Ромашкевич М.В. Эротический и эротизированный перенос (Теория и практика психоанализа).

Вступительное слово Этель Спек тор Персон
аналитик, помещая соответствующую табличку на дверь, уже является соучастником того, что происходит в анализе. Гилл считает, что адекватная аналитическая установка постоянно должна принимать во внимание как перспективу одного человека, так и перспективу двух людей, с выходом на передний план в каждый конкретный момент одной из них.
Фидиас Цезио идет даже дальше Гилла, подразумевая причастность аналитика к возникновению любви в переносе пациента. Он полагает, что «прямое возникновение любви в переносе в достаточно хорошо проводимом анализе чрезвычайно редко», лично он лишь однажды столкнулся со случаем любви в переносе в самом начале своей работы. Он высказывает точку зрения, что в случае Анны О. быстро возник перенос, потому что врач (Брейер) был неспособен его анализировать - этому не приходится особо удивляться, так как аналитический метод еще не был развит. Некоторые аналитики могут полагать, что Цезио заходит слишком далеко, подразумевая причастность контрпереноса в каждом случае любви в переносе, так как многие аналитики, начиная с Фрейда, считают, что некоторые пациентки вследствие своей патологии почти неизбежно будут устанавливать эротизированный перенос, безотносительно к личности аналитика. Однако никого не может оставить равнодушной скрупулезность, с которой Цезио исследует, как бессознательное врача может приводить его к тайному сговору с пациенткой и таким образом вызывать полностью развившийся эротический перенос. Как об этом пишет Цезио, «те "духи мертвых", которых призывает аналитик, проявляются в эдиповой, инцестуозной, трагической, переносной любви, и когда они неадекватно узнаны и интерпретированы, де
21
Эротический и эротизированный перенос
ло заканчивается крушением лечения». Когда аналитик неспособен обращать внимание на зарождающийся перенос и анализировать его, он в большой степени поступает так из-за собственной «страсти» - главным образом, вследствие «первичного, в виде влечения, аффекта, вызванного этой ситуацией».
Работа Цезио сильна показом «переносов», которые могут подготавливать сцену для «инцестного представления, в котором в аналитической ситуации разыгрывается эдипова трагедия, с насилием, которое характеризует инцест». Далее он доказывает, что следует отличать эдипову трагедию, которая является результатом осуществления любви в переносе, от эдипова комплекса. И анализ, и аналитик терпят крах в той мере, в какой то, что появляется в аналитической ситуации, становится реальностью, а не виртуальной реальностью.
Джордж Канестри рассматривает работу Фрейда о любви в переносе (которой, по его словами, автор законно гордился) в определенном контексте, соотнося ее с некоторыми местами из переписки Фрейда, где обнаруживается уникальное семантическое поле, внутри которого Фрейд рассматривал эротическую любовь. Согласно Канестри, Фрейд, очевидно, был вынужден использовать «всю гамму аналогий с огнем». Он отмечает, например, метафору, которую использует Фрейд для описания изменения в аналитической сцене: «словно пожар, вспыхнувший во время театрального представления». Канестри цитирует другую метафору, связанную с огнем, и говорит, что Фрейд, несомненно, осознавал свои семантические выборы, что видно из его письма к Юнгу. Таким образом, частично данная статья может быть прочитана как предупреждение аналитику контролировать свое
22
Вступительное слово Этель Спек тор Персон
искушение к контрпереносу. Метафора «пожара» имеет особый смысл, потому что пробуждает воображаемую/реальную дискриминанту, которая подразумевает концептуальные и технические отличия. Согласно Канестри, «пример огня... является частью семантического поля обозначения страстей».
В статье Канестри, охватывающей широкий круг вопросов, крайне важна недвусмысленная формулировка, что любовь в переносе, подобно переносу в целом, трактуется по-разному различными психоаналитическими школами. Но есть одна вещь, относительно которой все эти школы согласны - «все они считают теорию переноса точным и фундаментальным дискриминантом среди различных аналитических теорий». Канестри еще раз обоснованно предостерегает против того, чтобы рассматривать элемент теории вне контекста всей теории. Фрейд расширил всю свою теорию, когда ввел понятие агрессии наравне с понятием либидо. Те вопросы, которые могут быть различным образом концептуализированы в соответствии с теоретическими склонностями автора, включают в себя родовые вариации: вера в то, что «феномен влюбленности вызывается воздействием самой аналитической ситуации... или проистекает от внутреннего объектного мира пациентки и просто выдвигается на передний план в анализе»; роль нарциссизма в переносе; та степень, в которой перенос «реален», «иллюзорен», «воображаем» или «фиктивен»; является ли перенос лишь тенью прошлого опыта, или давними уловками и надувательствами любви, или столкновением между желаниями аналитика и пациентки, порождающим новую сущность; различные формулировки по поводу врачебного альянса и не вызывающего возражений позитивного
23
Эротический и эротизированный перенос
переноса; различные концепции правды; функция фантазии и функция объекта фантазии; «страсти» и «сумасшествие» в анализе. Канестри затрагивает широкий круг проблем, а также многие теоретические позиции, включая позиции Кляйн, Лакана и Ференци.
В своей работе «Амэ и любовь в переносе» Такео Дой движется в ином направлении. Дой объясняет, что амэ, японское понятие, относится к разновидности «потакающей зависимости», подобной той, какую испытывает ребенок, когда ищет мать. Амэ не исчезает у взрослых, но остается интегральной частью различных эмоций. Хотя Дой признает, что описание Фрейдом любви в переносе точно, он полагает, что «сутью любви в переносе» может быть амэ и что понимание ее таким образом делает любовь в переносе менее соблазнительной для реагирования на нее эротическим образом. В очень тонком рассуждении о психоаналитических взаимообменах Дой высказывает мысль, что подлинность амэ может подтверждаться невербальным образом и что «в успешном анализе будет иметь место нечто, вполне подобное инсайту в глубь амэ со стороны пациентки, и его признание со стороны аналитика». Для наглядности он приводит несколько клинических литературных набросков, сделанных Эвелин Швабер, которые иллюстрируют чувствительность аналитика к амэ (хотя Швабер не мерила взаимообмены подобным образом). Дой высказывает интересное предположение, будто то, что Фрейд не был знаком с этим понятием, являющимся важным ингредиентом в любых .межличностных взаимоотношениях, может объяснить, почему он оказался не в состоянии принять какую-либо модель реальной жизни в качестве рекомендуемого направления действий для аналитика.
24
Вступительное слово Этель Спек тор Персон
Дэниэль Стерн также обращает внимание на то, что может быть названо почвой для любви в переносе. Рассматривая этот феномен с точки зрения эволюционной перспективы, Стерн фокусирует внимание на различии между отыгрыванием и припоминанием в отношении как прошлого в противовес настоящему, так и любви в переносе в противовес обычной любви. Он отмечает важный момент, что для Фрейда инфантильная любовь была не просто моментом зарождения любви в переносе, но была с ней изоморфна. Стерн считает, что хотя Фрейд рассматривает другие клинические феномены (например, воспоминания) как коренящиеся в прошлом, он не считает вспоминаемый феномен точной копией ранее пережитого феномена. Текущая версия всегда некоторым образом реконструируется. Отыгрывание, с другой стороны, антитетично воспоминанию в том, что привносит прошлое в настоящее, непосредственно копируя его: «Соответственно отыгрывание не проходит через трансформирующий процесс серийных (реконструкций, как это неизбежно происходит с воспоминанием». Любовь в переносе несколько причудлива, потому что лежит на границе между припоминанием и отыгрыванием. Как отмечает Стерн, сам Фрейд никогда не конструировал эволюционный последовательный ряд любви, но оставлял эту проблему открытой для других исследователей.
Стерн переходит к довольно перспективному контрапункту между определенными поведениями диад младенец — мать и любовников, которые, в сущности, идентичны, например «близостью лиц друг к другу... выполнением особых жестов, таких как поцелуй, крепкое объятие, прикосновение». Он заключает, что «не только момент зарождения физического языка
25
Эротический и эротизированный перенос
любви является очень ранним, довербальным, но и сам ее язык - это язык действия».
Стерн переходит от публичного поведения к рассмотрению интрапсихического переживания любви, соотнося интерсубъективность в жизни младенца с интимностью взрослых любовников. Он находит, что «инфантильные "корни" и "прототипы" включают в себя намного больше, чем объектный выбор... Они включают, по крайней мере, особенности физического языка любви; диапазон и глубину интерсубъективного участия; тот способ, которым взаимно создаются смысл и интенсивность потребности для передачи разделяемых смыслов; степень неповторимости выбранного объекта; временные и интенсивные движущие силы процесса влюбленности». Большинство из них регистрируются как моторные воспоминания, как процедурное знание, как сенсорно-моторные скелеты, как эпизодические, а не символические события. Приведя те компоненты любви, которые никогда не достигают сознания, Стерн рассматривает любовь и любовь в переносе на фоне данного континуума, полагая, что «не совсем ясно, существует ли теоретическая пограничная линия между переносом и отыгрыванием в ситуации любви в переносе». Он придерживается точки зрения Лапланша и Понталиса, полагая, что Фрейду не удалось провести явное отличие — или показать связи — между феноменом повторения и феноменом отыгрывания в переносе. Стерн заключает, что хотя отыгрывание может быть сопротивлением, «психоанализ преувеличил... такое разделение на действие и припоминание, не выделяя различные виды действий, которые были хорошо известны Фрейду». Стерн считает, что до некоторой степени аналитик должен позволять разыгрывание
26
Вступительное слово Этель Спек тор Персон
паттернов действия, так как единственная «тропа к воспоминаниям лежит в совершении моторного действия». Он заканчивает свою работу постановкой ряда очень важных теоретических вопросов, включая имеющий первостепенное значение вопрос о том, как откладываются воспоминания, роль моторной памяти по сравнению с другими ее видами, различие между действием и актуализацией и, возможно, наиболее важное в его работе, базисное различие между повторением (или припоминанием) в переносе в противовес повторению посредством отыгрывания.
Приведенные краткие резюме не могут охватить все богатство материала, представленного в данном томе. В каждом из эссе открываются глубинные постижения и головоломки, которые иногда скрыты в самых простых предложениях Фрейда. В то же самое время они содержат новые открытия, которые постоянно совершаются в нашей развивающейся области знаний. Кроме того - хотя это не входило явно в намерения авторов данного тома, - материал проливает добавочный свет на то, что продолжает оставаться крупной проблемой всех модальностей психотерапии: несчастливых, часто трагических разыгрываний эротического переноса и контрпереноса.
ЛИТЕРАТУРА
Jones, Е. 1953. The life and work of Sigmund Freud. Vol. 1. London: Hogarth; New York: Basic.
SuIIoway, F. 1979. Freud: Biologist of the mind. New York: Basic.
Szasz, T. 1963. The concept of transference. Int. J. Psycho- Anal. 44:432-443.
27
I. Зигмунд ФРЕЙД
ЗАМЕТКИ О ЛЮБВИ В ПЕРЕНОСЕ*
Перевод с немецкого М. Вульфа (1923 г.)
Всякий начинающий заниматься психоанализом боится прежде всего трудностей, ожидающих его при толковании мыслей пациента, и задач, возникающих перед ним в связи с воспроизведением вытесненного. Но ему предстоит скоро убедиться в незначительности этих трудностей и вместо этого понять, что единственные и серьезные трудности вытекают из необходимости овладеть переносом.
Из всевозможных возникающих тут положений остановлюсь на одном, резко ограниченном как вследствие частоты его и реального значения, так и вследствие его теоретического интереса. Я имею в виду тот случай, когда пациентка делает совершенно определенные намеки или прямо заявляет, что влюбилась в анализирующего ее врача, как могла бы влюбиться любая другая смертная. Такое положение имеет свою как мучительную комическую сторону, так и серьезную: оно настолько запутано и обуслов-
В английском варианте книги перевод с немецкого Д. Стрей- чи (J. Strachey) из стандартного издания 3. Фрейда. - Прим. науч. ред.
28
I. Зигмунд ФРЕЙД. Заметки о любви в переносе
лено многими причинами, так неизбежно и так трудно разрешимо, что обсуждение его уже давно является жизненно важным для аналитической техники. Но так как мы сами не всегда свободны от ошибок, по поводу которых смеемся над другими, то не очень-то спешили с выполнением этой задачи. Мы всегда сталкиваемся в этом вопросе с долгом врачебной тайны, без чего невозможно обойтись в жизни, но что трудно выполнимо в нашей работе. Поскольку литература по психоанализу имеет отношение и к реальной жизни, здесь возникает неразрешимое противоречие. Недавно я в одной работе пренебрег врачебной тайной и намекнул, что такое же положение переноса задерживало развитие психоаналитической терапии в течение первых десяти лет1.
Для хорошо воспитанного человека из публики или неспециалиста - таким является идеально культурный человек по отношению к психоанализу - любовные дела не сравнимы ни с какими другими; они записаны как бы на особом месте, не допускающем никакого другого описания. Если благодаря переносу пациентка влюбилась во врача, то он подумает, что в этом случае для нее возможны только два выхода: более редкий, когда все обстоятельства допускают постоянное, законное соединение обоих, и более частый, когда врач и пациентка должны разойтись и начатая работа, имевшая целью исцеление, должна быть оставлена как нарушенная элементарным событием. Разумеется, мы мыслим и третий исход, кото
1 В первой части моего вклада в историю психоаналитического движения (1914а). [Это имеет отношение к тем трудностям переноса, с которыми столкнулся Брейер в случае Анны О. (Standard Ed., 14, 12).]
29