Степанский Виктор Иосифович. Психоинформация. Теория. Эксперемент

Ввиду того, что в этом месте последовательности экспериментатора на самом деле была группа из двух плюсов, последний названный испытуемым плюс оказался неверным и был трансформирован в минус, стоящий на первом месте в следующей минусовой группировке (третья ступенька). После этого, явным образом не названного минуса, испытуемый называет еще один минус и решает перейти на плюсы, полагая группировку из двух минусов законченной.
Назвав первый плюс и совершив тем самым ошибку, испытуемый понял, что группа минусов на самом деле не закончилась, но поскольку третий минус фактически уже получен путем трансформации ошибочного плюса, то испытуемый называет четвертый минус, который выглядит как одиночный, а в действительности является завершающим в группе из четырех минусов (третья и четвертая ступеньки).
Закончив называть минусы, испытуемый предсказывает группу из двух плюсов и переходит на минус (четвертая ступенька), что является ошибкой, трансформирование которой образует в модели испытуемого группу из трех плюсов (четвертая и пятая ступеньки).
Проведенная реконструкция со всей очевидностью показывает, что первоначальная интерпретация результатов была неверна, так как испытуемый вовсе не пытался предсказывать группировки из трех минусов или одинарные символы. Все совершенные им ошибки оставались в контексте алфавита последовательности, а своим происхождением они обязаны тому, что правильные сами по себе группировки символов предсказывались испытуемым не в том порядке, в каком они были размещены в последовательности экспериментатора. Так, в самом начале в последовательности стоит группа из двух минусов, а испытуемый пытается назвать четыре минуса подряд. Получив на третьем минусе отрицательный ответ и понимая, что начались плюсы, испытуемый предсказывает группу из трех плюсов, тогда как в последовательности здесь находится сдвоенная группа. Трансформировав ошибочный третий плюс в минус, испытуемый называет еще один минус, а затем плюс, предсказывая тем самым группу из двух минусов вместо реально имеющейся группы из четырех минусов. Наконец, неверным оказывается и заключительное предсказание группировки из двух плюсов.
Таким образом, адекватно смоделировав сами группировки символов и их количества (по одной каждого вида), испытуемый в данном примере не смог правильно совместить свою модель ряда с реальной последовательностью, хотя на первый взгляд казалось, что ошибочной была именно модель ряда.
Теперь рассмотрим пример, в котором создается впечатление, что испытуемый адекватно моделирует ряд, но неправильно совмещает его с последовательностью, а на самом деле выявление модели посредством реконструкции ряда показывает совсем иное. Представим себе, что последовательность экспериментатора составлена только из одиночных символов: +-+-+-, а испытуемый называл точно то же, но со сдвигом на один шаг: -+-+-+ .
Проведем реконструкцию ряда испытуемого:
последовательность
экспериментатора +-+-+-
реконструированный -
ряд испытуемого ++
--
++
--
++
Выявленная в результате реконструкции ряда модель ясно показывает, что как плюсы, так и минусы испытуемый предсказывал парами (группировки, расположенные на ступеньках лестницы), т.е. его модель коренным образом отличалась от последовательности экспериментатора, что и явилось истинной причиной ошибок.
Из рассмотренных примеров видно, что ошибки испытуемого могут иметь два источника: а) неадекватность статистической модели ряда, которая проявляется либо в неправильном алфавите группировок, либо в завышении или занижении количества тех или иных группировок; б) неоптимальность действий с группировками, т.е. неверное чередование группировок различной длины, приводящее к неправильному совмещению ряда с последовательностью.
Ошибки первого рода вычисляются путем сопоставления последовательности экспериментатора и реконструированной модели ряда: если в модели содержится больше, чем нужно одних группировок и, соответственно, меньше других, то разница как раз и будет характеризовать степень неадекватности модели.
Вычитание ошибок неадекватности модели из общего количества ошибочных предсказаний дает в остатке ошибки, связанные с неоптимальным совмещением модели и последовательности.
Покажем полную процедуру анализа на укороченном образце данных одного из испытуемых:
Последовательность +++--++--++--+++--++----++--++----+++--++--++
ряд предсказаний +++---+--+++--+---+++-+-+++--++---+++--+++-++
После трансформации ошибок и реконструкции модели ряда составляется таблица, содержащая количественные показатели последовательности и модели и результаты их сравнения (табл. 3).
Группы символов А
кол-во групп в посл. В
кол-во групп в ряде С
ошибки модели (А–В) D
всего ошибок Е
ошибки совмещ. (D-C)
++ 7 3
4 6 2
+++ 3 7
-- 7 5
2 4 2
---- 2 4
Таблица 3. Исходные данные (A, B, D) и вычисленные ошибки моделирования (С) и совмещения (Е).
Как видно из таблицы 3, в последовательности было 7 группировок из двух плюсов и 3 группировки из трех плюсов, а в модели ряда оказалось 3 сдвоенных плюса и 7 строенных. Это значит, что по причине неадекватности модели при предсказывании плюсов были сделаны четыре ошибки, так как испытуемый полагал, что сдвоенных плюсов имеется на четыре меньше, а строенных, соответственно, на четыре больше, чем это было на самом деле.
В общей сложности для символов плюс зафиксировано шесть ошибок, а поскольку четыре из них обязаны неадекватности модели, то оставшиеся две — это ошибки из-за неверного совмещения группировок ряда и последовательности.
Абсолютные ошибки полезно пересчитать в относительные коэффициенты адекватности модели и оптимальности способа действий. Первый из них вычисляется по формуле:
K(adq) = 1 — C/(N — E),
где C — ошибки модели, E — ошибки совмещения, N — количество группировок данного символа.
Формула для вычисления коэффициента оптимальности:
K(opt) = 1 — E/(N — C).
Подставляя численные значения соответствующих символов, взятые из табл. 3, получаем для предсказаний плюсов:
K(adq+) = 1 — 4/(10 — 2) = 0.50
K(opt+) = 1 — 2/(10 — 4) = 0.66
и для предсказаний минусов:
К(adq-) = 1 — 2/(9 — 2) = 0.71
K(opt-) = 1 — 2/(9 — 2) = 0.71.
Нетрудно видеть, что при отсутствии соответствующих ошибок каждый коэффициент становится равен единице, что означает стопроцентную адекватность модели или оптимальность способа действий (перевод в проценты производится умножением на сто), а если количество ошибок будет равно количеству группировок, то коэффициент адекватности обращается в ноль, а коэффициент оптимальности теряет смысл.
Ошибки моделирования и совмещения, подсчитанные отдельно для плюсов и минусов, можно объединить, получив таким образом ошибки моделирования (4 + 2 = 6) и ошибки совмещения (2 + 2 = 4) для всего ряда в целом. Соответствующие обобщенные коэффициенты составляют:
K(adq) = 1 — 6/(19 — 4) = 0.60
K(opt) = 1 — 4/(19 — 6) = 0.69.
Произведение этих коэффициентов представляет собой оценку общей эффективности рефлексивной регуляции деятельности предсказания:
K(eff) = 0.60 x 0.69 = 0.41.
Величина K(eff) весьма близка к общей доле успешных предсказаний, что является свидетельством практической валидности коэффициентов адекватности и оптимальности.
Как показало проведенное экспериментальное исследование, при работе с последовательностью, состоявшей из 65 группировок, величина K(eff) варьировала у отдельных испытуемых от 0.37 до 0.60, величина K(adq) — от 0.52 до 0.73 и величина K(opt) — от 0.60 до 0.82. Любопытно отметить, что у некоторых испытуемых значения коэффициентов для плюсов и минусов заметно различались, например, K(adq) для минусов был 0.85, а для плюсов 0.59, и у этого же испытуемого K(opt) для минусов равнялся 0.79, а для плюсов 0.54.
Определенный интерес, в частности, в контексте проблем научения и утомления представляет анализ изменений коэффициентов адекватности и оптимальности по мере выполнения деятельности. Для получения данных, образующих статистический ряд динамики, коэффициенты вычислялись пошагово, начиная с десятой группировки и далее с длиной шага в две группировки.
Основная динамическая закономерность, свойственная всем испытуемым, заключалась в том, что в начале работы на участке протяженностью в 15 — 30 группировок адекватность и оптимальность возрастают, что, по-видимому, отражает процесс научения. Показателем качества научения может служить величина коэффициента к концу этого периода, а показателем длительности научения является количество группировок до выхода коэффициента на плато.
У ряда испытуемых к концу работы, начиная с 55—60 группировки, наблюдалось некоторое снижение коэффициентов, что может быть связано с психическим пресыщением данной деятельностью. Возможность утомления испытуемых или распада навыка в данных условиях маловероятна, поскольку продолжительность эксперимента была незначительной.
В связи с наличием в деятельности предсказывания начального периода научения и конечного периода спада, значения коэффициентов адекватности и оптимальности, так же как и любые другие показатели, рассчитанные для всего ряда в целом, не могут использоваться как тестовые характеристики испытуемого. В качестве таковых по каждому коэффициенту нужно вычислять среднее только для тех значений, которые составляют бестрендовый участок ряда динамики.
Содержание исследований изложено в следующих публикациях:
«Вопросы психологии», 1975, № 5, с.128—132.
Ibid. 1980, № 1, с.116—120.
Заключение.
Понятие причинно-следственной связи составляет логическую основу научного познания мира, но если до сих пор внимание исследователей уделялось только событийному аспекту причинности, то теперь, понимая, что следствие есть информация о причине, можно утверждать, что причинно-следственная связь порождает информацию, как природное явление. Это значит, что философский спор «материалистов» и «идеалистов» по проблеме первичности материи или сознания можно считать утратившим актуальность, поскольку исходя из понимания сознания как психоинформационного процесса, следует признать его вторичность по отношению к уже существующему внешнему окружению, но первичность по отношению к тем будущим событиям, которые отображены в сознании в качестве запланированных результатов предстоящей активности.
Возможность влиять на результаты будущих материально-энергетических взаимодействий организма и среды заложена в сознании не потому, что оно реализует некую высшую волю, а по той причине, что всякая информация способна оказывать подобное влияние в силу своей неразрывной связи с материально-энергетическими состояниями порождающих ее объектов, но если в неживой природе информационные процессы слишком просты и хаотичны для того, чтобы порождать модели будущих явлений, то в рефлексивном сознании сложность и организованность психоинформации достигает такого уровня, который позволяет не только отображать материально-энергетические явления, но и конструировать их в виде образов и представлений.
Другое важное свойство психоинформации состоит в том, что во всех своих формах она является принадлежностью породившего ее субъекта, поэтому психический мир человека, даже в той его части, которая отображает общую для всех окружающую среду, всегда уникален и никогда не может стать достоянием никого другого. По сути дела, информация репрезентирует в сознании некую виртуальную реальность, абсолютно подлинную в части ощущений, мнений и переживаний субъекта и лишь относительно верную в области представлений о среде жизнеобитания. В этом смысле каждый человек живет в своем собственном мире, т.е. в таком, каким он его себе представляет, а межиндивидное общение возможно лишь в меру сходства языковых и культурных кодов, выражающих некое обобщенное содержание психоинформации, усвоенное путем научения. Что же касается индивидуальных особенностей внутреннего психического мира, то они могут быть выявлены только с помощью экспериментальных методик, специально направленных на объективацию содержания психики субъекта.
Психика как явление не исчерпывается понятием информация. Психика состоит из информации как постройка из кирпичей, но это может быть и дворец, и казарма. Свойства психики вытекают из особенностей организации информационного процесса, что определяется, с одной стороны, генетически заданным строением и функционированием субстрата психоинформации, т.е. центральной нервной системы, а с другой стороны, не менее важную роль в формировании индивидуальной психики играет процесс интериоризации во всех его формах, таких как подражание, научение, обучение, воспитание, социализация в целом.
В силу этого изучение психики не может сводиться к исследованию самих по себе операций информационного процесса типа порождения, хранения и обработки информации, уподобляемых операциям, протекающим в недрах современных компьютеров. В сущности говоря, предлагаемая психоинформационная парадигма направлена именно на то, чтобы предостеречь от подобной вульгаризации психологических исследований, т.е. от попыток объяснить психические явления путем использования таких ключевых слов как информация, распространение, обработка и т.п.
Дело в том, что поскольку психика рассматривается как информация, постольку «информационные» термины могут использоваться только как средства описания, но не объяснения, так как никакое явление невозможно объяснить, оставаясь внутри него самого и не выходя в понятийном плане за пределы описательной терминологии. Именно поэтому наиболее крупные психологические школы использовали в качестве парадигм совсем не психологические понятия, например, валентность, гештальт, ассоциация, обусловливание, либидо.
Аналогичные попытки предпринимались и в отношении понятия информация, однако интуитивно верное движение в правильном направлении не привело все же к пониманию того, что психика и есть информация, ограничившись только лишь попытками привлечь понятие информация и все, что с ним связано, к объяснению психических явлений. В результате давно известный (особенно в инженерной психологии) информационный подход к изучению психики не следует путать с принципиально новым пониманием психики как информации, которая порождается живыми существами и проходит вместе с ними онтогенез, филогенез и общее эволюционное развитие, достигая своей высшей формы — психоинформации.
Понятие психоинформация обозначает обширный класс или категорию идеальных природных явлений, вершину которых составляют непосредственно данные человеку явления рефлексивного сознания, чьи индивидуальные формы обозначаются в обыденном языке словом психика, а социальные формы — словом культура.
Несмотря на то, что все информационные явления относятся к классу идеальных, между ними существуют определенные границы, разделяющие подклассы, которые характеризуются принципиально различающимися свойствами.
Первая такая граница проходит между информационными явлениями живой и неживой природы, а принципиальная разница между ними заключается в том, что в первом случае информационные явления эволюционируют вплоть до психоинформации, а во втором — остаются не более чем отображениями в состоянии объекта каких-либо оказанных на него воздействий.
Следующая граница отделяет информационные явления, связанные с функционированием регуляторов-посредников как специальных компонентов саморегулируемой системы, чьи функции заключаются в преобразовании информационных влияний в материально-энергетические воздействия. До этого момента информационное модифицирование материально-энергетических взаимодействий объектов происходило случайным образом, тогда как теперь оно приобретает специфическую направленность или адресность.
Увеличение количества регуляторов-посредников и все большая специализация их функций в какой-то момент приводит к их объединению в информационные структуры, т.е. такие органы, чьим главным назначением становится выработка информации, необходимой для адаптивного саморегулирования живого организма. На этом этапе возникает важнейший подкласс информационных явлений, а именно, изолированная информация, которая в эволюционном плане является связующим звеном между психоинформацией и допсихическими информационными явлениями.
Эволюционирование изолированной информации определяется двумя взаимодополняющими процессами — означиванием и рефлексией, что в целом можно обозначить как порождение информации об информации в форме информационного процесса сознания. В дальнейшем рефлексивное сознание становится информационной основой личности, а развитие знаково оформленной информации приводит в конечном итоге к разделению формы информации и ее содержания, благодаря чему становится возможным выход информации за пределы порождающих ее структур и ее самостоятельное существование в виде явлений культуры.
Рассмотрение происхождения и эволюции психических явлений в контексте психоинформационной парадигмы позволяет четко и ясно ответить на вопрос о взаимоотношении материального и идеального в детерминации жизнедеятельности живых существ. Прежде всего, становится понятным сам механизм их взаимоотношений, который заключается в том, что любые взаимодействия материальных объектов, приводящие к изменению их состояний, в то же самое время порождают и информацию как отображение воздействий в этих измененных состояниях. Отсюда вытекает, что каждое следующее взаимодействие всегда оказывается модифицировано ранее возникшей информацией, но если в неживой природе информационные явления не имеют функциональных связей с материально-энергетическими явлениями, то в живых организмах информация и материя оказываются теснейшим образом связаны в системах авторегуляции, самоуправления и самодетерминации.
Принципиальная сущность этой функциональной связи безотносительно к конкретным механизмам ее реализации заключена в том, что в ходе эволюции живых существ из множества порождаемых внутри организма информационных явлений и процессов естественный отбор оставляет и морфологически закрепляет только те, которые способствуют наилучшей адаптации и, следовательно, повышают шансы на выживание. Образно говоря, сначала эволюционирующая живая материя чисто утилитарно отбирает функционально полезные информационные явления, а потом сами эти явления начинают эволюционировать, благодаря возникновению у их носителя (живой материи) таких новых свойств, которые делают возможными все более сложные и разнообразные информационные процессы. Таким образом, эволюция живой природы есть ни что иное, как прогрессивное развитие союза материального и идеального, впервые возникшего в комочке первичной протоплазмы и в конце концов отобразившегося в сознании человека.