Гоулдман Дэниел. Деструктивные эмоции. Как с ними справиться? Научный диалог с Далай-Ламой.

орого рассматриваются вопросы, которые мы обсуждаем сегодня. Они знакомятся с учебными планами, изучают свой основной предмет. Их могут научить тому, как нужно поощрять и наказывать детей — но у них нет такой дисциплины, как „эмоциональное развитие". Их не учат тому, как сделать ребенка более разумным во всех смыслах этого слова или как гармонизировать его личность. Единственная для нас возможность коренным образом изменить положение вещей — это научить учителей всему этому раньше, чем они переступят порог класса».
«В определенном смысле, — сказал Далай-Лама, — вам легче сделать это, потому что вы стоите у истоков этой дисциплины».
«Да, — сказал Марк, — сделать это легко — но очень трудно заставить педагогические вузы считать эту дис
циплину основной. Я не знаю ни одного университета в Америке, в учебные планы которого входит курс социального и эмоционального развития. Это серьезная проблема государственной политики».
Я предложил взглянуть на нее в другом ракурсе: «В Америке и других высокоразвитых странах мира явно растет понимание того, что система образования во многом неэффективна — особенно в вопросах воспитания детей. Эта проблема заставляет педагогов задуматься о необходимости изменений в школах. Месяц назад меня пригласили в Колорадо выступить перед членами Ассоциации директоров школ штата; приглашение прислала учительница из маленького городка Литтлтон».
Затем я рассказал Далай-Ламе о трагическом инциденте, произошедшем в средней школе Колумбайн в Литтл- тоне, где двое учеников убили учительницу и двенадцать одноклассников, а потом застрелились сами. «К сожалению, подобные инциденты происходят все чаще. Это побуждает педагогов согласиться с необходимостью перемен. Многие программы социального и эмоционального обучения внедряются под видом программ профилактики насилия. Но, как уже было сказано, если мы собираемся вводить этот предмет, необходимо будет создать атмосферу милосердия — поэтому нам необходима такая же программа для самих учителей».
«Я сталкиваюсь с таким же неприятием перемен, — продолжил Алан, — среди преподавателей высшей школы. Главная трудность в том, что мы сами — я чуть не сказал „они" — должны приложить все силы к тому, чтобы стать лучше и приносить в аудиторию больше альтруизма и других позитивных эмоций. Мы, преподаватели, должны измениться сами. Самое сильное сопротивление вызывает не то, что нам нужно изменить общество, изменить кого- то другого, а то, что нам — тем, кто учит учителей — нужно измениться самим. Вот здесь мы сталкиваемся с инер
цией и страхом: „Это будет слишком трудно... Вряд ли у меня получится... Я умею писать книги, но справлюсь ли я с такой задачей? Скорее всего, нет"».
«Христианство, иудаизм, так же как и наука, — добавил Алан, — оставляют нам очень мало надежды на то, что мы способны реально изменить себя изнутри. Мы привыкли к тому, что перемены приходят извне. В иудейско-христи- анской традиции источником перемен является благословение или милость Господа. В науке это происходит после приема лекарств или в результате генной терапии».
Ричи проявил больше оптимизма: «Я считаю, что это тот случай, когда собственный пример является очень эффективной формой обучения. Марк говорил о роли примера в его программе. Подумайте, как было бы хорошо иметь в каждой школе хотя бы одного учителя, способного подать пример милосердия и сострадания».
Тут я поймал себя на мысли, что такие преданные своему делу учителя в школах есть, правда, никто не считает их примером для подражания. Поэтому нам нужны две вещи: умение воспитывать такое отношение в тех учителях, которым оно не дано от Бога, и государственная поддержка такого отношения.
Ричи предположил, что поддержка таких образцовых учителей и поощрение остальных к проявлению сострадания «породит в сфере образования надежду. Нам нужно сделать первые маленькие шажки, а сила примера поможет доделать остальное».
«На этой позитивной ноте, — сказал я, — мы можем закрыть наше сегодняшнее заседание».
В конце дня Далай-Лама сказал мне, что ему понравились мысли об эмоциональном образовании — это совпадало с его собственным пониманием истинного смысла «образования» и убежденностью в том, что изучение разума и эмоций должно быть частью любой концепции образования.
День пятый:
поводы для оптимизма
♦
24 марта 2000 года
Глава 13
Научный подход к изучению сознания
Пятый день конференции должен был напомнить нам, что интерес к деструктивным эмоциям является частью более широкой задачи, а именно: найти возможности для объединения буддийского подхода с подходом современной науки, с тем чтобы обогатить наше понимание разума. Далай-Лама надеялся, что наука о мозге, если использовать компьютерную терминологию, сможет предложить буддийской психологии информацию о подходящем «железе», способном поддержать программное обеспечение буддизма, его теории разума. Как он сам мне сказал, изучение нейробиологической базы ментальных состояний могло бы принести буддийским мыслителям наибольшую пользу от общения с наукой. Кроме того, наука о мозге могла бы представить подтверждения — или опровержения — буддийских теорий разума.
Буддийская эпистемология проводит различие между тем, чего наука не знает, и тем, неправильность чего она доказала. По мнению Далай-Ламы, до сих пор открытия в области нейронауки не вступали в противоречие с буддийской школой мысли. Когда речь заходила о новых
открытиях в области изучения разума, интерес Далай- Ламы заметно возрастал.
В последний день нашей встречи, когда все стояли, ожидая, пока усядется Его Святейшество, Далай-Лама обошел круг презентантов и по очереди пожал руку каждому. Когда мы расселись, в комнате воцарилась особая атмосфера. Ночью прошел мелкий, приятный дождик; небо прояснилось, воздух стал свежим и бодрящим.
Сегодня нам предстояло вернуться к общенаучным проблемам. Первую презентацию должен был провести Франсиско Варела, вторую — Ричи Дэвидсон. Поскольку Далай-Лама знал Франсиско очень близко, я просто сказал с улыбкой: «Как все вы знаете, Франсиско Варела занимает ответственные должности во многих престижных исследовательских институтах Франции; но так как мой французский очень плох, я избавлю вас от необходимости выслушивать его титулы в моем ужасном произношении и просто предоставлю слово Франсиско».
Радикальная теория
Из всех ученых, участвующих в этом диалоге, жизненный путь Франсиско Варела можно было назвать в каком-то смысле самым замечательным. Франсиско родился в Тулкахуано, на юге Чили; его отец, инженер, заведовал морским портом. Каникулы Франсиско проводил у деда в Монте-Гранде, отдаленной деревушке в Чилийских Андах с населением около пятидесяти человек, где не было ни дорог, ни телевидения, ни радио. Франсиско считал Монте-Гранде своим духовным домом.
Ненасытный книголюб со склонностью к наукам, Франсиско смертельно скучал в школе и не блистал особыми успехами до поступления в колледж — там его достижения в биологии (ее преподавал Умберто Матура- на) принесли ему аспирантскую стипендию в Гарварде.
Это было в 1968 году, на пике волны радикального переосмысления роли социальных институтов, захлестнувшей весь мир.
В аспирантуре Франсиско заинтересовался глобальным философским вопросом нейронауки: как из мозга рождается разум? Следуя духу времени, он поставил под сомнение парадигму, основанную на моделировании человеческого мозга по образцу компьютерной системы обработки информации. Но, как подобает истинному ученому, он начал с азов — с исследования глаза медоносной пчелы, сложной зрительной системы, совершенно непохожей на глаз позвоночных, не говоря уже о человеке. Впоследствии за это исследование его научный руководитель, Торстен Визел, получил Нобелевскую премию.
В 1970 году Франсиско отказался от работы в