Слобин Д., Грин Дж. Психолингвистика.

психологические проблемы, не решенные в этом направлении американской науки. Быть может, не осознавая всех недостатков психолингвистической модели, опирающейся на идеи Хомского, Слобин объективно стремится преодолеть их. В этом основное значение его книги, и этим прежде всего обусловлен выбор ее для перевода. Популярность миллеровской психолингвистики в США в значительной мере была вызвана разочарованием американских психологов в теоретических догмах бихевиоризма. Хомский казался наиболее очевидной альтернативой бихевиоризму, тем более что дал развернутую и убедительную его критику в известной рецензии на книгу Скиннера, вызвавшей при своем появлении большой шум и неоднократно перепечатывавшейся в различных антологиях. Других альтернатив большинство психолингвистов США либо не знало, либо не могло принять. По-иному обстояло дело в Европе, где распространение идей Хомского натолкнулось на основательную психологическую традицию. Европейские психолингвисты приняли идеи Хомского — Миллера, так сказать, cum grano salis, с самого начала поверяя их традиционной психологией и преобразуя в соответствии со своим психологическим «символом веры». Большинство ведущих психолингвистов Европы развивали концепцию Хомского— Миллера в общем в сходном направлении — «психологи-зации» и «социологизации». Второй из авторов настоящей книги, Джудит Грин, как раз и представляет это, европейское, ответвление миллеровской психолингвистики. Она подвергает экспе-риментально-психолингвистические исследования критическому анализу с позиций «настоящей» психологии. Ее книга «Психолингвистика: Хомский и психология», несколько глав из которой мы публикуем, интересна для советского читателя как этой авторской позицией, так и тем, что в ней дается систематическое и очень детальное изложение важнейших экспериментально-психолингвисти-ческих методик и важнейших полученных результатов. Советская психолингвистика с самого начала развивалась по иному пути, нежели американская и европейская. Если миллеровская психолингвистика, как уже говорилось, лингвистически ориентирована, то в СССР эта научная область возникла и развивалась как неотъемлемая часть общей психологии, опираясь на теоретические положения Л. С. Выготского и его школы, в первую очередь А. Н. Леонтьева и А. Р. Лурия. По основным своим принципам она резко отличается от американской, В ней речь трактуется не как система речевых реакций, а как активная и целенаправленная речевая деятельность. Она — что естественно вообще для советской науки— стремилась с самого начала отразить в своик теоретических построениях диалектику общества и личности, вскрыть социальную природу и социальную обусловленность речевой деятельности. Наконец, ориентация на психологию позволила советским психолингвистам преодолеть лингвистический атомизм и, более того, органически «вписать» процессы речи и речевосприятия во всю систему человеческой деятельности. Остановимся несколько подробнее на том, как советская психолингвистика подходит к речевым явлениям. Первое. Предметом анализа для советских психолингвистов является не изолированное предложение, высказывание или текст как продукты процессов речеобразо-вания или материал для процессов речевосприятия, а сами эти процессы. Соответственно меняется и метод анализа и выделения единиц: пользуясь известным выражением Л. С. Выготского, психолингвист занимается не «анализом по элементам», а «анализом по единицам», причем под единицей понимается психологическая операция. Целое складывается не из сочетания и объединения отдельных элементов, а из динамической организации операций в более сложные действия и далее в еще более сложную деятельность. Применительно к речи это означает, что категории ее анализа должны иметь статус речевых операций, а не речевых продуктов или абстракций от этих продуктов. Второе. Всякая деятельность для советской психологии мотивирована и целенаправлена. Применительно к речевой деятельности это означает, что есть какая-то неречевая задача, для выполнения которой и осуществляется речевая деятельность и которая решается языковыми средствами. Высказывание или текст и есть процесс решения такой задачи и лишь вторично — продукт или результат такого решения. Третье. Нам гораздо важнее то, из каких единиц складывается процесс, чем то, на какие элементы мы можем разложить продукт. Реальная системность языка — это не внутренняя планировка того склада, где хранятся единицы языка, а взаимосвязь и организация этих единиц в их, так сказать, рабочем состоянии, в той деятельности, ради которой они только и существуют. Добавим к этому, что есть и многие другие, маргинальные функции, в которых используется язык в деятельности, но сам модус его существования, его специфика как знаковой системы действительно определяется тем, что он есть «единство общения и обобщения» (Л.С.Выготский). Отсюда следует четвертое. Как любая деятельность, речевая деятельность организована в соответствии с целью или задачей, с опосредованным ею начальным «толчком» (коммуникативным намерением), системой функциональных блоков, которые обеспечивают последовательность этапов достижения цели, и, наконец, с теми орудиями или средствами, которыми мы располагаем для достижения намеченной цели, получения конечного продукта. Язык и есть набор таких орудий. Но — в рамках системы функциональных блоков, о которой только что говорилось, — мы не обязательно должны действовать в соответствии с алгоритмическими правилами, руководствоваться раз и навсегда заданной жесткой схемой операций, как это получается у Хомского или в работах Миллера начала 60-х годов. Любая деятельность, в том числе речевая, по самой своей сущности эвристична. Добавим: не только в процессе порождения, но и в процессе восприятия речи; тот же принцип действует и при формировании самой языковой способности у ребенка. Исключительно важно подчеркнуть, что конечный речевой продукт не дан нам с самого начала ни в каком виде; речевая деятельность — процесс творческий, а не простое перекодирование «смысла» в текст. Эти основные положения советской психолингвистики органически следуют из ее теоретических основ, а не дополняют и не исправляют исходные теоретические посылки, как это получилось с основными идеями школы Хомского — Миллера. Публикуемые на русском языке работы Д. Слобина и Дж. Грин отражают наиболее прогрессивные тенденции в современной зарубежной психолингвистике. Конечно, в них, особенно в книге Слобина, сказался некоторый механицизм и эмпиризм, свойственные американской (и отчасти европейской) психологии вообще; конечно, внеся немало нового в психолингвистическую теорию, Слобин (и в меньшей мере Грин) во многом продолжает отстаивать психологически неприемлемые для нас, а порой и методологически неверные позиции школы Хомского, о которых уже говорилось выше. Однако книга Слобина, бесспорно, является наиболее интересной монографической публикацией в области психолингвистики, появившейся в США за последние годы. Еще одно из достоинств книги Слобина—ее популярность. Она написана ясно, четко, хорошим стилем. Слобин — профессор Калифорнийского университета (Беркли). Его имя пока мало известно советскому читателю, но зато оно очень хорошо знакомо тем из американских читателей, кто интересуется советской наукой. Дело в том, что Слобин сделал, пожалуй, больше, чем кто-либо другой, для пропаганды советской психологической науки в США. Его перу принадлежит ряд рецензий и обзоров. В течение многих лет он был редактором - журнала «Советская психология», выходящего в США на английском языке и публикующего наиболее значительные психологические работы советских авторов. Слобин — друг нашей страны, его публикации, посвященные советской науке, были всегда доброжелательны и объективны. В 1966 г. Слобин участвовал в работе XVIII Международного психологического конгресса в Москве. Джудит Грин — преподаватель Лондонского университета, автор нескольких статей по психолингвистике. Ее книга «Психолингвистика: Хомский и психология» состоит из двух частей. Первая описывает взгляды Хомского и их эволюцию; вторая — психолингвистические эксперименты, основанные на первом и втором вариантах модели Хомского; эту часть мы и предлагаем вниманию советского читателя. Несколько слов о переводе. В большинстве случаев мы сохранили английские примеры, приводимые авторами; там, где это было необходимо, мы давали аналогичные русские примеры (в примечаниях переводчика). При переводе терминов мы столкнулись с некоторыми трудностями, поскольку далеко не все термины имеют в русском языке общепринятые эквиваленты. В этих случаях в тексте наряду с русским переводом термина в скобках давался исходный английский термин. Принятый в школе Хомского термин «linguistic (language) competence» всюду переводился как «языковая способность», «linguistic performance»—как «языковая активность». В тексте книги Слобина смешаны понятия «язык» и «речь», «языковой» и «лингвистический»: при переводе мы руководствовались контекстом, выбирая наиболее подходящий термин. Библиография к работам Слобина и Грин дополнена списком вышедших в СССР переводов упоминаемых работ, списком наиболее важных книг по психолингвистике, появившихся за рубежом и не включенных Слобиным и Грин в библиографию, а также перечнем основных книг, в которых изложена теоретическая концепция советской психолингвистики. И в заключение — об адресате настоящего издания. По нашему мнению, книга будет с интересом и пользой прочитана не только психологами, философами и лингвистами (на которых она прежде всего рассчитана), но я всеми, кто по своей профессии или по своим интересам связан с проблемой речи и ее восприятия. Думается, и широкий круг читателей найдет в книге много полезного. А. А. Леонтьев
Д. Слобин. ПСИХОЛИНГВИСТИКА МОИМ РОДИТЕЛЯМ НОРМАЛУ И ДЖУДИТ СЛОБИН ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА Цель этой книги — познакомить неспециалиста с некоторыми методами и задачами психологических исследований языка и речи. В центре внимания молодой науки психолингвистики, находящейся еще в стадии становления, — извечные проблемы философии и психологии, проблемы природы и развития человеческого разума. В этой небольшой книге, которая является своего рода Введением в психолингвистику, можно только в общих чертах рассказать о некоторых из важнейших проблем, волновавших психолингвистов последние десять лет. Действительно, стремительный рост психолингвистики начался немногим более десяти лет назад. Изданная в 1957 г. небольшая книга Ноэма Хомского «Синтаксические структуры» (Chomsky, 1957) произвела прямо-таки революционный переворот, впервые поставив перед традиционной лингвистикой и психологией новые проблемы, возникшие при разработке трансформационной грамматики. В начале 60-х годов Джордж Миллер и его ученики в Гарвардском Центре исследования познавательных процессов начали изучение трансформационной грамматики в рамках психологического эксперимента. В это же время в центре внимания психолингвистов оказалось языковое развитие ребенка, и пионерами этих исследований стали Роджер Браун и его коллеги в Гарвардском университете, Сьюзен Эрвин-Трипп и Уик Миллер в Беркли, Мартин Брэйн и Уолтер Рид в Мэриленде. Эрик Леннеберг, тоже сотрудник Гарвардского университета, исследовал биологические основы человеческого языка. В наши дни читаются учебные курсы психолингвистики и проводятся исследования в этой области во всех крупных университетах США, в Западной и Восточной Европе, в Советском Союзе и в Японии.