|
|
Смит Ноэль. Современные системы психологии.Категория: Психология, Системный подход в психологии | Просмотров: 47186
Автор: Смит Ноэль.
Название: Смит Ноэль. Современные системы психологии. Формат: HTML Язык: Русский Скачать по прямой ссылке Личная сфера и субъективность
Имплицитным, а в ряде случаев и эксплицитным исходным положением когнитивизма является предположение о том, что когниции — это личные события, о которых мы можем судить лишь на основании логических выводов. Никто не может читать чужие мысли, опыт является личным и субъективным, а люди редко раскрывают свои истинные чувства. Данная точка зрения возникла в XVII столетии, благодаря трактовке Декартом нефизического разума как внутреннего личного мира. Она подверглась критике со стороны ряда психологов. Кантор (Kantor, 1922, 1982) утверждает, что такие события, как мышление, представление и чувство, столь же объективны, как и события в области химии или геологии. Каждое событие во вселенной уникально, будь то падающий лист или мысль, и каждое в равной степени объективно. Наблюдение любых событий предполагает определенную позицию наблюдателя. Я занимаю позицию, позволяющую мне наблюдать падающий лист, а вы — нет. Моя позиция позволяет мне наблюдать собственную зубную боль, а вы ее наблюдать не можете. Ваша позиция такова, что вы видите циферблат часов и знаете, сколько времени, а я не вижу. Рэтлифф (Ratliff, 1962) отмечает, что собственная зубная боль является для него не более личной, чем свет, который он включает, а Цюрифф (Ziriff, 1972) утверждает, что громкость звука является личной в той же степени, что и икота. Мы не приписываем качество личного формациям магмы в толще Земли или пищеварению, и у нас не больше оснований делать это по отношению к психологическим событиям, поскольку они столь же конкретны: «Весь личный характер «моей зубной боли» заключается лишь в том, что данное событие ограничено рамками условий, при которых в данном месте и времени именно данный конкретный организм оказывается фактором ситуации» (Observer, 1973, р. 564). «Все события являются публичными (public) в том смысле, что прямо или косвенно доступны наблюдению» (Observer, 1981, р. 104). Иными словами, тот или иной компонент взаимодействия практически всегда доступен наблюдению (Smith, 1993a). Кантор (Kantor, 1982) отстаивает объективность субъективности; такова же позиция Стефенсона, разработавшего Q-методоло-гию (см. главу 11), позволяющую обеспечить объективное количественное измерение субъективности. В системе Стефенсона единственное различие между объективностью и субъективностью состоит в том, что из моего положения моя реакция субъективна, а из вашего — та же самая реакция объективна. Следуя этой аргументации, мы можем заключить, что точка зрения, согласно которой все научные конструкты должны быть наблюдаемы, не исключает — по крайней мере, в принципе — субъективные события, приписываемые разуму. Так называемая личная сфера накладывает на психологию не больше ограничений, чем на любую другую науку, поскольку не содержит иных конкретных значений, кроме указания на тот факт, что все события в природе в различной степени доступны наблюдению, и каждое из них может быть наблюдаемо лишь с определенной точки зрения и с помощью определенных методов. Отложения магмы под поверхностью Земли, трубчатые черви на дне океана, взрывы звезд, репликация ДНК и человеческое воображение — все это относится к природным событиям. Изучение каждого из них требует специальной технологии и методологии. Разделение их на личные и безличные не приносит для науки никакой пользы, а лишь вносит путаницу. Собственно говоря, психология, возможно, находится даже в лучшем положении, чем такие науки, как физика, геология, археология или астрономия, которые не могут получить словесный отчет от объектов своих исследований. Вместо того чтобы считать проблему личной сферы присущей одной лишь психологии, мы можем рассматривать как преимущество психологии тот факт, что в ней отсутствует данное ограничение. Познаваемость Психология не представляла бы для нас особого интереса, если бы она не пыталась достичь знания. Традиция эмпиризма, рассматриваемая в своем общем значении, распространяющемся на все науки, гласит, что систематическое наблюдение и анализ 78 природных событий позволяют нам открывать принципы природы, ряд из которых имеет универсальный характер (например, гравитация), тогда как другие относятся лишь к определенным ситуациям (например, рассматриваем мы огонь как источник тепла или разрушения). Эта фундаментальная исходная предпосылка лежит в основе научных и философских исследований уже на протяжении нескольких столетий развития западной культуры. Английский эмпиризм, рассматриваемый в своем частном значении как утверждающий, что все знание выводится из опыта, оказал влияние на ряд энвайроцентрических систем психологии — таких как бихевиоризм, — хотя бихе-виористы, как правило, не заявляли открыто о своей приверженности положению, что опыт состоит из данных ощущений. Любопытна, что это положение открыто признавали многие представители органо-центризма, в частности, когнитивисты. Другую точку зрения представляет рационализм континентальной Европы. Органоцентрический подход, подчеркивающий наличие врожденных организующих (по)знание способностей, оказал значительное влияние на когнитивную психологию. В духе традиции, идущей от Канта, этот подход утверждает, что «не существует внешней нейтральной точки зрения, дающей возможность проанализировать индивидуальное знание независимо от предъявления этого знания индивидуумом... знание, сознание и другие аспекты человеческого опыта видимы только с точки зрения переживающего этот опыт субъекта... и мы можем воспринимать реальность, в которой мы живем, только в соответствии с организацией нашего восприятия (Guidano, 1995, р. 94). Герген (Gergen, 1994b) подверг критике данную позицию, поскольку если мы предполагаем, что реагируем на собственное восприятие мира, а не на сам мир, мы не можем осуществлять проверку гипотез, а также использовать другие научные методы. По аналогичным причинам проблематично и «когнитивное картирование» или определение умственных эталонов (mental templates) мира, предлагаемое когнитивистами. В конце концов, если познание мира невозможно, то наука и знание просто не могут существовать. Герген также подверг критике традицию эмпиризма, подчеркивая следующее: то, что мы считаем эмпирическими данными, не является абсолютным, а подвержено интерпретациям конкретных социальных групп, получающих эти данные. Подход самого Гергена (Gergen, 1994a) к познанию является социоцентрическим и гласит, что знание целиком и полностью связано (totally relative) с социальным дискурсом. Знание — это то, что считает истинным определенная социальная группа в конкретный момент времени, и «социально конструируемое» знание не может претендовать на истинность за пределами данной группы. С этой точки зрения закон всемирного тяготения не является универсальным. Это лишь закон, который признала группа ученых, придав ему математическую форму; этим огра- ничивается его истинность. Даже утверждение, согласно которому контекст играет важную роль в определении того, несет огонь тепло или разрушение, не содержит никакой истины за пределами группы, объявившей это утверждение истинным. Эта социо-центрическая психологическая система получила название социального конструкционизма. Она испытала влияние постмодернизма (см. главу 8), и ее сторонники заявляют, что наша реальность порождается биологической организацией, языковыми конвенциями и культурными процессами. Среди этих взглядов встречается один, пытающийся избежать определяющего влияния традиции эмпиризма, избавиться от непознаваемого мира рационалистов и тотального релятивизма социального конструкционизма. Он предполагает, что эмпирические исследования преподносят нам лишь ограниченные свидетельства возможных причинных и функциональных отношений, а вовсе не их неопровержимые доказательства. Психологическое исследование рассматривается скорее как подтверждение теории, а не ее верификация (Martin & Thompson, 1997). Аналогичным образом, подход, называемый «неореализмом», признает социальные, исторические и лингвистические конвенции, оказывающие влияние на наши решения, интерпретации, методологии, теории, ценности и другие конструкции, используемые в психологи. Он также утверждает, что культурный релятивизм может быть до некоторой степени преодолен, о чем свидетельствует тот факт, что люди овладевают процессом межкультурного общения, при этом, поскольку большинство психологических вопросов касается внутрикультурной, а не кросс-культурной сферы, проблемы межкультурных отношений, как правило, не возникает (Martin & Thompson, 1997). Большая часть разногласий по поводу познаваемости является следствием традиционного философского разделения познающего и познаваемого на «эпистемологию» и «онтологию», а также следствием возникновения эмпиризма, рационализма и позитивизма, а в недавнем прошлом — и постмодернизма (см. главу 8) с его психологическим ответвлением — социальным конструкционизмом. Начиная с Александрийской эпохи мыслители отгораживались от своего окружения и в конце концов обозначили знания, касающееся самих себя, как «эпистемологию», а свои предположения относительно отделенной от себя реальности как «онтологию» (Kantor, 1981а). Эти два основных направления современной философии являются не чем иным, как очередной формой дуализма «душа — тело». Эпистемология пытается ответить на следующие вопросы: существует ли разум других людей, помимо собственного, и возможно ли познание чего-либо, кроме своего собственного разума (солипсизм). Она нередко признает, что ощущения являются источником знания, но упускает из виду факт взаимодействия организма со своим окружением (Kantor, 1981a). Онтология спрашивает, существует ли внешний мир, и если да, то 79 каким образом мы можем узнать, что он собой представляет, и не являются ли научные свидетельства о закономерностях и законах природы выдумками людей, а не отражением природы. Эти вопросы обращены к культурным конструктам, а не к наблюдаемым событиям. Кантор (Kantor, 1962) занимает деловую позицию в отношении этих вопросов: «Такие проблемы, однако, никогда не могут возникнуть из анализа научного исследования, прямо утверждающего, что знание зависит от вещей, а не вещи от знания. Чтобы достичь знания и получить точные описания и объяснения, мы должны укрепить нашу связь с событиями... Надуманные проблемы «реальности» и существования внешнего мира происходят из простого смешения событий и реакций на них. В тех случаях, когда наблюдение затруднено, когда у наблюдателя несовершенное зрение (цветовая слепота) или когда отношения между наблюдателем и наблюдаемыми вещами изменчивы, те, над кем довлеет философская традиция, приходят к заключению, что наблюдения влияют на существование наблюдаемых вещей» (р. 17-18). Вольперт (Wolpert, 1993) отмечает, что философские допущения о непознаваемости в науке должны также распространяться и на обыденное знание о том, например, что солнце всходит на востоке. Он предостерегает нас от «смешения философских проблем истины, рациональности и реальности с успехом или неуспехом науки» (р. 106). Большинство философов ищут базис познания в таких философских теориях, как эмпиризм, рационализм, позитивизм и прагматизм, однако немецкий философ Мартин Хайдеггер (Martin Heidegger, 1962) утверлсдает, что познание начинается не в философии, а в социальном сообществе и повседневной практике. Философия происходит от обыденного знания, а не наоборот, считает он; философия сама по себе не является отправной точкой познания. Подобно ему, американский педагог, психолог и философ Джон Дьюи (Dewey & Bentley, 1949) утверждал, что знание не имеет теоретического базиса, но полностью заключено в людях, взаимодействующих со своим окружением, взаимоотношениях воздействующего и того, на что воздействуют. Философ науки и психолог Дж. Р. Кантор (J. R. Kantor, 1962,1981а) также помещает знание в сферу взаимоотношений людей с их миром и отвергает такие конструкты, как врожденные определяющие факторы, сенсорные данные, а также такие абсолюты, как тотат[ьная относительность (total relativity). Но что же тогда есть знание? То, что происходит из философских теорий? Врожденно структурированные внутренние репрезентации внешнего мира? Ощущения, идущие из окружающей среды? Порождение разума? Конвенции социальной группы? Или продукт взаимодействий людей с их окружением? Вероятно, единственный подход, на основе которого наука может реально функционировать, состоит в том, чтобы взять за отправную точку познания то знание, которое возникает из повседневного контакта между людьми и вещами, и рассматривать научное познание лишь как более разработанный и систематизированный контакт с вещами. Аналогии Поскольку психология на протяжении долгого времени смешивала конструкты с событиями и начинала свои исследования с таких заимствованных из культурной традиции конструктов, как внутреннее и внешнее, или душа и тело, она пыталась разрешить возникающие противоречия не за счет обращения к самим событиям, а за счет обращения к другим конструктам в форме аналогий. Такие аналогии включали идущие синхронно часы (Лейбниц), оптику (Спиноза), гравитацию (Дж. Милль), химию (Дж. С. Милль), чистый лист (Локк), вибрации (Хартли), пищеварение (Кабанис), хронометры (Дондерс), эволюцию (Джеймс), электрические поля (Келер), биомеханику (Уотсон) и векторы (Левин). Затем появляются аналогии с телефонными коммутаторами, компьютерами, голографией (При-брам) и даже с регуляторами оборотов двигателя (Ван Гелдер) и вибрирующими дверями (Эллис). Среди всех аналогий особую популярность заслужили аналогии с компьютерами. Аналогии полезны при прояснении какого-либо вопроса либо для придания образности или драматизма отчету о событиях, однако они являются слабыми аргументами. Если мы рассматриваем людей как если бы они были компьютерами или компьютерными программами, мы рассматриваем их как то, чем они не являются (Blewitt, 1983). «Выводы по аналогии могут быть обоснованными только тогда, когда мы имеем достаточное количество значимых проявлений сходства и не имеем значимых проявлений различия между случаями, в одном из которых, как нам известно, интересующее нас свойство присутствует, а в другом наличие данного свойства выводится» (Stemmer, 1987). Лишь в редких случаях ученые, использующие аналогии, применяют столь строгие критерии по отношению к психологическим событиям. Другой автор отмечает, что несмотря на пользу метафор, они в конечном итоге перестают работать, если мы начинаем проводить слишком прямые параллели между вещами, которые сопоставляются между собой (Barton, 1994). Почему мы все же встаем на скользкий путь использования столь ненадежных метафор и аналогий? «Когда мы говорим или пишем об идеях, которые не могут быть доказаны с помощью логических рассуждений или физических экспериментов, мы неизбежно обращаемся к аналогиям и метафорам; и вступая в любые дискуссии 80 философского, метафизического или религиозного свойства, мы должны помнить о роли языка в формировании концепций и убеждений» (O'Grady, 1989, р. 146). Относится ли данное высказывание к конструктам «душа—тело» или способностям мозга? Вполне могло бы относиться, но на самом деле автор говорит о вере в дьявола. Однако принципы остаются те же: речь идет о сформированном в культуре веровании, которое имеет конкретный референт, наполняющийся содержанием с помощью таких лингвистических средств, как аналогии и метафоры. Автор продолжает описывать, как люди, реагируя на сконструированного ими самими дьявола, еще более укрепляют веру в его существование. Автор мог бы с тем же правом говорить о психологических дриадах. Что может послужить альтернативой психологии, основанной на аналогиях? Если мы просто будем основывать наши исследования на конкретных событиях, а не на конструктах, мы сможем избежать обращения к аналогиям. Кроме того, такая процедура будет представлять собой альтернативу конструкту «душа-тело», а также биологическому и социальному редукционизму. Данный рецепт требует, однако, чтобы мы научились различать конструкты и события. Тогда мы сможем использовать описания (лингвистические, математические, схематические и т. д.) наблюдаемых функциональных отношений как научные конструкты, которые можно подкреплять, отвергать или модифицировать с помощью дальнейших наблюдений. Или же мы можем продолжать использовать аналогии, редукционизм, навязываемые конструкты и дилеммы, доставшиеся нам от прошлого. По крайней мере знание о возможных альтернативах позволяет нам выбирать. 81 Часть II. Органоцентрические системы Глава 3. Когнитивная психология: ментализм, компьютерные аналогии и удвоение мира ВВЕДЕНИЕ Студент, начавший изучать психологию, вскоре встретится в учебниках с темой обработки информации человеком. В этих текстах обычно говорится о том, что информация поступает из окружающего мира в человеческий организм через органы чувств и обрабатывается нервной или когнитивной системой. Если учебники целиком написаны с позиций когнитивного подхода, в них будет говориться о внутренних кодирующих и декодирующих устройствах (кодерах и декодерах), механизмах поиска и извлечения информации из памяти, согласующих (усиливающих и ослабляющих сигнал) устройствах, контурах обратной связи, системах хранения информации и других устройствах, являющихся, по мнению авторов, механизмами нервной системы. Фактически, с точки зрения данного подхода, человеческий организм, в особенности его нервная система, является подобием компьютерных программ. В этом случае студент встретится в книге с многими терминами, позаимствованными из области теории вычислительных машин. Помимо чисто терминологического сходства авторы данных учебников будут утверждать, что описанные ими компьютероподобные нейронные механизмы обеспечивают репрезентацию окружающего мира. Связаться с администратором Похожие публикации: Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|