Смит Ноэль. Современные системы психологии.

Гештальт-терапия. Данное направление терапии, разработанное Перлсом (Perls, 1969), пытается выявить основную я-концепцию, которая является самопринижающей (self-denigrating) — продукт прошлой боли и защит от этой боли (Korb, Gorrell, and Van de Riet, 1989). В гештальт-терапии от клиента не требуется рассказывать о своей проблеме, как и о связанной с ней личной истории. Скорее, она обращается к жизни как она есть, чем к тому, какой она была или должна быть. Терапевт пытается усилить ощущения клиента, которые тот в данный момент испытывает: если он напряжен, терапевт драматизирует это напряжение; если он тревожен — усиливает его тревогу. Терапевт может попросить клиента в своем воображении усадить свою тревогу на пустой стул и поговорить с ней. Затем клиент занимает место тревоги и отвечает от ее имени. Если жена недовольна тем, как муж обращается с ней, но избегает прямой конфронтации, ей предложат провести с ним воображаемый диалог. Задача состоит в том, чтобы перейти от разговоров о проблемах жизни к непосредственному проживанию этой жизни. Если клиент пытается сдерживать плач, терапевт предлагает ему намеренно заплакать; если клиент нервозно потирает одну руку о другую, он просит его сделать эту реакцию намеренной и преувеличенной. К другим средствам, которые используются в гештальт-терапии, там, где это уместно, относятся искусство, язык тела, сновидения, преувеличение речевых или двигательных реакций, обращение высказываний (reversal of a statement), вербальное выражение (rehearsing) страхов и ожиданий. Терапевт может предложить клиенту встать и накричать на самого себя, придумать новые паттерны (реагирования), направить свое воображение в новое русло, намеренно воспроизводить симптом или практиковать осознание, опробовать сколько угодно новых паттернов поведения. Терапевт может выступать и как участник, и как наблюдатель. В режиме наблюдения терапевт оставляет в стороне свой собственный прошлый опыт и вступает в прямой контакт с клиентом, подвергая сомнению или отражая его утверждения и чувства. В режиме участия терапевт делится с клиентом своими точками зрения, чувствами и переживаниями.
Перле пытался направить внимание на телесные ощущения и различные формы осознавания. Эти ощущения и осознавания конкретизируются здесь-и-сейчас. Клиент может разыграть две противостоящие характеристики своей личности: свое «я» и любое из разнообразных «не-я», происхождение части которых, как утверждал Перле, связано с другими людьми, ставшими неотделимыми от данного индивидуума. Диалог может иметь место между критикующей и критикуемой частью личности, каждая из которых произносит свои реплики с пустого стула. И клиент, и терапевт являются активными партнерами в терапевтическом процессе.
Перле настаивал на том, что никакое «я» не является подлинным «я»: у нас много «я», которые меняются по мере того, как меняется жизнь. Мы то, чем мы являемся здесь-и-сейчас, а не нечто статическое. Многие «я» или многие люди, которыми мы являемся, могут быть интегрированы и приняты нами, не важно — нравятся они нам или нет.
По мере выявления своей основной я-концепции клиент начинает принимать решения и достигать более наполненной жизни. При этом, возможно, потребуется рассмотреть вопросы семьи, школы, профессиональной деятельности, однако в центре внимания остается собственная жизнеспособность (vitality) клиента и процесс его жизни. Клиент должен принять решение изменить пораженческие аспекты я-концепции и стать независимым, способным самостоятельно позаботиться о себе. Старые болезненные и препятствующие развитию защиты и представления о себе должны уступить место истинному потенциалу для самореализации. Со временем клиент начинает доверять этим новым, вселяющим в него веру в собственные силы убеждениям.
СОПОСТАВЛЕНИЕ С ДРУГИМИ ПОДХОДАМИ
Анализ поведения
Два данных подхода неоднократно становились предметом сравнения и полемики (в частности, Matson, 1973; Rogers & Skinner, 1956; Wandersman,
132
1976; Warm [неправильно называемая гуманистической феноменология], 1964). С точки зрения представителей гуманистической психологии, основное различие состоит в том, что анализ поведения пытается осуществлять внешний контроль и отказывает индивиду в свободной воле, в то время как гуманистическая психология пытается работать изнутри, позволяя «я» делать свободный выбор, ведущий к личному осуществлению намеченного. Представители анализа поведения видят эту ситуацию, естественно, иначе.
Смит (Smith, 1978) высказывает пожелание использовать как «внешнее» бихевиористское понимание, так и «внутреннее» гуманистическое. Геллер (Е. Geller, 1995) анализирует возможности сочетания обеих систем с целью выработки более эффективного подхода к «активной заботе об окружающей среде», чем каждая из них может обеспечить по отдельности. Ньюман (Newman, 1992) проводит такой анализ в отношении психотерапии, образования и государственной политики, тщательно корректируя неверные интерпретации сторонников анализа поведения и представляя взгляды основных представителей гуманистической психологии. Он показывает, что корни обоих подходов восходят к более обобщенной философии натуралистического гуманизма и дополняют друг друга: гуманизм предлагает цель человеческой реализации, но не метод ее достижения, тогда как анализ поведения предлагает метод без направляющей философии. Он отмечает, что, согласно точке зрения обоих подходов, «каждый человек должен рассматриваться как конечная цель для самого себя» (р. 69), с учетом «максимальной выгоды» для каждого, и приходит к заключению, что наука и разум (reason) должны использоваться для того, чтобы «достичь цели наиболее полного выражения себя людьми в этом мире» (р. 117).
Разработанная в рамках анализа поведения концепция самоуправления (self-management), вероятно, имеет много общего с гуманистической концепцией самоконтроля, в противовес внешнему контролю, несмотря на то, что, согласно точке зрения анализа поведения, «локус контроля находится не внутри индивидуума, но скорее в пределах окружения, создаваемого индивидуумом» (Newman, 1992, р. 83). Метод самоуправления может быть использован для того, чтобы поддерживать физическую форму, бросить курить, контролировать свой вес, а также осуществлять другие долгосрочные программы. Оба подхода могут различаться на уровне концептуализации динамики, хотя, вероятно, сходятся в отправных ценностях.
Вероятно, меньшая степень согласия между обеими системами наблюдается в философии образования. Стали бы авторы работ по гуманистической психологии (Richards & Combs, 1992), утверждающие, что мышление в объективных поведенческих категориях не в состоянии удовлетворить запросы общества, отвергать использование одобрения, подбадривания, поощрения и принятия факторов под-
крепления, которые анализ поведения считает необходимыми? Вероятным ответом будет «да», если подкрепляющие факторы не являются безусловными, применяемыми к ученикам независимо от их действий.
Когнитивная психология
Представители гуманистической психологии приветствуют тот факт, что когнитивисты вернули разумную душу (mind) в психологию. То, что обе системы разделяют дуалистические (люди обладают душой и телом) и органоцентрические (организм является причиной собственных действий) взгляды и не придают значения исследованиям, проводимым на животных, возможно, является единственной общей точкой для этих двух систем. Для когнитивис-тов разумная душа превратилась в обработку информации, когницию, и ментальную (или мозговую) репрезентацию. Для гуманистического психолога разумная душа — это «я» и понятия, связанные с «я».
Гуманистические психологи отмечают, что когни-тивизм позаимствовал у бихевиоризма ориентацию на механистическую теорию и методологию лабораторных исследований. Они видят в когнитивизме всего лишь переодетый бихевиоризм. Подход когни-тивистов к разуму как к пассивному информационному процессору, не вносящему никакого дополнительного — к поступающим из среды входным сигналам -- вклада в познавательное отношение, предается гуманистическими психологами анафеме в силу его нетелеологического характера.
Феноменологическая и экзистенциальная психология
Представителей как феноменологической, так и гуманистической психологии объединяет придание первостепенной роли тому, что является значимым для людей, в противовес отношению к миру как состоящему из безличных и физикалистских объектов, на которые люди реагируют посредством механизмов оперантного или классического обусловливания. Однако различие обоих подходов состоит в том, что такие представители феноменологической психологии, как Сартр или Мерло-Понти, ищут смыслы скорее в отношениях между людьми и значимым для них миром. Смысл — это всегда человек-в-мире или человек-в-контексте, хотя Баклу (Bucklew, 1955) и Ратнер (Ratner, 1971) упрекают феноменологическую психологию в том, что она фактически не придает должного значения роли мира в отношениях человек—мир. Фридман (Friedman, 1976) близок к точке зрения феноменологической психологии, когда он говорит: «Я полагаю, что слово "я" лишено значения вне рассмотрения того, каким образом мы реагируем на жизненные ситуации... Только когда я забываю о себе и отвечаю всем своим "я" на нечто, мной
133
не являющееся, только тогда я и обладаю "я"; ибо только тогда возникает моя истинная уникальность» (р. 12). Однако большинство гуманистических психологов, напротив, ищут смыслы в самом индивидууме—в «отношениях персоны индивидуума со своим внутренним, аутентичным "я"» (Orlov, 1992, р. 41). Эту внутреннюю сущность они называют «я», «эго», «сознание», «разум» или «опыт». Даже слово «субъект» («person») они часто используют для обозначения некого внутреннего агента, как, например, в формуле «Стимул—Субъект—Реакция» (Ната-chek, 1987, р. 166). По существу, они поддерживают дуализм как в скрытой, так и в явной форме, тогда как феноменологические психологи в известной степени замещают такой дуализм отношениями человек—мир.
Американская гуманистическая психология отчасти приняла европейский экзистенциализм, в результате чего, как отмечает Ялом (Yalom, 1980), первая оказалось более оптимистичной, чем последний, вероятно, вследствие того, что жизненный опыт в западном полушарии отличается от такового в европейских условиях. Это различие проявляется в том, что гуманистическая психология делает акцент на развитии потенциала, а не на признании ограничений; на пиковых переживаниях, а не на переживании тревоги; на взаимоотношениях людей, а не на изоляции; на осознавании, а не на принятии.
Оперантный субъективизм и Q-методология
Критике традиционной экспериментальной психологии и ее методологии до некоторой степени созвучны возражения Q-методологии против «R»-Me-тодологии, игнорирующей точку зрения испытуемого (см. главу 11). Роджерс использовал Q-сортировку для оценки эффективности клиент-центрированной терапии, однако он применял и R-методы, преобразующие субъективность в заданную объективность, в результате чего скрывается та самая субъективность, на поиски которой нацелена гуманистическая психология. В своем первоначальном виде, как она была разработана Стефенсоном, Q-методология могла бы быть неоценимым методом изучения основной темы гуманистической психологии — понимания и развития человеческой субъективности. И действительно, Роджерс (Rogers, 1985) призывал к более широкому использованию Q-методологии. Тем не менее существует принципиальное различие между использованием термина «я» гуманистической психологией и Стефенсоном. Для Стефенсона «я» — это передаваемая (communicable) субъективность индивидуума, а не самостоятельный агент или разум, каким «я» предстает в гуманистической психологии. Аналогичные различия существуют в употреблении терминов «субъективный» и «объективный». Для Стефенсона субъективность — это самосоотнесение (self-reference), а объективность — это соотнесение с
точки зрения другого лица. Один человек может выполнить Q-сортировку, отражающую его собственную субъективность, тогда как другой может произвести объективную Q-сортировку для первого. Здесь нет внутреннего и внешнего, нет различения между разумом и телом, нет дихотомии субъективного и объективного, как это имеет место в гуманистической психологии.
Психоанализ
Хотя гуманистическая психология первоначально была настроена против предпосылок биологического детерминизма, выдвигаемых психоанализом, и его представления о человеке как носителе зла (sinister), в позднейших версиях психоанализа, например у Коху-та (Kohut, см. главу 5), стала подчеркиваться роль «я», а Гилл (Gill) привнес в него понятия сознательной цели (purpose) и смысла. Любопытно, что гуманистическая психология, которая первоначально рассматривала себя в качестве реакции против бихевиоризма и психоанализа — как «третью силу», — в настоящее время разделяет ряд общих положений с современными школами психоанализа. Сравнивая взгляды Кохута и Карла Роджерса и анализируя их сходство и различия, Кан (Kahn, 1985) приходит к заключению, что Кохут интегрировал многие понятия Роджерса в психоанализ, тем самым сократив разрыв между психоанализом и гуманистической психологией.
КРИТИКА
Критика системы гуманистической психологии является достаточно разнообразной. Приводимые ниже разделы имеют лишь отдельные точки соприкосновения и перечисляются без определенного порядка; в последнем разделе предпринята попытка суммировать положительные черты данной системы.
Социальные и средовые условия
Китайские критики утверждают, что понятие внутреннего потенциала, который с точки зрения гуманистической психологии определяет человеческую природу, близко к понятию инстинкта. Эта концепция уделяет преувеличенное внимание внутренним факторам и упускает из вида социально-историческое развитие, а также ограничивает предмет своего интереса рассмотрением индивидуума и окружающей его среды (Lin, 1985, цит. по: Yue, 1994). Пэн (Pan, 1988, цит. по: Yue, 1994) утверждает, что личная актуализация должна заместить самоактуализацию по Маслоу, поскольку концепция самоактуализации придает неоправданно большое значение личным усилиям и недооценивает роль социальных влияний. Мао Цзе Дун согласился бы со взглядами гуманистической психо-
134
логии на важность принятия людьми активной роли в определении собственного будущего, однако индивидуум находится в диалектических, а не автономных отношениях с группой. И поскольку пределы человеческих возможностей (или потенциала) изменяются по мере того, как изменяется группа, самоактуализация в сколько-нибудь значительных пределах невозможна (Но, 1988). Самоактуализация должна стать частью групповых изменений.
Прилетенски (Prilletensky, 1992) рассматривает различные критические замечания в адрес гуманистической психологии, касающиеся вопроса центрирования на «я» (self-centering) в противовес социальному контексту, и находит значительное согласие с точкой зрения Лин (Lin) и Юэ (Yue). Он отмечает, что исходное предположение гуманистической психологии состоит в том, что если каждый человек достигнет самоактуализации, то социальные реформы произойдут автоматически и мир станет счастливым местом для всех. Расизм, бездомность, преступность, бедность и несправедливость исчезнут. С реалистической точки зрения, полагает Прилетенски, попытка возложить всю ответственность на индивидуума означает, что социальные условия, нуждающиеся в улучшении, остаются без внимания.
«Для того чтобы помочь людям жить в материально неудовлетворительной и эмоционально неблагоприятной окружающей среде, требуется нечто значительно большее, чем просто психологическая помощь... Улучшение социальных условий не может явиться ни результатом ухода от действительности, ни волшебного распространения эффектов самоактуализации на некоторое число облагодетельствованных индивидуумов. Улучшение социальных условий скорее может произойти в результате социальной деятельности» (р. 322).
В той степени, в которой сторонникам гуманистической психологии удалось заместить социальную деятельность самодеятельностью (self-action), они действительно сумели сохранить статус-кво. На рабочих местах они ввели Т-группы и предприняли другие меры, ведущие, по их мнению, к гуманизации профессиональной сферы, однако, как отмечает Прилетенски (Prilletensky), ряд исследований (результаты которых они игнорируют) показывает, что участие работников в управлении производством и контроль над администрацией являются иллюзией. Рядовые сотрудники лишь обсуждают дела, но фактически не участвуют в выработке окончательных управленческих решений и никак не влияют на их принятие. Изменилась лишь форма, утверждает он, но не структура.
Следует отметить, что гуманистические психологи отрицают тот факт, что они исключают из рассмотрения социальные факторы и другие средовые условия; однако даже если они действительно учитывают их, этот факт почти не находит отражения в гу-
манистической литературе, а также не отражен в заявляемых ими положениях и принципах. Даже групповые формы работы направлены на актуализацию отдельных лиц. Принятие этой индивидуалистической (self-serving) ориентации вызвало поток критики в адрес гуманистической психологии. Тем не менее некоторые ее представители обращают внимание и на условия окружающей среды. В частности, Нэ-вилл (Nevill, 1977) указывает на необходимость усилий на всех фронтах по устранению социальных барьеров, препятствующих женщинам жить полноценной жизнью, и призывает отказаться от половых стереотипов на благо всех членов общества. Другие призывают к действиям, направленным на сохранение биоэкосистемы как существенного комплекса средовых условий, необходимых для достижения полноценной жизни. Полкинхорн (Polkinghorne, 1983) и Ричлак (Rychlak, 1984) также отводят в своих взглядах место рассмотрению индивидуума в контексте (contextualized individual).