Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика.

В других экспериментах Выготский показал, что речь ребенка является по своей цели коммуникативной. Например, когда ребенок находился в группе глухонемых детей или детей, говоривших на другом языке, или просто в очень шумном окружении, его собственная спонтанная речь практически исчезала.
Наконец, Выготский обнаружил, что эгоцентрическая речь становится все менее и менее доступной для понимания в период между тремя и семью годами и в конце концов вообще перестает существовать в явной форме, подтвердив свое предположение, что эгоцентрическая речь превращается во внутреннюю речь. Выготский приходит к такому заключению: «...наша гипотеза обязывает нас представить весь ход развития в следующем виде. Первоначальной функцией речи является функция сообщения, социальной связи... Таким образом, первоначальная речь ребенка — чисто социальная... Социальная речь ребенка... в известном возрасте довольно резко дифференцируется на эгоцентрическую и коммуникативную речь» (стр. 86—87).
«Функция эгоцентрической речи представляется нам в свете наших экспериментов родственной функции внутренней речи: это — менее всего аккомпанемент, это — самостоятельная мелодия, самостоятельная функция, служащая целям умственной ориентировки, осознания, преодоления затруднений и препятствий, соображения и мышления, это — речь для себя, обслуживающая самым интимным образом мышление ребенка... Ее судьба — перерастание во внутреннюю речь» (стр. 344).
Данные и выводы, следующие из этих экспериментов, недавно получили серьезное подтверждение в работах американского ученого Кольберга и его сотрудников (Kohlberg et al, 1968). И сам Пиаже, через много лет после смерти Выготского, высказал сходные взгляды на ту роль, которую играет общение с другими в умственном развитии. Это особенно ясно прозвучало в его статье, посвященной выходу в свет в 1962 г. английского перевода книги Выготского «Мышление и речь»,— к сожалению, это было первым знакомством Пиаже с выдающейся работой Выготского, написанной еще в 1934 г. В этой статье Пиаже решительно поддерживает позицию Выготского относительно роли внутренней речи и развивает дальше мысль о роли общения (Piaget, 1962 а):
«Я использовал термин «эгоцентризм» для обозначения первоначальной неспособности децентрации, смещения познавательной перспективы... Познавательный эгоцентризм... возникает из-за недостаточной дифференциации своей точки зрения и других возможных точек зрения, а вовсе не из-за индивидуализма, предшествующего отношениям с другими...
[Выготский] предложил новую гипотезу: эгоцентрическая речь — это отправная точка для развития внутренней речи, наблюдаемой на более поздних стадиях развития, и этот интериоризованный язык может служить как внешним целям, так и логическому мышлению. Я полностью согласен с этой гипотезой.
...При эгоцентрической речи ребенок говорит, ориентируясь только на себя. [Это] единственное правдоподобное объяснение эгоцентризма: отсутствие децентризма, отсутствие способности изменять умственную перспективу как в социальных, так и в других отношениях. Более того, я думаю, что именно сотрудничество с другими (в плане познания) учит нас строить свою речь, ориентируясь на других, а не только на собственную точку зрения».
Последняя мысль особенно важна: Пиаже считает, что эта неспособность «децентрироваться» является общим когнитивным феноменом, от которого ребенок освобождается отчасти благодаря общению с другими (хотя и необязательно только языковому). Пиаже подчеркивает, что способность адекватно общаться с другими тесно связана с умственным развитием вообще.
В связи с вопросом о роли коммуникативной речи в когнитивном развитии можно рассмотреть работы Брунера, Бернстайна, Фурта и Пиаже. В «Исследовании развития познавательной деятельности» Брунер выделяет 5 источников влияния языка на интеллектуальное развитие. 1) Слова могут служить «толчком к формированию понятия». Это значит, что само появление незнакомых слов толкает ребенка на поиски значения этих слов. 2) Общение между взрослым и ребенком может способствовать ориентации и обучению ребенка, являясь важным источником знаний и опыта. 3) Школа создает потребности в новых видах использования языка — особенно свободного от контекста и специально выработанного использования. 4) Научные понятия вырабатываются определенной культурой и передаются именно в вербальной форме. 5) Появление противоречий между разными способами репрезентации может стать источником интеллектуального развития.
Мы очень кратко остановились на этих основных положениях. Выделенные пять аспектов участия языка в умственном развитии различны в разных культурах и социальных классах, взаимодействуют друг с другом и могут по-разному оказывать влияние на развитие интеллекта. Учитывая все разнообразие проблем, связанных с ролью языка в человеческом поведении, мы не
можем, конечно, не признать того тривиального факта, что язык является важным компонентом психологической природы человека. Но нам еще далеко до полного понимания всех специфических аспектов и функций этого компонента во всех видах человеческого поведения и познания.
В заключение рассмотрим еще один — очень интересный — аспект этой проблемы: если предположить, что язык выполняет все те функции, о которых говорилось выше, имеет ли какое-нибудь значение, на каком конкретном языке говорит человек?
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ И ДЕТЕРМИНИЗМ
Предположение о том, что различные языки по-разному влияют на мышление, выдвигалось еще при зарождении философии. В американских гуманитарных науках эта гипотеза лингвистической относительности и детерминизма получила название «гипотезы Уорфа» по имени лингвиста Б. Уорфа, уделившего большое внимание этой проблеме (Whorf, 1956). Начнем с формулировки этой проблемы в том виде, в каком это сделал Э. Сепир, выдающийся лингвист и учитель Уорфа (см. Mandelbaum, 1958).
«Человеческое существо живет не в одном только объективном мире, не в одном только мире социальной деятельности, как это обычно считается. В значительной степени человек находится во власти конкретного языка, являющегося для данного общества средством выражения. Было бы заблуждением считать, что человек приспосабливается к действительности абсолютно без участия языка и что язык есть просто случайное средство решения специфических проблем общения или мышления. На самом же деле «реальный мир» в большой степени строится бессознательно, на основе языковых норм данной группы... Мы видим, слышим и воспринимаем действительность так, а не иначе, в значительной мере потому, что языковые нормы нашего общества предрасполагают к определенному выбору интерпретации».
Это утверждение поднимает ряд важных вопросов. Сепир утверждает, что весь опыт человека испытывает влияние конкретного языка, на котором этот человек творит. (Неясно, правда, какие именно аспекты языка являются здесь релевантными.) Не очень ясно также, и какова сила этого влияния: сначала Сепир говорит, что мы находимся «во власти языка», а затем просто отмечает, что «языковые нормы... предрасполагают к определенному выбору интерпретации». Первое утверждение весьма сильно, а вот второе, более слабое, может быть согласовано с теми аргументами, которые рассматривались выше в этой главе. Из приведенного утверждения также становится ясно, что различные языки должны оказывать различное влияние на мышление и опыт человека. Таким образом, Сепир вводит понятие лингвистического детерминизма (язык может детерминировать мышление) и лингвистической относи тельности (этот детерминизм связан с конкретным языком, на котором говорит человек) в обоих утверждениях — менее сильном и более сильном. Эти понятия стоит рассмотреть более подробно.
Прежде всего, какие у нас есть основания вообще предполагать, что влияние языка на мышление будет зависеть от конкретного языка, какого рода факты могут свидетельствовать о существовании лингвистической относительности? Учащиеся часто бывают поражены кажущейся новизной иностранного языка, особенно в тех случаях, когда изучаемый язык не является родственным родному. Люди начинают задумываться над проблемой лингвистической относительности, когда сравнивают языки и обнаруживают, насколько различные категории опыта могут быть включены в языки. Эти категории могут быть выражены в языке различными способами: 1) отдельными словами лексикона (например, дом, белый и т. п.); 2) частями слов, выполняющими грамматические функции (дом — дома, домовой, белый — белее — белеть — белизна и т. п.), а также 3) разнообразными грамматическими средствами (например, в английском языке используется порядок слов для различения субъекта и объекта: The man hit the ball (The ball hit the man). Как вы вскоре увидите, языки сильно различаются и по категориям, которые они выражают, и по конкретным языковым средствам, используемым для выражения этих категорий. Эти различия идут гораздо глубже такого известного факта, что большинство слов не имеет абсолютно точных переводных эквивалентов в других языках, потому что, как вы видели из приведенных примеров, категории могут выражаться как лексически, так и грамматически. Мы сейчас подойдем к подробному рассмотрению этого различия. Но прежде я хотел бы объяснить, почему нам необходимо выделить те виды языковых различий, которые нужно принимать во внимание при попытке связывать языковые и неязыковые явления.
Определение специфики различий — первая из трех проблем, с которыми мы сталкиваемся при попытке установления связи между такими явлениями. Первый вопрос можно сформулировать так: какого рода лингвистические факты надо учитывать"? Интересует ли нас, каким именно образом выражается некоторое понятие в данном языке: при помощи специального термина или при помощи регулярного грамматического явления и т. д.?
Конечно, неизбежно возникает и второй вопрос: между какого рода явлениями мы устанавливаем связь? Например, пытаемся ли мы связать языковые факты, которые мы обнаружили, с фактами восприятия или памяти, или социального поведения, или с чем-то еще? Уорфа больше всего интересовала связь как лексикона, так и грамматики — особенно грамматики — с Weltanschauung, с общим видением мира, типичным для данной культуры. Гипотеза Уорфа имеет вид полного уравнения, а поэтому ее иногда называют «гипотеза язык — Weltanschauung».
И наконец, остается еще один вопрос: какова природа этой связи? Является ли она каузальной, и если да, то какие факторы ее вызывают — языковые или неязыковые? Наиболее плодотворные теоретические рассуждения по поводу этой проблемы строятся на предположении, что язык каким-то образом определяет другие виды поведения, а не наоборот.