Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика.

Эти данные подтвердили правильность связей, объединяющих термины в их аналитической схеме. Группы терминов, которые могли быть модифицированы с помощью одних и тех же приемов — с помощью слов-модификаторов типа in-law, great (npa-), half (сводный): second (троюродный), — всегда совпадали с теми группами, которые получены в схеме. Ни одна из групп в схеме не разделяется таким модифицирующим словом, то есть любая часть схемы, ограниченная сплошными линиями, состоит из терминов, к каждому из которых можно применить одно из слов-модификаторов (например, great (npa-) может быть применено к любому из терминов в левом нижнем углу, half (сводный) может быть применено к обоим терминам из той же группы и т. д.). Это говорит о том, что группы терминов, к которым может быть применено одно из слов-модификаторов, связаны одними и теми же компонентами и, следовательно, могут классифицироваться говорящими на основе этих компонентов.
Ромни и ДАндрад предлагали также своим испытуемым группы из трех терминов родства и просили назвать термин, который сильнее всего отличался от остальных двух. Всегда оказывалось, что термины, отличающиеся только одним компонентом, группировались вместе в отличие от терминов, имеющих больше различных компонентов. Например, рассмотрим связи терминов, относящихся к нуклеарной семье. Здесь мы имеем дело только с двумя компонентами — полом и поколением. Отец и мать принадлежат к одному поколению, но отличаются по компоненту пола. Отец к сын имеют общий компонент пола, но различаются по компоненту поколения. Отец и дочь не имеют ни одного общего компонента из этих двух (хотя имеют другие общие компоненты). Составив все возможные тройки из этих четырех терминов и предложив их испытуемым, Ромни и ДАндрад предсказывали, что «термин отец будет считаться ближе к матери, чем к дочери, и ближе к сыну, чем к дочери. Это происходит независимо от того, насколько сильным является компонент пола по сравнению с компонентом поколения, то есть, даже если испытуемый рассматривает различия пола как несущественные, а различия в поколении — как решающие, но признак пола как-то участвует в классификации, отец будет группироваться с сыном, а не с дочерью» (р. 162).
На приведенной ниже схеме показаны парные связи между этими четырьмя терминами, из которых были составлены все возможные тройки. Числа в скобках обозначают среднее число случаев объединения данных терминов в пару (таким образом, чем выше число, тем ближе эти термины друг к другу в своего рода «когнитивном пространстве»).

Мы видим, что данные совпали с предсказанными. Ни один из испытуемых не использовал двух различных компонентов при объединении терминов. В более сложных экспериментах с использованием троек слов Ромни и ДАндрад обнаружили, что их предсказания относительно связей между терминами подтверждались чаще, чем предсказания, сделанные на основе схемы Уоллеса и Аткинса. Ромни и ДАндрад пришли к заключению, что очень полезно иметь в виду, что «компоненты, выделяемые путем формального анализа, определяют значение слова» и что «для данной группы одна форма компонентного анализа может оказаться более приемлемой, чем другая... Главный вывод из данной работы состоит в том, что люди реализуют термины родства так, словно каждый из терминов содержит набор четко разграниченных значений».
На основании всего сказанного вы уже, вероятно, составили представление о методе и значении компонентного анализа. Подобные исследования представляют собой попытки наиболее детально описать структуру семантической области и исключительно важны не только для антропологии, но также и для лингвистики, и для психологии познания. Самым важным вопросом, который возникает в связи с этим методом, является вопрос о пределах его применимости. Какие еще семантические области поддаются такого типа анализу? Известны успешные попытки применения его в таких областях, как таксономия животных и растений, но возможности применения этого метода, видимо, ограничены. Больше всего этот метод подходит для анализа классов, имеющих дискретно различающиеся референты. Например, человек может быть мужчиной или женщиной, реальным или мифическим существом и т. п. Каждый из этих терминов имеет четко различимый, объективно определяемый референт. Может оказаться возможным использование этого метода для анализа и менее конкретных сфер, скажем, социальных отношений. Например, чем различаются глаголы давать и даровать? Видимо, человек дарует тем, кто занимает более низкое социальное положение. Тогда можно сказать, что «статус» является компонентом, или отличительным признаком, некоторых глаголов (то же самое можно сказать о местоимениях второго лица в языках, где есть противопоставление «вежливый — фамильярный», таких, как tu—vous во французском языке или du—Sie в немецком, и т. п.).
Какие типы семантических областей могут оказаться неприемлемыми для исследования методом компонентного анализа? Возьмите, к примеру, слово «стул». Оно относится, видимо, к классу, границы которого во всех направлениях размыты. Когда спинка стула становится достаточно низкой, а ножки — достаточно длинными, он превращается в табурет; когда стул становится достаточно широким, он превращается в скамейку, и т. д. Но «дядя» никоим образом не может превратиться в «тетю». Значение слова «стул» определяется скорее не дискретными глубинными компонентами, а пересечением разных параметров, и определить эти параметры очень трудно.
Термины friend (друг) и acquaintance (знакомый) служат еще одним примером, когда различие определяется скорее степенью, а не наличием или отсутствием какого-то компонента. А. Дайболд построил схему этих английских слов на основе понятия относительной «социальной дистанции» между «эго» (говорящим) и другими людьми. Тех, кто попадает во внутренний круг, мы
называем друзьями, тех, кто попадает во внешний круг, — знакомыми. Относительная длина линии, соединяющей говорящего с другими людьми (обозначенными маленькими кружками), отражает социальную дистанцию. Схемы для американского варианта английского языка и немецкого языка практически совпадают, за исключением расположения внутреннего круга, являющегося границей между двумя понятиями. Итак, в обоих случаях мы имеем дело с говорящим («эго») и рядом конкретных людей, стоящих на определенной социальной дистанции от него.


Сравним английские термины с их немецкими эквивалентами, Freund и Bekannter (или, для обозначения женщины, Bekannte). Эти немецкие термины переводятся соответственно «друг» и «знакомый», но, как показывает Дайболд, имеют различия в употреблении. Приведенная ниже схема показывает, что в немецком языке слово Freund относится к более близким «друзьям», чем в английском, то есть многие люди, которые американцы называют друзьями, для немца были бы всего лишь знакомыми. Заметим, что наборы людей, представленных в американской и немецкой схемах, идентичны, но дефиниции терминов различны. Весьма трудно определить тот семантический «компонент», который обусловливает различие между американским friend и немецким Freund. И опять-таки различие в данном случае связано скорее со степенью или позицией относительно каких-то координат.



Опыт применения разнообразных видов семантического анализа говорит о том, что приятие семантических компонентов, или семантических аксиом, очень полезно для анализа. Нам еще далеко до получения адекватного описания системы семантических универсалий, но уже сейчас ясно, что некоторые из них будут дискретными категориями, сходными с теми компонентами, которые выделяются в ходе компонентного анализа. Некоторые из них, возможно, будут представлять собой параметры (как статус, социальная дистанция, положение в спектре цветов и т. п.). Я лично не уверен, что вся семантическая информация о слове может быть организована по принципу «плюс — минус», то есть может строиться на наличии или отсутствии данного признака, как в системе дифференциальных признаков в фонологии. Однако именно на этом предположении строятся многие современные семантические теории. Компонентный анализ, наряду с другими многочисленными методами, разработанными полевой антропологией для выявления терминов и их группировки (в виде категорий, иерархий, контрастных рядов и т. д.), может внести важный вклад в понимание природы семантической структуры.
В то же время другой испытанный метод, пришедший к нам из ассоцианнстской психологии, тоже начинает приносить пользу при решении проблемы денотативного значения. Я имею в виду психолингвистический анализ данных, полученных в исследованиях словесных ассоциаций, к которым мы сейчас и переходим.
Словесные ассоциации
Ассоциативный эксперимент является одним из старейших приемов экспериментальной психологии. Джордж Миллер очень живо описывает историю возникновения этого приема:
«Сэр Фрэнсис Гальтон (1879), английский ученый и двоюродный брат Чарльза Дарвина, первым попробовал провести ассоциативный эксперимент. Он выбрал 75 слов, написал каждое из них на отдельной карточке и не прикасался к ним несколько дней. Затем он брал карточки по одной и смотрел на них. Он засекал время по хронометру, начиная с того момента, когда его глаза останавливались на слове, и кончая тем моментом, когда прочитанное слово вызывало у него две различные мысли. Он записал эти мысли для каждого слова из списка, но отказался публиковать результаты. «Они обнажают, — писал Гальтон, — сущность человеческой мысли с такой удивительной отчетливостью и открывают анатомию мышления с такой живостью и достоверностью, которые вряд ли удастся сохранить, если опубликовать их и сделать достоянием мира» (Miller, 1951, р. 175—176).