Айламазьян А.М. Метод наблюдения и беседы в психологии.

В некоторых экспертных заключениях, а особенно в выступлении В.Р.Буцке, в описании и анализе личностных особенностей Качки наметились контуры клинического понятия психопатии; казалось, будет произнесено и само это слово.
Как видим, оно было произнесено С.С.Корсаковым и произнесено во вполне определенном контексте, а именно когда он отмечал дисгармоничность психики, характеризующую психопатов. С этого времени обозначение дисгармоничных личностей как личностей психопатических все шире входило в психиатрическую терминологию и прочно закрепилось в ней, опять-таки при участии С.С.Корсакова: известно, что уже в первом издании «Курса психиатрии» (1893) С,С,Корсаков широко пользуется терминами и понятиями «психопатическая конституция» и «психопатия»,
С современной точки зрения, Качка — психопатическая личность из группы истеричных. В выступлении С,С,Корсакова дана характеристика общего (родового) понятия психопатии и характеристика частного (видового) понятия истероид-ной психопатии. Для психопатической личности вообще, независимо от формы психопатии, характерна несоразмерность реакции на внешние влияния — «непропорциональность реакции на внешние стимулы». Психику истеричных психопа-
127
тов характеризует поверхностность и нестойкость переживаний, тем не менее внешне проявляющихся очень бурно; у истеричных сила внешнего выражения превосходит истинную, внутреннюю сущность чувства. Нельзя не признать, что в этих характеристиках С.С.Корсаков обобщил наиболее существенные признаки психопатической конституции вообще и исте-роидной се формы в частности.
На конференциях 6, 13 и 20 мая выступали НАТолосов! Н.В.Фоминский, Н.П.Страхов и Ф.А.Савей-Могилевич.
После ознакомления с мнением В.Р.Буцке и особенно С.С.Корсакова их выступления не представляют большого интереса. НАХолосов отмечал аномалию характера, странности и эксцентричности; на этой почве у Качки возникло истерическое умопомешательство, «которое подготовлялось с детства», Н.В.Фоминский отмечал наличие у Качки «ненормальности в нервной системе, которая, не имея резко выраженных типичных симптомов, не может быть подведена под какую-либо определенную форму психического расстройства, но приближает-ся по своим проявлениям к болезни, известной под именем истерии в обширном значении этого слова». Н.П.Страхов полагал, что Качка как в детстве, так и в последующем представляла «хороший экземпляр нервного сложения»; преступление совершено ею в состоянии истерического помешательства* По мнению Ф.А.Савей-Могилевича, Качка страдает истерией, однако «психическая сфера у Качки поразилась несколько иначе, несравненно глубже, чем бывает это обыкновенно при простой истерии».
Подведем итог*
В 1880 г. московские психиатры были привлечены к экспертизе обвиняемой, которая в настоящее время была бы квалифицирована как психопатическая личность из группы истеричных психопатов.
Своеобразие возникшей ситуации, ее проблемность состояли в том, что психиатрам предстояло оценить нарушения психики, относящиеся к области малой психиатрии, в то время, когда этого раздела психиатрии еще не существовало.
Опытные клиницисты отмечали патологию у обследуемой, однако они не имели критериев оценки наблюдаемого состояния* В этих условиях одни, отмечая отклонения психики обследуемой, не оценивали эти отклонения как проявления болезни и выносили их за пределы компетенции психиатрии. Другие пытались оценить эти отклонения применительно к принятым в тогдашней психиатрии классификационным схе-
128
мам. Третьи — С.С.Корсаков и отчасти В.Р,Буцкс — стремились очертить контуры новых клинических понятий, т.е. закладывали основы нового раздела психиатрии — малой, или пограничной, психиатрии.
Как центральное клиническое понятие этого нового раздела психиатрии начинало обрисовываться понятие психопатии, но в процессе его отграничения и дифференциации намечались, также пока еще очень туманно, контуры реактивных состояний и ситуационно обусловленных патологических развитии.
Клиническое понятие психопатии возникало в недрах исторически предшествовавших ему понятий дегенерации, морального слабоумия и других уже терявших ценность, опиравшихся наложные критерии образований.
Интересно, что клиническое описание одной из частных форм психопатии — истерической психопатии — опережало отграничение понятия психопатии в целом. Впрочем, так развивались и представления о других клинических формах: отграничение кататонии, гебефрснии, параноидной и простой форм предшествовало выделению шизофрении; также выделялся циркулярный психоз, которому предшествовало отграничение мании и меланхолии; истерия, неврастения, навязчивости были описаны порознь значительно раньше* чем было отграничено понятие невроза в современном его значении* Описание частных клинических фактов на уровне симптомов и синдромов предшествовало обобщению их, объединению в нозологические единицы.
В оценке состояния подсудимой П.Качки участвовали шесть врачей, привлекавшихся в качестве экспертов во время предварительного и судебного следствия. Во время конференций в Преображенской больнице с оценкой состояния Качки выступили семь психиатров. Среди экспертов были врачи — члены врачебной управы, имеющие большой экспертный опыт; на Преображенскую больницу в те годы было возложено осуществление стационарной судсбно-психиатрической экспертизы. В свете этих обстоятельств имеет несомненное значение тот факт, что никто из высказавших свое мнение о состоянии Качки не сослался на аналогичное наблюдение, с которым ему пришлось бы встретиться в прошлом. По видимому, дело Качки было первым «громким делом», в котором подэксперт-ной оказалась психопатическая личность.
В истории психиатрии найдется немного фактов, когда в дискуссии по вопросам экспертной оценки одной подсудимой участвовали бы тринадцать официальных и неофициальных экспертов.
129
Приложение
Протокол медицинской конференции
Преображенской больницы для душевнобольных в москве апреля
29 дня 1880 г.
Присутствовали: И л, главного врача Н. И Державин, старший ординатор А.Ф.Беккер, ординаторы: В Р.Буцке, НА.Голосов, Н.П.Страхов, Н.В.Фоминский, ФА.Савей-Могилевич, А,П.Александров, врач С.С.Корсаков, Секретарем был избран А.П.Александров. Мнение С.С.Корсакова:
«Положение эксперта на суде по делу Качки было далеко не завидное. Для того чтобы составить вообще какое-нибудь заключение по поводу психиатрического случая на судебном разбирательстве, нужно, чтобы было представлено довольно много данных, на основании которых можно было бы судить, а по такому делу, как дело Качки, их нужно было очень много, потому что если Качка больна, то во всяком случае, видно с первого раза, что болезнь эта принадлежит к самым тонким психическим расстройствам, не резко бросающимся в глаза. Между тем именно по этому-то делу суд представил очень мало данных и, как мне кажется, вовсе не потому, что это было невозможно. Так, например, уже на предварительном следствии указывали на наследственное расположение Качки к душевным болезням и, как нарочно, председатель указывает на недостаточность числа свидетелей, показывающих в пользу наследственного предрасположения, точно не от суда зависело доказать это очень обстоятельно, ну, хоть бы представивши показание доктора Португалова, лечившего отца Качки. Жизнь и характер Качки до знакомства с Байрашев-ским так недостаточно рисуется в судебном следствии, что опять является вопрос, отчего суд не постарался разъяснить дело лучше- Наконец, самое врачебное наблюдение над Качкой поручено было лицу, не специально занимающемуся психиатрией, и для специалиста это наблюдение оставляет очень много пробелов; для примера возьмем хоть то, что дело шло, как показывал Н. И .Державин на предварительном следствии,
130
об особенном случае истерии; мы все знаем, какое важное значение имеет при этом то изменение душевного состояния и вообще состояния всей нервной системы, которое является в период регул у многих истеричных, а в наблюдении об этом ничего не упомянуто, точно это совсем неважно; специалист-психиатр не сделал бы такого промаха.»
Что же оставалось делать эксперту-психиатру, если данных, на основании которых ему приходилось судить, было слишком мало? В таком случае авторитеты советуют эксперту вовсе уклониться от ответа. Но как и всякий теоретический совет, он не ко всякому случаю приложим. Именно это случилось и здесь, В самом деле, наряду с экспертами-специалистами приглашены были эксперты-непсихиатры, из которых один, даже не замечая всей сложности дела, говорил, что все дело "очень просто" и Качка здорова, а другой, основываясь на необширных сведениях по психиатрии, говорил тоже, что Качка здорова, но заслуживает сожаления (как будто эксперта спрашивают, что здоровый человек заслуживает сожаления или нет). Что случилось бы, если бы врач и-специалисты отказались дать свое заключение, основываясь на том, что для специалиста требуется гораздо большая логическая связь, чем сказать "очень просто"? Конечно, для присяжных было бы тогда очень важно решение двух врачей, что Качка здорова, а между тем в деле было много фактов, которые очень намекали на болезнь. Следовательно, чувство нравственного долга обязывало специалистов даже при скудных данных дать заключение, которое наиболее могло приближаться к истине и было бы основано на специальных психиатрических сведениях. Эксперт-психиатр для того и призывается в суд, чтобы своим опытным взглядом заметить те уклонения от нормальной психической жизни, которые не бросаются в глаза судебному следователю и обыкновенному врачу, и указать на эти уклонения суду.