийский богослов, чувствовал необходимость прояснить буддийские критерии, на основании которых конкретные эмоции зачисляются в разряд деструктивных. Джинпе, по единодушному согласию, было предоставлено право разъяснить концепцию загрязняющих ментальных качеств, самого близкого буддийского эквивалента идеи деструктивных эмоций. Работая с Ала
ном во время перерыва на обед, он подготовил резюме, основанное на классических текстах абхидхармы. Алану предстояло в очередной раз выступить в роли переводчика и ознакомить нас с представленным Джинпой анализом. В то же время он оставил за Джинпой право быть переводчиком Далай-Ламы в случае возникновения вопросов.
Тысячи людей, которым довелось видеть Джинпу в роли переводчика, не представляют, какой необычный жизненный путь ему пришлось пройти, прежде чем он стал основным английским переводчиком Далай-Ламы. Джинпа родился в Западном Тибете, недалеко от непальской границы, и еще в детстве попал в Индию, когда вся его семья покинула Тибет в 1960 году сразу после того, как оттуда бежал Далай-Лама. Ему было всего пять или шесть лет, когда он впервые встретился с Далай-Ламой, который посетил детский сад для маленьких тибетцев в индийском городе Симла. В тот день Джинпа, который удостоился чести пройтись за руку с Далай-Ламой, задал ему главный вопрос: «Когда я смогу стать монахом?»
В одиннадцать лет Джинпа в самом деле поступил в монастырь. Обладая хорошей памятью, он начал в свободное время изучать английский язык. В первые школьные годы он успел постичь азы английского языка, а теперь он п