Бродецкий А.Я. Внеречевое общение в жизни и в искусстве: Азбука молчания: Учеб. пособие для творческих учеб. заведений, фак. педагогики и психологии.

Все, конечно же, замечали, что в игре маленькие «двухмерные» дети, чтобы передвинуть предмет вбок как бы заходят (чаще заползают) за этот предмет со стороны его тыла и соединяют свою сагит-таль с сагитталью предмета в одно целое. При этом в подавляющем большинстве случаев ребенок с хорошо развитой праворукостью заходит в сагитталь предмета (ориентируясь по выраженной его на-
80
правленности: нос куклы, мотор машины и т.п.), двигаясь против часовой стрелки (справа налево). Уже эта операция содержит все-бе форму, которая в будущем станет доминировать в визуальном проявлении аналитической деятельности. Однакана начальном этапе овладения горизонталью, ориентация по этой координате носит эпизодический и кратковременный характер. Причина тому в доминанте первичной формы мышления ребенка как имитации явлений окружающей действительности собственным телом, иначе говоря, мышление не просто движением, но перемещением. А переместить себя вбок, как мы отмечали, невозможно. Следовательно, и пространственно думать подобным образом затруднительно.
Первичный горизонтальный анализ (выбор) поначалу сводится к предпочтению того объекта, с сагитталью которого ребенку особенно хочется соединить свою сагитталь в единое целое. Тому пример знаменательное событие в изобразительном творчестве каждого ребенка — появление на его рисунках уже не одного, но как минимум двух объектов. Это означает, что его «пешеходно»-мысли-тельный процесс отражает не движение, но остановку. Желание, объединив сагиттали с каким-либо предметом, двигаться, толкая его впереди себя, думается, есть проявление еще достаточно сильного инстинкта следования. Иначе как «последователем», бредущим за лидером, ребенок себя еще не представляет.
Поэтому, наверное, ощущение своей независимости и самостоятельности даже у взрослых начинается с избавления от навязчивого желания быть не более чем чьим-то последователем, т.е. перейти, наконец, из сагиттальной в горизонтальную форму своего поведения.
Нам хорошо известны два пожелания «Пойди, подумай!» и «Остановись, подумай!». Первое из них, обращенное к самому себе, звучит и как выражение «Ишьты!» (сокращенное «Пойди-шь ты!»), а второе как «Стой! Что-то здесь не то» или просто «Стой!». Когда мы говорим ребенку: «Пойди и подумай..», то, как правило, рассчитываем на осознание им его какого-либо нехорошего поступка, проявленного в действии, т.е. имеем в виду первичную форму мышления, где «идти» и «думать» почти одно и то же, равно как «стоять» и «недоумевать».
Когда мы встречаемся с трудностями, то в недоумении говорим себе «Стой!», т.е. вынуждаем сами себя войти в статику горизонтали из «пешеходного» мышления по сагиттали.
Именно горизонталь со временем в буквальном смысле заставляет остановиться и задуматься, абетрагируя мышление от развернутой формы движения в пространстве. Когда это впервые случается в детстве, начинает пониматься разница между тем, что называется наставить предметы (отсюда вертикальное наставление, назидание, т.е.
81
поучение), с тем, что такое сагиттальное составить предметы (сравните, поезд как состав, т.е. сагиттальная череда вагонов) и, наконец, горизонтальное сопоставить, т.е. сравнить между собой..Наиболее наглядно это проявляется в привычной всем нам схеме какого-либо учреждения (рис. 8).
Здесь отражены и легко прослеживаются все три последовательных этапа формирования ассоциативных координат трехмерного психологического пространства. Во-первых, подчиненность, выраженная в наставлении по вертикали. Во-вторых, сагитталь рядовых (т.е. буквально составленных в ряд) сотрудников. И, наконец, в-третьих, сопоставление заведующих отделами, а также рядовых сотрудников разных отделов по горизонтали. Характерно, что тот же принцип построения лежит в основе одного из канонов христианской иконописи (рис. 9).

Рис. 8



Рис.9
Мы ранее отмечали, что движение по горизонтали возможно при одном условии — в случае превращения горизонтали в сагитталь. Такое движение иногда становится круговым, но воспринимается как движение по прямой. Это нередко становится печально очевидным для тех, кому случалось блуждать по лесу. Пытаясь выйти из леса и поплутав некоторое время, они, как правило, возвращаются в то же место, из которого начали движение. Объясняется это тем, что правая нога совершает шаг несколько больший, чем левая. В результате, получается движение по кругу против часовой стрелки (у левшей наоборот).
Когда мы совершаем движение в таком направлении, то складывается ощущение, что оно более естественно и происходит с меньшей тратой энергии, чем при устремлении в противоположную сторону. Поэтому, например, в этом же направлении бегут спортсмены по стадиону, двигаются лошади в цирке и т.д.
82
Движение справа налево можно смело назвать зачином.
То же происходит при письме и чтении. Казалось бы, если семит пишет справа налево, а европеец — в обратном направлении, то начальное движение руки к началу строки у них должно быть разным. Но на самом деле, когда европеец еще переносит перо к началу строки, то семит уже пишет. Начальное движение у них одно и то же, лишь при письме движение противоположно. Но движение зачина то же самое, справа налево и относительно корпуса по диагонали. Только европеец совершает это движение перед тем, как начать писать строку, а семит — во время написания.
Что же касается письма иероглифами, за которое «отвечает» не левое полушарие, а правое (с доминантой левой руки), то сути это не меняет, так как движение к месту, где будет написан иероглиф, проходит по той же траектории, что и при буквенной письменности.
Тот же процесс происходит и при чтении. Дело в том, что при чтении, как и при письме, направление взгляда полностью совпадает с направлением движения руки. А ее движение, в свою очередь, всегда сопровождается у нас микродвижениями мышц спины. Что вместе составляет микроповорот всего тела справа налево, включая и правую ногу. Это движение «иноходца» сходно с движением фехтовальщика при уколе противника.
В европейской письменности, при доминанте прямого расположения частей предложения (подлежащее, сказуемое и т.д.), мы каждый раз как бы сначала, обогнув все предложение, доходим до подлежащего, заходим за него и начинаем путь по всей фразе.
При семитском письме — путь естественней и короче. Читающий сразу же, при вхождении в пространство написанной фразы, идет вдоль нее.
Но, так или иначе, в обоих случаях мы имеем дело не с горизонтальной, как это кажется на первый взгляд, а с сагиттальной письменностью. (Сравните принцип состава предложения с игрой ребенка, который выбрав из горизонтали игрушку, заползает за нее и начинает толкать по сагиттали, уже от себя.)
Проверьте себя. Раскройте любую книгу и убедитесь, что перед чтением первого же предложения все оно промелькнет перед вами подобно мимо проходящему поезду с вагонами-словами. Это говорит о том, что с еще не прочитанной строкой для европейца уже состоялось мимолетное знакомство, а у семита — нет. Как знать, может быть ради такого начального обзора, дающего возможность иметь некоторую самую общую предварительную информацию о предложении, и сложились существующие векторы европейского письма и чтения. С собственно горизонтальным проявлением письменности, как и с лишним доказательством того, что направление письма
83
тесно связано с движением, мы можем судить и по написанию имен героев рядом с их изображением на древнегреческих гончарных изделиях. Характерно, что имя переонажа, чье движение направлено справа налево от зрителя, писалось в том же самом направлении и было тем схоже с семитским письмом. Т.е. процесс письма справа налево для древнего грека в определенных (зеркально-горизонтальных) случаях был так же правомочен, как и нынешний (слева направо) и еще не абстрагировался от двигательного акта.