Гоулдман Дэниел. Деструктивные эмоции. Как с ними справиться? Научный диалог с Далай-Ламой.

по мере распространения буддизма по всей Азии и его эволюции в современные течения и направления традиция диалогов пришла в упадок; в изолированном Тибете они практически прекратились.
Когда мы занимались организацией этой встречи, Далай-Лама попросил нас пригласить ученых представителей других буддийских течений. Он со смехом пожаловался, что чаще беседует с христианскими монахами, чем с монахами других буддийских школ. Как представитель школы ваджраяны, идеи которой получили распространение в Тибете в период между десятым и двенадцатым веками, Далай-Лама хотел пообщаться с буддистами направления махаяна — самого распространенного в Восточной Азии, и с представителями тхеравадской школы, получившей наибольшее распространение в странах Юго-Восточной Азии, таких как Таиланд, родина досточтимого Кусаласитто.
Поэтому Далай-Лама принял палийскис тексты из рук бхиккху и с признательностью сказал: «Монах из тхеравадской школы — это очень хорошо. До сих пор я чаще вел серьезные дискуссии с представителями западных традиций, чем с моими буддийскими братьями, особенно со старейшинами школы тхеравады. Я счастлив, что мне вскоре предстоит посетить Таиланд. Я с нетерпением жду этой поездки... если только меня не поразит молния!»
«Мой университет собирается присудить вам почетную степень», — сказал бхиккху Кусаласитто.
И тут Алан пошутил: «Тогда Ваше Святейшество станет доктором. Подумать только, как звучит: доктор Его Святейшество!»
Прежде чем возобновить нашу дискуссию, я спросил Далай-Ламу: «Есть ли какие-то темы, которые вы хотели бы сами затронуть или представить?»
«Есть один вопрос, — произнес он задумчиво. — Мне интересно, как именно функционирует разум в момент возникновения этих эмоций с точки зрения концептуальных и неконцептуальных состояний когнитивности».
Алан пояснил: «Это типично буддийский подход, и он хотел бы представить его лично. Торопиться не нужно,
этот момент наступит. Лучше всего сделать это сегодня после обеда».
Далай-Лама хотел подчеркнуть сложность буддийского понимания природы когнитивности и дать понять, что этому подходу не свойственно так резко разделять эмоции и когниции, как это делает западная психология. Тибетский термин «шепа», который часто переводится как «сознание» или «когниция», фактически объединяет оба этих явления; его значение ближе к тому, что мы называем «ментальным событием». Ментальные события, которые буддизм рассматривает как «загрязнения» или «осквернения», считаются «концептуальными» — это более широкий термин, который включает то, что по-английски называется мыслями, мысленными образами и эмоциями.
Далай-Лама надеялся прояснить некоторые из этих моментов после обеда: «Никакой формальной презентации — всего лишь несколько коротких пояснений».
«Но ведь вы готовились к этой презентации сорок лет», — сказал ему кто-то из присутствующих, на что Далай-Лама ответил старой тибетской притчей.
«Йети стоит возле норы сурка, ждет, пока один вылезет наружу, хватает его, садится на него и ждет, пока вылезет следующий, — он хочет поймать все семейство. Вылезает второй сурок, йети быстро приподнимается, хватает его и садится на него, но за это время первый сурок успевает убежать. Вылезает следующий сурок, йети приподнимается, хватает его, а тот сурок, на котором он сидел, убегает.
Так и я, — весело закончил историю Его Святейшество. — Я наловил много сурков — но очень много их убежало за последние сорок лет. Так что. в конце концов, не так уж много их осталось!»
Глава 4
Буддийская психология
Я помню, как тибетский учитель Чогьям Трунгпа во время нашей встречи в 1974 году (тогда я преподавал на факультете психологии в Гарварде) заявил: «Буддизм придет на Запад как новое направление в психологии».
Сама мысль о том, что буддизм может иметь какое-то отношение к психологии, большинству из нас, считавших себя серьезными специалистами в этой области, казалась в ту пору просто абсурдной. Но такое отношение говорило скорее о нашей неподготовленности, чем о понимании основ буддизма. Никому даже в голову не приходило, что буддизм, подобно многим великим духовным традициям мира, скрывает в себе теорию разума.
Да и как можно было этого ожидать, если за все время изучения психологии ни в одном источнике я не нашел даже намека на то, что современная психология — это всего лишь одна из программ глобального проекта проникновения в тайны человеческого разума, реализация которого началась два тысячелетия назад. Современные психологические теории уходят корнями в историю европейской и американской науки и культуры. Психология как наука явно ограничена рамками культуры, она близорука и эгоцентрична, не замечает и не признает
психологических систем, созданных в других концах мира и в другие времена.
Теперь мы понимаем, что фундаментом большинства религий Азии являются психологические доктрины. Знание таких доктрин — удел посвященных: они почти неизвестны верующим, не имеющим духовного сана. Эти психологические доктрины являются одновременно теоретическими и прикладными, на их основе разрабатываются практические методики, призванные помочь «профессионалам» — йогинам и монахам — взять под контроль свой разум и сердце с тем, чтобы достичь идеального состояния.
Возможно, самая значительная из этих «альтернативных» психологических школ возникла в рамках буддизма. Со времен Гаутамы, жившего в пятом веке до нашей эры, изучение разума и его возможностей является главным направлением, деятельности последователей Будды. За первую тысячу лет после его смерти результаты этого анализа были сведены в систему, которая на языке пали называется абхидхамма (на санскрите — абхидхарма), что означает «высшее законоучение».
Сегодня каждая форма буддизма использует собственную версию этих фундаментальных учений о разуме, а также усовершенствованные в рамках своего учения варианты. В тот день нам предстояло услышать тибетский вариант с акцентом на эмоциях.
Ученый и монах
После перерыва на чай Маттье Рикар, облаченный в багряно-шафрановые монашеские одежды, такие же, как у Далай-Ламы, занял кресло презентатора рядом с Его Святейшеством.
Алан, как модератор встречи, сказал: «Я очень коротко представлю Маттье, который впервые приехал в Азию в 1967 году и постоянно живет здесь с 1972 года».
Маттье Рикар, родители которого принадлежали к узкому кругу привилегированной французской интеллигенции, уже в детстве познакомился со многими замечательными людьми. Его мать, художница, была близким другом Андре Бретона, одного из отцов сюрреализма. Дядя был одним из первых искателей приключений, сумевших в одиночку совершить кругосветное плавание на парусном судне без мотора. Он потратил на эту затею три года. Крестным Рикара был Г. И. Гурджиев, русский мистик, у которого было множество последователей среди французских интеллектуалов середины двадцатого века (несмотря на то что в то время его мать входила в число восторженных почитательниц Гурджиева, сам Маттье не примкнул к его последователям).
В доме Рикаров ужинали известные философы и художники — друзья отца Маттье, который известен под псевдонимом Жан-Франсуа Ревель как один из самых влиятельных ныне живущих философов и политологов Франции. Ревель, автор двадцати пяти книг (самая известная из которых, «Без Маркса и Иисуса», стала международным бестселлером), занимает кресло Лафонте- на, одно из сорока мест «бессмертных членов» Французской академии наук, что считается самой престижной наградой для интеллектуалов в этой стране. Диалог между Маттье и его отцом о науке и духовности, опубликованный под названием «Монах и философ», тоже стал международным бестселлером.
Маттье поехал в Тибет искать учителя благодаря режиссеру-кинодокументалисту Арно Дежардену, другу его матери. Дежарден снял для французского телевидения четырехчасовой фильм «Послание тибетцев» в 1966 году, всего за пару лет до китайской оккупации, повлекшей массовое бегство из Тибета многих великих учителей. Заканчивался он пятиминутным последовательным показом лиц десятков выдающихся тибетских мастеров
медитации, пребывавших в трансцендентном состоянии. Эти лица поразили Маттье до глубины души.
Итак, имея в запасе вссго несколько а