Шапиро Дэвид. Невротические стили.

Именно потому даже самые мирные параноики не только осторожно ведут себя перед высшими авторитетами, но н очень тревожатся о том, что о них подумают, и постоянно готовы к отпору. Если кто-либо из высокопоставленных лиц просто обратит на параноика внимание, тот немедленно может ощутить острый стыд или унижение, — и все это от общего отсутствия самоуважения. Социальный дискомфорт и самоконтроль множества тихих параноиков, по-видимому, базируется именно на этом — они боятся раскрыться не только перед внешней силой, но и перед высшими авторитетами.
Пытаясь показать, что нестабильная, ригидная автономия всегда, так или иначе, вступает в защитные и антагонистические отношения с внешними силами и персонажами, я нарисовал не вполне завершенную картину. В этой картине не хватает проекции, без которой нельзя полностью понять параноидную мобилизацию. Но я хотел продемонстри-
[75]
ровать, что определенные аспекты параноидной деятельности имеют психологические источники, не зависимые от проекции. Они не являются следствием проекции и могут даже составлять основу проекции, хотя зависимость между ними обоюдная.
Прежде чем завершить этот раздел, я хотел бы упомянуть еще об одном аспекте, отсутствие которого, возможно, уже отметили некоторые читатели. Это обнаруженное Фрейдом (и общепринятое теперь) значение в параноидной деятельности бессознательных пассивно-гомосексуальных влечений. Честно говоря, здесь мы обсуждаем другую область параноидной деятельности. Связь между паранойей и гомосексуальностью является динамической, паранойя — это защита от гомосексуальности; мы же пытаемся понять общие формы параноидного функционирования. Однако следует рассмотреть, не пересекаются ли эти точки зрения. Пока что, описывая параноидный стиль, я разобрал искажение нормальной автономии, искажение, подразумевающее ее слабость. Можно ли считать, что источником слабости автономии является требовательный, бессознательный, пассивно-гомосексуальный импульс?
Соблазнительно просто ответить "да", и тем самым немедленно связать наши исследования с клиническими наблюдениями и теорией. И фактически этот ответ будет нетрудно обосновать. Нужно лишь вообразить, что все, что мы с формальной точки зрения называем слабостью или нестабильностью автономии, с мотивационной точки зрения является искушением пассивного подчинения. В описанных мной случаях нет недостатка в искушениях, скрытых под защитными тревогами и навязчивыми идеями — таков, например, страх быть парализованным, замученным и так далее. Однако возможно, что искушение или импульс пассивного подчинения включает в себя (а у мужчин, скорее всего, это всегда так) пассивно-гомосексуальные импульсы.
Я считаю, что все эти идеи имеют под собой некоторую основу, но здесь проблема гораздо сложнее. Она включает в себя не только слабость автономии и искушение пассивно сдаться, подразумевающее пассивно-гомосексуальные импульсы, но и многое другое. Параноик страшится пассивно
[76]
сдаться не только пассивно-гомосексуальный импульсам, но и любому импульсу и потерять свою направленность и намерение. Иначе говоря, параноик страшится не только гомосексуальных влечений, но и вообще любых влечений, ведущих к подчинению. Если импульс или даже аффект подразумевает, что нужно отказаться от направленности и намерения, то параноик начинает бояться их. Так, часто можно заметить, что параноикам легче говорить о своей гомосексуальности, чем рассмеяться от всей души, потому что смех всегда подразумевает некоторую долю отказа от направленности, а разговор — не обязательно. Нетрудно себе представить психологическую ситуацию, когда гомосексуальная активность субъективно не воспринимается как отказ от направленности или намерения или представляет меньшую угрозу направленности, чем, скажем, агрессивные импульсы. Фактически хорошо известно, что некоторые параноики имеют сознательные гомосексуальные интересы и даже открыто проявляют гомосексуальную активность. Сейчас я не буду углубляться в эту интересную тему, но вернусь к ней в последней главе, где речь пойдет о родстве между инстинктивными влечениями и стилем деятельности.

Проекция: некогнитивные аспекты

Психологическая деятельность — это непрерывный процесс, но, разбирая какую-то его часть, мы часто вынуждены пренебрегать этой непрерывностью. Я хотел бы задать следующий вопрос. Каковы будут результаты, какой начнется процесс, если описанная выше психологическая организация будет подчинена еще какому-то внутреннему напряжению, например интенсификации подавленного или неприятного импульса или аффекта?
В общем, ответ прост. Интенсификация внутреннего напряжения усилит существующие способы его контроля, а также другие проявления напряжения и нестабильности. Как правило, если на ригидного человека давит дополнительное внутреннее напряжение, он становится еще более ригидным. А человек, который не только ригиден, но и защищается, станет защищаться еще больше.
[77]
Я объясню этот процесс с точки зрения психологии. Характерным признаком психологии человека с ригидной и нестабильной автономией является постоянная защита им автономии на двух фронтах одновременно. Он должен защищать ее от внутренней и внешней угрозы. Результатом битвы на одном фронте является ригидность; на другом — защита. Поскольку сражение идет одновременно на двух фронтах, появление внутренней угрозы автономии обязательно усиливает и чувство беззащитности перед внешней угрозой, усиливая таким образом не только ригидность, но и защитные механизмы. Эти в общем-то малозаметные факты являются, как мне кажется, центральными в понимании параноидного функционирования в целом и проекции — в частности, поскольку они описывают, как интенсификация внутреннего напряжения сказывается на интенсификации защитного напряжения в противостоянии с внешним миром. Они описывают первый шаг в процессе трансформации внутреннего напряжения во внешнее.
Например, один ригидный и защищающийся человек периодически восхищался своим боссом, хотя в его присутствии был скованным и беспокойным. Он хотел пригласить босса к себе на обед, хотя считал это дерзостью. Едва запланировав приглашение, он ощущает усиление своих обычных защитных тревог: что думает о нем босс и как на это можно возразить. В дни, предшествующие приглашению, он более зажат, более чувствителен, его системы защиты в присутствии босса полностью включены. Внутреннее напряжение породило интенсификацию защитной чувствительности и напряжения в отношении внешней фигуры.
Однако для параноика процесс трансформации внутреннего напряжения в интенсификацию защитных механизмов и в усиление чувства беззащитности на этом не заканчивается. Усиление защитного напряжения параноика автоматически означает усиление всех механизмов мобилизации, и в частности когнитивных механизмов. Под влиянием усиленного чувства незащищенности и вновь появившегося защитного напряжения вся ригидная мобилизованная система деятельности (которая была расстроена внутренним напряжением) теперь вернулась к жизни, получила новую
[78]
цель защиты и стала направлена на новый внешний объект. Теперь человек не просто чувствует себя беззащитным и чувствительным к нападению; он оказывается настороже, активно ищет врага, предчувствует и интерпретирует его действия, конструирует образ из ключей, выделенных в интересах его защиты. Короче говоря, теперь он стал подозрительным, и результатом его подозрительности оказывается проекция. Далее следует сжатое описание развития проективных идей из чувств, сходных с чувствами из вышеприведенного примера, но в форме, более адекватной ригидному и параноидальному характеру.
Очень умный тридцатитрехлетний профессор колледжа, скованный, но весьма амбициозный, а иногда даже высокомерный, всегда был весьма чувствителен к унижению своего достоинства, когда его "принуждали" что-либо сделать или обращались с ним, по его мнению, как с "ребенком". Он часто брался за новую работу и, хотя стыдился в этом признаться, желал произвести впечатление на важного профессора, чтобы стать его протеже и, возможно, в конце концов его перегнать. В любом случае этот профессор производил на него огромное впечатление, и потому он в его присутствии нервничал и беспокоился, что тот о нем подумает. Иногда он боялся, что его сочтут "слабым", а иногда, — что у него чрезмерное самомнение. Он искал признаки обеих реакций.
Интенсификацию защитного напряжения, включая многократно усиленное ощущение уязвимости и беспокойство о защите, по-прежнему можно считать следствием проекции. Но скоро станет ясно, что это защитное напряжение и усиленное чувство уязвимости постепенно развивает усиление ригидности и нарастающую антагонистическую защитную скованность. Так, тот профессор не только искал признаки недовольства, но ждал их и все больше себя накручивал. Он вспомнил, что старший профессор презрительно отзывался о подхалимах, и стал общаться с ним как с равным, с подчеркнутым достоинством.
За несколько недель, в течение которых старший профессор явно не обращал на него внимания, защитная скованность развивалась дальше. Он все пристальнее наблюдал за старшим профессором: наблюдал уже не с тревогой,
[79]