Судзуки Д. Т. ВВЕДЕНИЕ В ДЗЭН-БУДДИЗМ | ОГЛАВЛЕHИЕ 7. ДЗЭН-БУДДИЗМ Постичь реальность в свете дзэна

7. ДЗЭН-БУДДИЗМ

Постичь реальность в свете дзэна – это, попросту говоря, пойти наперекор всем традициям, как современным, так и древним, встречающимся на протяжении всей истории человеческого мышления, и добраться до их источника или отправного пункта. Это нечто более радикальное, чем даже революция Коперника. Дзэн стремится во всем добраться до истоков и найти там начало нового пути. Как видите, дзэн – это нечто совершенно противоположное тому что вы, может быть, ожидали. Я надеюсь поэтому, что вы последуете моему совету и оставите весь свой умственный багаж, так как на пути к дзэну он вас будет только обременять. Это напоминает "Божественную комедию" Данте: "Мы должны расстаться со всеми своими надеждами, желаниями и всякого рода стремлениями, когда мы входим в ворота ада". Мы должны снять свой парадный мундир который мы носим с самого начала творения, и предстать во всей своей наготе перед лицом истины, или дзэна.

Во время династии Сун жил один учитель дзэна. Однажды этот учитель появился на трибуне с намерением прочесть проповедь своим ученикам. Проповедь эта началась примерно так: "Вчера вечером я думая, что прочту сегодня утром хорошую проповедь, но сейчас она совершенно вылетела у меня из головы. Как ни стараюсь, никак не могу вспомнить". Он помолчал немного, а затем сказал: "Сейчас я помолюсь и, может быть, вспомню". Затем последовала примерно такая молитва: "О Господи, помилуй меня".

Вы можете заметить, что это христианская молитва и что странно слышать ее от учителя дзэна. Я отвечу, что Богу, в отличие от нас, все равно, как к нему обращаются. Когда он произнес эту молитву, память вернулась к нему и он сказал: "Теперь то, что я хотел сказать. Если вы меня спросите, что такое дзэн, я скажу: как глупо с вашей стороны спрашивать о дзэне. Вы сами – дзэн. Разве рыба, плавающая в воде, может жаловаться на то, что ей нечего пить? И как же все-таки вы глупы".

Сказав это, учитель молча покинул трибуну.

Подобного рода проповедь вряд ли покажется убедительной, особенно для современных интеллектуалов, которые требуют, чтобы все было определено, систематизировано и аргументировано словесно. Но учителя дзэна – очень странные люди. Они никогда не дают вам того так называемого "прямого ответа", который вы надеетесь от них получить. Однако все их ответы фактически являются самыми прямыми. Вся беда в том, что те, кто слышит эти ответы, воспринимают их далеко не прямым образом, а пытаются ограничиться только понятиями. Дзэн и понятие – вещи несовместимые. Дзэн не имеет дела с языком. Тот язык, который мы используем в данный момент, – это просто язык, а не абстрактные понятия.

Некоторые ответы в дзэне могут показаться простым автоматическим повторением. Если, например, кто-то спрашивает учителя дзэна: "Что такое дзэн?" – то он может услышать ответ: "дзэн". "Что такое Будда?" – "Будда". "Что такое реальность?" – "Реальность". Кажется, что он подобно попутаю повторяет заданный вопрос.

Далее, если учителю скажут: "Учитель, я не понимаю того, что ты говоришь", – он ответит: "Я понимаю не больше тебя". И может также добавить: "Если ты действительно хочешь понять, спроси у стены, спроси у стола, спроси у себя самого – и ты получишь ответ".

Христианин, конфуцианец или даос может спросить: "Что такое Дао, или Бог?" Учитель может ответить: "Дао, или Бог, находится по другую сторону забора". Здесь может возникнуть возражение: "Помилуй, дорогой учитель, ведь это не дорога, ведущая в город. Я ведь спрашиваю, что такое действительный абсолютный Дао, или Бог". "А, – скажет учитель, – ты имеешь в виду большую дорогу (дао), которая ведет прямо в Чаньань" (Чаньань был столицей Китая во времена династии Тан. Сегодня это бы звучало вроде: "Все дороги ведут в Рим или в Вашингтон, Ди-Си"). Таким образом, он, как это может показаться, уклонится от ответа на заданный вопрос. Но дело в том, что желание знать уже само по себе является уклонением от той "большой дороги", и единственное, чего хочет учитель, – это чтобы вы вернулись на эту "большую дорогу", вместо того чтобы все дальше и дальше уходить от нее в сторону.

Отсюда – его замечание: дорога непосредственно здесь.

А вот еще один пример того, как можно выразить суть дзэна: Один монах спрашивает учителя: "Что такое дзэн", или "Чему учит дзэн?" Если это происходит в монастыре, то учитель может указать на лужайку, покрытую зеленой травкой и омытую нежным дождем.

Ответ также может принять и такую форму: поскольку во дворе монастыря обычно имеется флаг, то, отвечая на вопрос, учитель может просто обратить внимание учеников на этот флаг, который в это время трепещется от ветра. Он скажет: "Посмотрите, как ветер образует на нем волны". Этим и может ограничиться вся его проповедь.

"Это все какая-то сплошная мистификация, – скажете вы, – дзэн – это что-то странное. Он ведет нас в таинственный лабиринт, из которого нам никто не может помочь выбраться. Вместо решения перед нами встают все новые и новые проблемы". Что ж, может быть, вы и правы. Дело в том, что когда мы гуляли в саду Эдема, у нас не было ни вопросов, ни каких-либо других затруднений. Все шло своим чередом и ничто не побуждало нас к вопросам. Поставить вопрос – означает растормошить пчелиный улей. Тысячи пчел набрасываются на нас и беспощадно жалят, и если мы не сумеем найти эффективный способ обороны, то это может стоить нам жизни.

Может быть, лучше всего не спрашивать, не разговаривать? Но если мы не будем этого делать, то куда мы придем? Следует ли нам спрашивать? дзэн на это ответит: "Если хотите спрашивать – спрашивайте, если не хотите – не спрашивайте. И то и другое допустимо".

"Да ведь вы явно противоречите себе", – не замедлит подметить читатель. А учитель дзэна спокойно ответил бы: "Здесь нет никакого противоречия".

Я слышал как-то историю об одном раввине из хасидов, который в разговоре с одним из своих учеников сказал: "Жизнь походит на колесо".

Это сравнение прочно укоренилось в разуме этого ученика, и когда через несколько лет он услышал от того же самого раввина, что "жизнь – это прямая линия", то это его совершенно сбило с толку.

Я не знаю, что именно имел в виду раввин под этими кажущимися парадоксами, которые так смутили разум ученика, но каковы бы ни были традиции этого учения и как бы они ни истолковывались, я считаю, что раввин совершенно прав, ибо жизнь – это и то и другое одновременно. Иногда она течет по прямой линии, иногда – вращается по кругу, иногда – движется зигзагами или каким-либо другим образом. Жизнь нельзя уместить в рамки какого-то определенного понятия. Она имеет свою собственную внутреннюю причину, недоступную порабощенному человеческому разуму.

Мейстер Экхарт однажды случайно встретил нищего и приветствовал его словами: "Доброе утро". Нищий же ответил: "А какое утро не доброе?" Очевидно, этот нищий был просветленным, ибо каждое утро, несомненно, доброе, и каждый день – добрый день, и как бы мы друг друга ни приветствовали – "доброе утро", "добрый день" или "добрый вечер", – жизнь идет своим чередом, ровно, мирно и счастливо. В наше время, кажется, люди забыли о такого рода счастье. Они пытаются все оценивать исключительно с точки зрения добра и зла.

В дзэне "добро" не связано с моралью. В нем отсутствует этический элемент. Это просто "добро" и ничего больше. Когда Бог сотворил мир, он сказал: "Это хорошо". Такое "хорошо" никоим образом, конечно, не связано с моралью. Таким же образом последователи дзэна говорят: "Каждый день – добрый день". И здесь нет никакой моральной оценки. Он просто добрый, хотя он может быть и дождливым, и ненастным, и неудачным. Но он, тем не менее, "добрый" и ничего больше.

Таким образом, можно подумать, что дзэн совершенно равнодушен ко всему, что обычно называют добром и злом, ко всему, что случается с нами, с миром и со всем человечеством. Кажется, что дзэн совершенно не обращает внимания на судьбу человека вообще. Если это так, то тогда он никому не нужен, особенно в наше время, когда мы раздуваем взаимную вражду, которая может привести даже к уничтожению человечества. Какой смысл тогда говорить о дзэне?

В 1957 году в Мексике состоялась международная конференция по психоанализу, и меня пригласили рассказать ее участникам о связи дзэна с теорией и практикой психоанализа. Я, разумеется, не могу претендовать на то, что обладаю обширными знаниями в области психоанализа, психологии или психотерапии, но при всем при этом я сказал следующее:

Вы, кажется, очень много говорите о страхе, неуверенности в завтрашнем дне, о свободе и спонтанности, а также о проблеме истинного "я". Если вы хотите знать, как ко всему этому относится дзэн, я скажу, что дзэн предлагает избавиться от всех чувств подобного рода – страхов, сомнений, неуверенности и тяжелых переживаний, – достичь истинной свободы от всех мещанских представлений, воображаемых страхов и т. п. дзэн в состоянии дать вам эту свободу, но, чтобы постичь дзэн и стать поистине свободным и творчески активным – или, выражаясь языком Библии, постичь истину, которая сделает вас свободными, – вы должны будете выйти за пределы психологии. Выйти за пределы психологии – означает совершенно другой подход к этому вопросу. Современная психология подходит к субъективным вопросам объективно, и поэтому пока остается только теорией. Дзэн предлагает ей сменить курс и "подойти к этой проблеме "субъективно". Психология или психоанализ совершенно не в состоянии действительно излечить нас от всех вышеупомянутых болезней. За помощью мы должны обратиться к дзэну.

Мы часто слышим и говорим, особенно это касается психологии, о спонтанности. Но то, о чем обычно идет речь, представляет собой не что иное, как ребяческую или животную спонтанность, но никак не спонтанность и свободу взрослого человека. Истинная свобода и спонтанность неизмеримо далеки от такого детского представления о ней. Нельзя, конечно, отрицать того, что ранний период жизни человека носит отпечаток некоторого рода спонтанности и свободы, но все это не идет ни в какое сравнение со свободой действительно зрелого человека. Пока человек не расстанется с этой детской свободой, он будет постоянно нуждаться в помощи психологии. Но нельзя также ожидать достижения истинной свободы и спонтанности, не уделив достаточно времени, иногда даже несколько десятков лет, самодисциплине, которая приводит в конце концов к настоящей зрелости.

Конфуций в свое время говорил: "В пятнадцать лет человек начинает учиться и изучать. (Следует отметить что здесь имеется в виду не чтение книг, а размышление над жизнью или самой реальностью.) Тогда в тридцать лет он уже знает, что может дать ему опору. (Это означает что он достигает некоторого прозрения относительно смысла и значения жизни.) В сорок лет его уже ничто не смущает и не сбивает с толку. (Он знает, куда идти, и идет туда неуклонно.) В пятьдесят – он познает свое небесное призвание; в шестьдесят – его уши в состоянии слушать все, чтобы ему ни говорили. (Ему больше не нужно сопротивляться или утверждать себя: все добро, все правильно.) В семьдесят – он действует только согласно своему внутреннему побуждению". (Это соответствует идее св. Августина: "Люби бога и поступай, как хочешь". Конфуций не поклонялся Богу св. Августина, но если говорить о самом внутреннем опыте, то изречение св. Августина соответствует тому, что говорил Конфуций.)

То же самое говорит и дзэн словами одного из его японских учителей недавнего времени (а точнее – жившего 360 лет назад):

Ты должен трупом стать живым,
Ты должен умереть живя,
Тогда ты можешь делать все –
Все будет верным для тебя.

Можно выразиться более позитивно и вместо "умереть живя" сказать "любить Бога", но и в том и в другом случае в основе лежит одно и то же чувство реальности.

Конфуций, учитель дзэна и христианский святой идут рядом, по одной и той же дороге.

Теперь вы можете сказать: "Я бы хотел услышать от вас о чем-нибудь более доступном, более осязаемом. Все, о чем шла речь, кажется мне чуждым". Но учитель дзэна настоятельно утверждает, что ничего более близкого, чем это, и быть не может. Большинство людей хочет чего-то более рационального, более логического, более доступного нашему обычному интеллекту и разуму.

Философы пытаются решить эту проблему каждый по-своему, причем некоторые говорят, что это и есть "чистый опыт". Дзэн – это нечто очень близкое к чистому опыту. Это что-то вроде "сознания в целом" или "универсального сознания". Это также в какой-то мере походит на "коллективное бессознательное" Юнга, однако, вместо "коллективного" я бы предложил термин "космического" бессознательного, так как последнее более соответствует моему представлению о реальности. Но Юнг – психолог, и он хочет идти дальше того, что ему известно. Ученые – это странная группа людей. Они ограничивают не только поле своих исследований, но также и поле своих человеческих интересов. Они считают, что быть ученым означает не быть никем иным. Но они же прежде всего люди, а раз так, то я хотел бы, чтобы они пытались, насколько это можно, понять жизнь в ее истинном свете. Преданность умственной работе уродует их, так как они отказываются изучать жизнь во всей ее полноте. Что же, очень жалко. Неужели они не в состоянии смести установленные самими же границы? Если там они встретят на пути бездонную пропасть, то пусть совершат прыжок через нее или, лучше всего, бросятся прямо в нее. Они всегда испытывают жуткий страх, стоя на краю этой пропасти и взором измеряя ее глубину. Не видя дна, они пугаются еще больше и дальше уже не могут сделать ни шагу.

Современные философы также иногда уподобляются ученым и говорят: "Да, мы должны найти решение, но не можем этого сделать". Таким образом, они говорят о жизни, как о чем-то пустом и лишенном всякого значения. Конфуций сказал бы им: "Вы сами себя ограничиваете". И действительно, ученые философы, ограничивая себя, не решаются идти вперед, боясь вышеупомянутой "бездны".

Здесь требуется не просто "мужество быть", а отчаянный воинствующий дух, который может поставить на карту даже саму жизнь. Такого рода риск далек от духа азарта. Здесь человек намеренно и сознательно бросается в бездонную пропасть, не имея при этом ни малейшего шанса остаться в живых. Если же он будет еще каким-то образом осознавать, что там, внизу, находятся скалы и что он упадет на них, то он еще "не умер до конца", а потому не имеет шансов на спасение. Вы как бы забираетесь на высокую мачту, и когда достигнете самой вершины, расслабьте руки и ноги, так как дальше вы уже не можете идти, рассчитывая на свои силы. "Когда вы лишите себя всякой опоры, вы почувствуете, что обрели неизмеримо больше, чем потеряли", – говорит один древний учитель дзэна. Покуда вы будете цепляться за мачту, вы не будете в состоянии пойти за пределы себя самого.

Многие пугаются этого и говорят: "Все это очень опасно. Если я сделаю то, что вы говорите, я совершенно лишусь жизни". Но в том-то и дело, что вы должны однажды ее лишиться. Если это произойдет один раз, то в другой раз этого уже не может произойти. Второй раз вы ее не потеряете, а, наоборот, впервые обретете.

В Библии сказано: "Стучите, и дверь раскроется перед вами". Но она никогда не раскроется, если вы будете стучать просто из праздного любопытства. Это должен быть решительный стук отчаявшейся души. Вы должны всей грудью налечь на эту дверь, и тогда она сама откроется. Да, сама. Ни усилия кого-либо постороннего, ни ваши собственные усилия тут ни при чем. В действительности же, как ни странно, с самого начала вовсе и не было никакой двери.

До тех пор, пока мы не приложим максимальных усилий и не отбросим всякие сомнения и колебания, мы никогда не достигнем той высшей точки отчаянного напряжения всего нашего существа, которое здесь необходимо. Только в этом случае дверь откроется – дверь, которой по существу нет.

На Гавайских островах живет одна простая женщина, которая является членом буддийской секты "Чистая земля" (или син-сю). Она поведала мне о своем необычном внутреннем переживании. Его суть заключается примерно в следующем.

Всех нас учили, что ад – наш удел,
Что все мы погрязли в пороках ужасных.
Ад, ад, ад ждет нас всех,
Страшно, не правда ли?
Долго боялась я броситься в ад,
Долго пугала меня неизвестность,
Медлила, медлила, медлила я,
Но не было больше пути.
В отчаянии я бросилась в ад, и – о чудо!
Нет ни кипящих котлов, ни огня.
Лишь лотоса нежный цветок предо мною.
Странно, не правда ли?
Отныне я ада совсем не боюсь
И в рай не стремлюсь непременно попасть.
Куда только Будда захочет, готова
Идти я теперь, будь то рай или ад.

Разве это не выразительно? Можно сказать, что это – суть всякого религиозного опыта. Религиозный опыт пояпонски – "сана-мама", или некогда "коно-мама". Если это перевести точнее, то мы получим: "принимать вещи, такими, как они есть". Китайцы же говорят "ши-мо" или "чши-мо", что означает "такой" или "так". Христиане это выражают словами: "Да будет воля Твоя". Христиане почему-то всегда связывают слово "твоя" с некоей личностью. Однако слово "твоя" может означать и личность, и вещь, и сущность, а слово "воля" означает волю, идущую за пределы нашей ограниченной воли. Это уже походит на доктрину син-сю, имеющую дело с "силой извне" (тарики). Принимать вещи "как они есть" – это и есть основной опыт или общее сознание, лежащее в основе всех проявлений.

Буддизм часто принимают за пантеистическое учение. Но здесь следует внести поправку: буддизм существует сам по себе. Его не следует относить к подобного рода категориям. Пантеизм склонен не обращать внимания на различие, тогда как о буддизме этого нельзя сказать. Различие есть различие, а потому оно и остается. Но в частных различиях есть нечто, тесно связывающее их друг с другом, как бы объединяя их с одним общим источником. В связи с этим буддисты говорят: "Различия существуют, но они сводятся к единому. К чему же, далее, сводится тот единый? Единый – это множество, а множество – это единый". Как видите, это не походит на пантеизм.

Индийская философия так же говорит об "адвайте", что означает "отсутствие дуализма". Здесь сразу же возникает вопрос: не есть ли это монизм, или единство всего? Нет, это также нельзя назвать единством. Это ни "один" и не "два". Если есть "один", то должен быть и "второй" (два в этом случае означает множество). Тогда, выражаясь языком философии, мы можем сказать, что адвайта имеет в виду "чистый опыт" в понимании Вильяма Джемса. – Я вижу цветок – это один опыт, одно внутреннее переживание. Я слышу песню – это другое переживание. "Чистое переживание" или "опыт" – это нечто, лежащее в основе всех конкретных переживаний.

Когда мы рассуждаем так, мы прибегаем к научному абстрагированию. В отличие от этого, дзэн говорит нам следующее: "Когда я вижу цветок, то тот конкретный опыт или то конкретное переживание является одновременно чистым опытом". Поэтому "чистый опыт" – это не есть нечто, взятое от каждого конкретного опыта и помещенное в испытательную пробирку.

(В чистом виде этот продукт еще никому не удавалось получить.) Здесь имеет место простое абстрагирование от каждого отдельного случая и создание понятия для удобства нашего ума.

Итак, повторяю – каждый конкретный опыт является чистым опытом, а особого рода опыта, который можно было бы назвать чистым, просто не существует.

Некоторые философы говорят о "конкретном всеобщем", пытаясь описать природу конечной реальности. Как бы мы ни называли конечную реальность – всеобщим конкретным или конкретным всеобщим, – мы никогда не достигнем конца нашего экзистенциального исследования, если будем ограничиваться одним только фактом формулировки и понятиями психологического или онтологического плана. Мы вынуждены прибегать к помощи языка, но именно он и мешает нам достичь самой реальности. Он стоит между нами и реальностью и вводит нас в заблуждение, заставляя нас думать, что палец, указывающий на луну, более реален, чем сама луна.

Обращаться с языком подобающим образом – это поистине трудная задача. Без него мы и дня не можем прожить, но в то же время язык – это проклятие человеческой жизни. Мы даем имя какой-то вещи, а потом начинаем думать, что это имя и есть сама вещь, забывая, что оно служит лишь условным знаком, изобретенным для удобства. Имена не занимают много места: все они могут поместиться в небольшой записной книжке. Но с реальными вещами мы не можем поступить подобным образом. Язык можно сравнивать с картой. Мы разворачиваем карту мира и самодовольно считаем, что познаем реальный мир. Но реальная земля – это земля, по которой мы ступаем шаг за шагом, верста за верстой. Но мы удовлетворяемся тем, что измеряем эту карту выдуманными нами же инструментами. Здесь, однако, проявляются противоречия: мы пытаемся изо всех сил разрешить эти противоречия, но чем больше мы это делаем, тем больше их становится, и конца им не видно.

Что касается реальности, то ее нужно ухватить голыми руками, не прибегая к помощи перчаток – языку, идеализации, абстракции и понятиям. Семантика – это великолепная сама по себе наука, но она абсолютно не может нам помочь постичь реальность. Реальность постигается только при помощи реальности. Это означает, что мы должны совершенно расстаться хотя бы на некоторое время со всеми этими прекрасными творениями философского, теологического или какого-либо другого характера.

Как пишет Карлейль, мы должны оставить всякое одеяние, в том числе и "духовное", и предстать во всей своей наготе перед самой реальностью. Только тогда она откроется нам. То, что мы одеваемся, ладно, но, одеваясь, мы начинаем слишком остро осознавать нечто отличное от нас – я имею в виду все нас окружающее. Мы ничего не имеем против социального благоразумия, а только хотим сказать, что не следует подпадать под влияние и становиться рабом внешнего мира.

Наше современное общество добилось особого успеха в области отвлечения нас от самих себя при помощи всякого рода ложных путей. Я считаю, что особо пагубное влияние, которое распространяется на нас со всех сторон, производят логика, абстрактное мышление, чрезмерное увлечение интеллектом, лингвистические науки и т. п. Я употребляю слово "пагубное" в том лишь смысле, что это влияние преобладает в наших умах, и все вышеперечисленное считается нами единственным возможным подходом к реальности.

Теперь возникает вопрос, как же тогда выразить этот первоначальный опыт, который и есть реальность? Если язык бессилен это сделать, то каким же образом человек может передать свой опыт другим людям? Все мы – существа социальные и любим передавать другим то, что испытываем сами. Но как это сделать, не прибегая к помощи языка?

Я вовсе не хочу свести вообще на нет функцию языка в нашей общественной жизни, я хочу лишь отметить, что мы должны пользоваться языком, а не язык нами. Советую об этот как следует подумать. Мы изобретаем всякого рода машины для самых различных целей, а затем становимся их рабами. Луис Мамфорд говорит: "Современный человек стал жертвой тех самых инструментов, которые он ценит превыше всего". Язык является одним из этих инструментов.

Нижеследующие примеры дадут вам представление о том, до какой степени свободно учитель дзэна пользуется языком. Один монах спросил однажды учителя: "Отбросив все языки, отрицания, утверждения и все возможные выражения, как можем мы постичь саму реальность?"

Учитель сказал: "Я сегодня устал и не могу на это ответить. Иди к одному из моих близких учеников, он даст тебе ответ". Монах послушно исполнил его совет – пошел к старшему монаху и задал ему тот же вопрос. Старший монах поинтересовался: "Спросил ли ты у нашего учителя". "Да, – сказал ученик, – именно он и направил меня к тебе".

Тогда старший монах сказал: "У меня сегодня насморк, иди лучше к моему другу, он тебе все объяснит". Когда монах пошел к третьему человеку, то последний ему ответил: "Об этом я тебе ничего не могу сказать".

Тогда монах пошел обратно к учителю, рассказал обо всем случившемся. А учитель сказал следующее: "У первого седая голова, а у второго – нет". Содержалось ли что-нибудь в этих словах?

Монах, задавший вопрос, несомненно, искренне хотел познать реальность, но что же можно сказать об остальных трех? С обычной точки зрения, они вовсе не казались серьезными людьми. Но так ли это на самом деле?

Другой пример. Учитель и ученик однажды вместе совершали прогулку. Учитель, заметив стаю гусей пролетевшую над ними, спросил: "Куда они летят"?

Ученик сказал: "Улетели". Тогда учитель схватил его за нос и ущипнул. Почувствовав боль, монах воскликнул:

"Учитель, мне же больно!"

"То-то же, – сказал учитель, – они не улетели".

На следующий день тот же самый ученик подошел к учителю и свернул мат, который обычно расстилался перед тем, как учитель начинал читать проповедь. Свертывание мата обозначает, что проповедь окончена и что все могут расходиться. Заметив, что монах сделал это раньше времени, потому что проповедь еще даже не начиналась, учитель молча покинул зал. Монах последовал за ним. Учитель обернулся и сказал: "Зачем ты свернул мат, прежде, чем я начал говорить?" Монах ответил: "Ты ущипнул меня вчера за нос, и мне было больно".

"А где у тебя вчера был ум?"

"Сегодня нос уже не болит".

"Ну вот, теперь ты действительно знаешь, что к чему, юноша".

Монах отвесил низкий поклон, а потом пришел к себе и заплакал. Товарищ спросил его: "Что с тобой?"

"Пойди к учителю и спроси, что со мной".

Увидев учителя, товарищ поинтересовался, в чем дело, но учитель посоветовал ему спросить самого монаха. Сбитый с толку товарищ вернулся и хотел снова спросить, что же произошло, но на этот раз он увидел, что тот искренне хохочет. Еще больше недоумевая, он спросил: "В чем дело, что все это значит? То ты плачешь, то – смеешься. Ничего не понимаю". Смеющийся монах ответил: "Несколько минут назад я плакал, а сейчас – смеюсь".

Некоторые думают, что дзэн – это нечто абстрактное, неосязаемое и бессмысленное. Но это не так. Пока мы еще не встречали в нем ничего абстрактного. Наоборот, все предельно конкретно. Все это – факты, встречающиеся в повседневной жизни. Ветер дует туда, куда ему вздумается. Флаг трепещет на ветру. Учитель в равной мере, как и все остальные, не застрахован от телесных недугов. Даже испытав просветление, после того, как его ущипнули за нос, монах плачет и смеется. Если мы будем продолжать рассуждать подобным образом, все станет еще запутаннее.

А вот другой случай, который имел место в жизни Риндзая (одна из выдающихся фигур на заре развития дзэна в Китае). Этот известный учитель дзэна жил в IX веке. Им была основана школа дзэна, которая до сих пор носит его имя.

Однажды Риндзая попросили выступить перед группой ученых того времени. Он начал так: "Так как меня попросили высокопоставленные лица, то я пришел и стою сейчас здесь перед вами. В обществе это вполне естественно. Но, что касается дзэна, то я ничего не могу сказать о нем. Я не могу даже открыть рта. Дзэн невозможно уловить. Но, идя навстречу почтенной публике, я сделаю все, что могу, и постараюсь продемонстрировать, что такое дзэн. Если кто-нибудь из вас желает скрестить шпаги, то я к вашим услугам. Тогда я вам точно скажу, имели вы прозрение относительно сути дзэна или нет. Я буду наблюдать за вами и скажу".

Вызов был принят одним монахом, который начал с того, что спросил: "В чем суть дзэн-буддизма?" На это учитель отреагировал бессмысленным восклицанием.

Монах спокойно поклонился. "Вы знаете, с вами бы стоило немного поговорить", – сказал учитель.

Затем слово взял ученый-буддист. "В нашем распоряжении имеется достаточно много священных текстов – трех направлений и двенадцати подразделений. Разве все они уже не ответили на вопрос, что такое природа Будды? Стоит ли вообще говорить о каком-то дзэне?" Риндзай ответил: "Вы еще никогда не очищали свой сад от сорной травы. Вам следовало бы этим заняться, прежде чем приходить сюда". "Будда не может нас обманывать", – продолжал ученый. "А где Будда"? – спросил учитель. Ученый промолчал. "Не пытайся обмануть меня в присутствии почтенного общества. Быстро убирайся прочь, чтобы не мешать другим задавать мне вопросы", – продолжал учитель. Таким образом этот ученый был бесцеремонно удален.

Можно рассказать множество подобных анекдотов, но стоит ли все это делать?

Давайте же просто закончим этот разговор уже вышеупомянутым ранее сравнением: дзэн – это отказ от обычного образа мыслей, от утверждения и отрицания. Мы обычно говорим, что "А" есть "А" и "А" никогда не может стать "Б". Но в свете дзэна, однако, "А" не есть "А", и, далее, вследствие того "А" есть "А". Запутанная диалектика, скажете вы. Это можно также назвать "бихевиоризмом" дзэна. Если ущипнуть за нос, то будет больно. Когда у последователя дзэна болит голова, ему не хочется разговаривать. Когда птичка поет, он слышит и знает, что это соловей. Когда он идет в горы и чувствует в воздухе аромат, он знает, что это цветет лавр. Последователь дзэна отличается от большинства из нас тем, что он осознает, что все эти факты нашего повседневного опыта неразрывно связаны со всем бытием.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>