Лоран Эрик. Отчуждение и отделение.

Гегель пытался ввести логику, которая могла включать в себя время, но его взгляды были повсеместно отвергнуты с позиции формальной логики. Попытка же Лакана состоит в том, чтобы обосновать именно то, что, с его точки зрения, принципиально отличается от позиции Гегеля: временная функция может быть введена в рамки «логификации» операций, конституирующих субъекта. И теперь, благодаря этой временной Функции, динамика переноса может получить исчерпывающее объяснение.
В лакановском сообществе Жак-Ален Миллер был первым, кто сумел осознать радикальность последствий использования отчуждения и отделения как новой пары оппозиций, заменившей старую пару - метафору и метонимию.
Немаловажную роль в этом отношении сыграла, в частности, лекция Миллера «Другой Лакан» ("D'un autre Lacan"), прочитанная им в Каракасе в 1980г. ("Ornicar?", 28, 1984). Благодаря этой лекции мы способны сегодня уловить особую значимость упоминания Лаканом метонимии в конце 16-ой главы:
«В этом интервале, рассекающем цепь означающих, который составляет часть самой структуры означающего, находится локус того, что в других частях своей экспозиции я назвал метонимией» (С.XI, с.228).
Кроме того, это замещение, как я уже ранее упоминал, знаменует собой создание нового альянса. До того как следствия этой инновации были поняты, среди слушателей Лакана существовало разделение между практикующими аналитиками и университетскими гуманитариями. Гуманитарии с восторгом пользовались категориями метафора / метонимия. Они знали, как с ними обращаться, понимали значение их использования и были зачарованы новым подходом, который делал особый акцент на методе хорошо известном, например, в литературоведении. Что касается практикующих аналитиков, то они с не меньшим восторгом видели, как все многочисленные механизмы, указанные в «Толковании сновидений» Фрейда, могут быть сформулированы в категориях метафоры / метонимии. Вместе с тем, они не очень ясно себе представляли, что с этим можно было сделать, - кроме того, как усердно продолжать оперировать все теми же механизмами интерпретации сновидений. Эти две разделенные между собой группы были объединены Лаканом, когда он сформулировал определение процесса аналитического лечения в категориях отчуждения и отделения, а финальную фазу анализа - завершение аналитического опыта - описал в категориях отделения.
Лакан основал свою собственную школу, Ecole freudienne de Paris, в 1964 году, а Семинар XI был первым семинаром, который он читал для аналитических кандидатов свой школы. Тремя годами позже он выдвинул предложение определить в своей школе четкие критерии завершения анализа или его финальной фазы {Scilicet, 1968). В этом предложении 1967 года он ввел новую категорию «проход» {passé) - отчуждение и отделение - с целью определить категорию бытия в анализе, ту задаваемую психоанализом онтологию, благодаря которой становится возможным постижение человеческой сексуальности. Эта онтология связывает субъекта и его желание с нехваткой бытия и в то же время придает атрибут субстанции только наслаждению (jouissance) - единственной субстанции, которую признавал Лакан.
Пытаясь дать определение отчуждению в 16-ой главе, Лакан указывает, что для этого ему необходимы понятия субъекта и Другого. При этом он формулирует Другого как «локус, в котором расположена означающая цепочка, устанавливающая, какой из аспектов субъекта может в данный момент предстать» (C.XI, с.217)°. Это определение связывает Другого и субъекта таким образом, который отчетливо конституирует отчуждение: субъект как таковой может быть выявлен только в месте или локусе Другого. Не существует способа определить субъекта как самосознание.
К этой точке зрения Лакан пришел задолго до его серьезного углубления в логику. Она начала оформляться у него в самые ранние годы разработки его учения, когда он находился в оппозиции по отношению к Ж.-П.Сартру. В те годы Сартр пытался утвердить понимание субъекта, которого он определял как тупик в его самосознании.
В пьесе Сартра «No Exit» («Нет выхода») трое людей находятся в комнате. Каждый из них совершил преступление, являясь в той или иной степени убийцей. Они видят ад, муку, невыносимую боль от логического тупика, на которые безнадежно обречены двое других. Но каждый по отдельности не может признать свое собственное преступление и терзается чувством вины, не понимая ее причин. Он может понять меру своей вины только через двух других. В конце пьесы произносится ставшая афоризмом фраза: «Ад - это другие». Действительно, мы не можем знать самих себя как субъектов. Не существует самосознания нас самих - мы вынуждены познавать самих себя через посредство других.