Джеймс Холлис 'Под тенью Сатурна: мужские психические травмы и их исцеление'

Эту регрессивную тенденцию можно найти у всех мужчин, но вданном случае патология возникает из-за практически полного отсутствияпозитивной маскулинной энергии в личной истории Нормана. Когда такая энергиясуществует, она поддерживает модель мужского поведения И создает противовесрегрессивному влечению материнского комплекса. Это объясняет, почему Нормансчитал период работы плечом к плечу со своим дядей лучшим временем в своейжизни. Вместе с тем даже этот проблеск зрелости был подавлен мощными энергиямикомплекса и нарушениями в деятельности нервной системы Нормана[66].

Из-за отсутствия переходных ритуалов и старейшин племениподобное психическое состояние характерно для многих современных мужчин.Ожидается, что они станут взрослыми, познают себя, будут поддерживать культурусообщества и полностью соответствовать своей мужской идентичности. Пожилоймужчина-психотерапевт может чем-то помочь, создавая атмосферу поддержки иодобрения, но посещения терапевта раз в неделю вряд ли будет достаточно, исовершенно точно, что на таких сессиях не будет атмосферы нуминозности,характерной для традиционных переходных ритуалов67. Так, например, Притом, что терапия может быть поддерживающей и конструктивной, она не включает всебя присущих ритуалам смерти и возрождения, а также раскачивания на крюкахчеловека, подвешенного за грудные мышцы. Никаких экстатических видений, толькобеседа. Такая беседа необходима, она оказывает исцеляющее воздействие, но дляэтого тоже нужно время.

Норман в конце концов стал проводить все меньше времени сродителями, соответственно уровень их доминирования и воздействия ихродительских комплексов постепенно снижался. Он стал жить отдельно от родителейи сам зарабатывал себе на жизнь. Но так как он не прошел через процессинициации, психологически у него, по существу, сохранялась характерная длянашего времени мужская травма.

Выбитый зуб в сновидении Нормана символизируетнеобходимость пожертвовать комфортными условиями жизни и требование пойти налишения, связанные с внутренним странствием. Эта жертва является самымзначительным мифологическим мотивом, архетипическим паттерном, который требуетот чего-то отказаться, чтобы что-то приобрести. Детская зависимость должнаостаться в прошлом ради обретения мужчиной самообладания и возможностейтворческой реализации. Стремление к безмятежному существованию приходитсяотодвинуть в сторону ради зрелого отношения к ответственности. Такие измененияне только ускоряют осознание, но и формируют определенный способ выбора.Личностное развитие необходимо для всех, но не всем оно оказывается по плечу. Травма,нанесенная во время совершения ритуала инициации, становится прообразомпоследующего травмирующего воздействия внешнего мира. Покидая детский сад,ребенок не только грустит, ощущая утрату безопасного крова, но и интуитивночувствует, что мир, в который он вступает, гораздо более сложен и опасен.Насколько ему естественно бояться этого мира, настолько же ему необходимо внего войти, если он уже заявил, что стал взрослым.

В подростковом возрасте, несмотря на недовольствородителей, я в старших классах школы, а потом и в колледже играл в футбол. Напервой же тренировке у меня сломался ноготь. Я ушел с поля и стоял за линией,испытывая боль и жалость к себе. В это время ко мне подошел центральныйзащитник и сказал то, что запомнилось мне навсегда: "Если ты не сможешьперетерпеть это, то не сможешь вытерпеть и все, что будет потом. Дальше будетеще хуже". В тот момент я почувствовал нечто напоминающее мужскую любовь,дружеское ободрение. Он с легкостью мог меня пристыдить, как часто поступаютмужчины по отношению друг к другу, но в его тоне ощущались поддержка иободрение. Хотя я был довольно мал для командного футбола, мне очень захотелосьиграть. И при этом я не мог объяснить, почему именно.

Спустя годы мотивы этого желания стали мне понятны. Ябоялся, что меня искалечат здоровые парни. Но страх перед возможным отлучениемот футбола оказался сильнее, чем смертельный страх добровольно выйти на поле.Произошла гиперкомпенсация страха. Каждую пятницу меня сковывала вызваннаястрахом боль в животе, но при этом я шел на поле и не пропустил ни однойтренировки и ни одной игры. Как троянский Гектор, я больше боялся испугаться,чем испытать боль. Когда в конце своего первого сезона я сломал указательныйпалец, то почувствовал, что одержал символическую победу, словно получилкрасный бант за мужество, не меньше. Бессознательно я испытывал потребность вмужском контакте: сталкиваться головами с другими парнями, вместе с ними шутитьи горевать, если с кем-то приходилось расставаться. Моя психика влекла менятуда, где я мог потеть, толкаться и испытывать страх, как во время переходногоритуала. В то время ни мои родители, ни я сам не могли понять, что футболоказался единственным доступным для меня средством испытаний в тот периоджизни, лишенный влияния мифологии. Футбол оказался единственным средствомудовлетворения всех моих потребностей: в символической травме, в воссоединениис коллективной маскулинной энергией и в товариществе, а также в переходномритуале от детства к зрелости и ограничении влияния материнского комплекса.

Как-то несколько лет тому назад я увидел во сне своегофутбольного тренера того времени, когда я еще учился в колледже. Я невстречался с ним тридцать лет. Найдя его адрес в старом классном альбоме, янаписал ему письмо в Индианаполис. Он вспомнил меня и, рассказывая о своейжизни, добавил: "Этому нас научил футбол. Тебе было больно, но тыпреодолевал боль и был готов участвовать в следующем матче". Возможно, этобыло самое простое послание в жизни, но, несомненно, оно было самымнеобходимым. Наверное, образ тренера возник в моей психике по прошествиистольких лет, чтобы напомнить мне об этом послании.

Всего несколько лет назад на День труда мы с женой пошлипрогуляться с собакой. Было еще очень рано, и на поле школьного стадиона стоялгустой туман. На таком расстоянии мы могли видеть лишь смутные очертания ислышать отдаленный монотонный низкий голос. Жена сказала, что ужасно, когдатренер в праздник гоняет ребят с полной нагрузкой, а не отпускает их домой, ксемье. Я ответил, что они хотят быть на стадионе и даже соревнуются междусобой, чтобы заслужить это право. Правда, я не добавил, что они хотят, чтобы имстало больно, чтобы это случилось между прочим, в схватках и столкновениях, чтоони нужны друг другу, что в каком-то смысле здесь идет речь о любви и что наполе, в этом тумане, они ищут своих отцов. Я не добавил всего этого, так как уменя не было уверенности в том, что я смогу внятно это объяснить. Идействительно, только столкнувшись с внутренними чудовищами в процессесобственного анализа, я осознал, что во всей моей жизни не было ничего болеемудрого, важного и необходимого, чем то, что я вышел играть на зеленое поле исломал себе палец.

На таком поле юноша ищет забытый ритуал перехода и своихушедших предков, хотя знает, что их там нет. По мнению Юнга, он ищетсимволическую жизнь. Осмысление наступает лишь тогда, когда люди начинают "ощущать,что они живут символической жизнью и являются актерами в божественной драме"68.В том или ином виде, в завуалированной культурой форме юноша ищет образы,привлекательные для своего либидо, способствующие индивидуальному развитиюмолодого человека, а значит, и его сообществу. Его потребность в индивидуацииочень глубока и имеет архетипические корни. Лишенный этих образов и ритуалов,он будет ощущать внутреннюю утрату. Он будет часто подвержен депрессии илиначнет злоупотреблять алкоголем или принимать наркотики, чтобы притупить боль.Так же, как Норман, он останется в подвешенном состоянии мальчика-мужчины или спомощью гиперкомпенсации войдет в образ мачо. Он поверит, что своюмаскулинность следует подтверждать, укладывая женщин в постель, гоняя нагоночном спортивном автомобиле или зарабатывая большие деньги. Конечно, где-тоглубоко внутри он знает правду и отчаянно боится того, что она раскроется; онсам уверен в том, что является самозванцем в мужской компании.

Через такие же или сходные испытания на зеленом полепроходят все мужчины в самых разных ситуациях. Среди встречавшихся мне мужчин(если они были честны со мной) не было ни одного, который бы никогда неиспытывал сильного мужского стыда. Та же исцеляющая энергия, которую несет всебе травма, может вызвать у мужчины и стремление к росту, и ощущение своейущербности. Практически все мужчины-клиенты, с которыми мне довелось работать,обязательно когда-либо испытывали чувство стыда или неполноценности.Большинство из них живо вспоминали о своих промахах, когда, например, онипропускали мяч или проигрывали матч или даже когда им не удавалось создатькоманду. Для мальчиков такое зеленое поле или пыльная спортивная площадкастановятся ареной для испытаний и для переживания стыда.

Кто из мужчин не помнит слоганы и лозунги, развешанные настенах в спортивной раздевалке? "Нет боли - нет победы". "Еслитебе сегодня туго, значит, завтра ты станешь крутым". Кто не помнитдетских игр, где приходилось толкаться и падать? Один мужчина, сделавшийголовокружительную карьеру, постоянно вспоминал особый эпизод своей жизни,который он называл "подчинением Рыжему". Когда ему было лет девять,Рыжий - здоровенный детина, намного старше его,- толкнул его так, что он сразбегу растянулся на спортивной площадке. Тогда под смех всех присутствующихРыжий измазал ему лицо грязью. Независимо от его достижений в мире взрослых "подчинениеРыжему" оставалось для этого мужчины ключевым событием в егоиндивидуальном мифе. Кто из мужчин не вспоминает, как его называли "маменькинымсынком" или, хуже того, "сосунком" (как это было во временамоего детства)? Эти травмы постоянно присутствуют в психике мужчины, И значительнаячасть его взрослой жизни может пройти в доблестных сражениях против духов егопрошлых унижений, закованных в латы и панцирь.

Увы, он не может рассказать о переживании этого стыда,чтобы потом его не стыдили другие. И это четвертая великая тайна, которуюмужчины хранят внутри себя: они хранят молчание, цель которого заключается втом, чтобы подавить свои истинные эмоции.

Каждый мужчина может вспомнить, как он еще мальчиком илиюношей (или даже совсем недавно) рискнул раскрыться, а потом ему стало стыдно иодиноко. Он учится не замечать этот стыд, маскировать его мужской бравадой,скрывать, скрывать и еще раз скрывать. При этом он часто попадает вунизительное положение, но не может выразить свою боль и протест. В пьесе "ГленгэрриГлен Росс" и в одноименном фильме такому унижению методично подвергаетсявесь персонал отдела продаж реально существующей компании. Совершенно взрослыемужчины-менеджеры унижают, как могут, своих коллег, которые, страдая от этого,всякий раз подставляют другую щеку, одновременно стремясь победить друг друга вжесткой конкурентной борьбе: топ-менеджер отдела продаж получает "Кадиллак",менеджер, стоящий на ступеньку ниже,- дешевый набор столовых ножей для разделкимяса, а менеджер, стоящий на четвертой ступеньке в этой иерархии, простолишается работы. Мужчинам приходится глотать обиду и тем самым углублять своеодиночество. Переживание стыда и сокрытие тайны начинаются с детства ипродолжаются всю жизнь, поэтому мужчины становятся соучастниками собственногоунижения. Это не позволяет им проявить сочувствие к своим ослабевшим братьям иоказать поддержку им и собственному расщепленному Я.