Девятое путешествие - Работа с образами и символами в психологическом консультированиии

Исследование образов и здоровье

В последних четырех путешествиях в этой части книги рассматриваются принципы работы с образами применительно к некоторым проблемам здоровья. Я решил сосредоточиться на трех главных проблемах: боли, тревоге и депрессии, потому что эти распространенные состояния значительно захватывают всего человека. Последнее путешествие рассматривает клиента внутри общества, делая особый акцент на отчуждении и примирении.

Я считаю, что негативным воображением мы легко можем подорвать свое личное здоровье. В то же время было бы самонадеянно и абсолютно неверно с моей стороны, если бы я был склонен полагать, что “все в голове”, что позитивное воображение может вылечить все. Каким-то способом нам приходится торить дорогу между этими двумя крайностями.

Чтобы творчески использовать воображение, мы должны быть готовы позволить нашему воображению хотя бы временно осуществлять контроль над разумом. Я считаю, что способность вызывать и создавать образы — это важная функция человеческой психики и на сознательном, и на бессознательном уровнях. Многие люди находят использование спонтанного воображения более легким, чем сознательное, или направленное, воображение. Однако может быть необходимым использовать и то, и другое. Человеку, который подробно останавливается на негативном воспоминании, можно помочь продвинуться к позитивному полюсу обдуманным и сознательным процессом “образного уменьшения восприимчивости”.

В воображении клиента вызывается реальная ситуация; затем клиент описывает ее настолько подробно, насколько может вспомнить, включая чувства в то время и позже. Затем клиента побуждают “переиграть” сцену, на этот раз делая его реакции более позитивными, чтобы чувства стали менее сильными. Там, где в событии участвовал другой человек (или люди), клиента следует побудить представлять себе, принимая более дружеское отношение. После серии “проигрываний”, где каждый раз принимается более позитивная позиция, клиент почти наверняка испытает перемену чувства, которая станет показывать отход на некоторое расстояние от начального чувства. Следующий этап — заставить клиента вызывать позитивные воображаемые ситуации и в это время пытаться пережить чувства, которые они порождают. Последний этап — размышлять об одном из позитивных чувств и позволить спонтанному воображению унести клиента в царства мыслей и чувств, далеких от негативного полюса, как самая далекая от земли звезда.

Стоит упомянуть, что некоторые люди испытывают заметное чувство вины, если их тело испорчено болезнью, если они вынуждены подвергнуться хирургическому вмешательству, если они стали жертвой какой-либо травмы, если чувствуют клеймо психического заболевания. По-видимому, эти чувства порождаются религиозными взглядами, но никоим образом нельзя сказать, что их испытывают только явно религиозные люди. Такие чувства, возможно, имеют корни в идее, что человек “создан по образу и подобию Бога”, и следовательно, любое нападение на тело — это форма богохульства. Некоторые люди, которые сами не являются жертвами, чувствуют себя оскорбленными тем, что Божьему созданию воздают меньше, и в некоторых случаях по преднамеренной небрежности.

Боль и работа с образами

На протяжении жизни все мы подвержены давлению разной и меняющейся силы. То, как мы обучаемся справляться с этим давлением, значительно меняет качество нашей жизни.

Физическая боль

Боль — это чувство недомогания, страдания или мучения, вызванное стимуляцией определенных нервных окончаний. Боль — это то, о чем человек, испытывающий ее, говорит она есть, и она действительно существует, когда человек говорит, что она существует. Из-за боли некоторые люди становятся настолько замкнутыми, что исключают других из своего мира. Бывает боль, которую невозможно описать.

Внезапная или сильная боль вызывает ответ “бой/отступление”. Повторяющаяся боль или длительная боль вызывает “хроническую стрессовую реакцию”, при которой серьезно нарушается хрупкое равновесие химии крови. Достоверным индикатором внутренних состояний боли является выражение лица. Движение или его отсутствие — часто служит достоверным индикатором места боли.

На то, как мы справляемся с болью, влияют культурные ожидания. Обычно кричать от боли считается более приемлемым для детей, чем для взрослых, по крайней мере в некоторых обществах. Мы можем использовать гнев, бессилие, страх и вину как стратегии, чтобы справиться с собою. Хроническая боль связана с депрессией и беспомощностью. Острая боль — с проявлением тревоги. Опыт боли ассоциируется с разновидностью смерти. Боль может вызвать изменения в образе тела: “Я больше не совершенен”.

Если мы имеем какое-то представление о том, что можем сделать, чтобы облегчить чью-то боль — либо в союзе с обезболивающим лекарством, либо без него — это помогает свести к минимуму наш стресс, а также стресс страдальца. Часто, чтобы минимизировать боль, достаточно сконцентрироваться на покое и гармонии и создать внутренние картины покоя. Теперь коснемся четырех принципов облегчения боли.

1. Разговор. Вера в то, о чем человек говорит, нередко помогает уменьшить боль и связанную с ней тревогу. Помнить о том, что надо помогать людям исследовать то, что делает боль в них и с ними. Помочь им точно обнаружить, когда начинается боль, как описать ее, ее длительность и силу. Мы не можем чувствовать боль другого человека. Тем не менее, когда мы смотрим на чью-либо боль, это может вызвать сильный стресс. Постарайтесь не отказываться от разговора о боли (уклонение); не говорить на другие темы, когда страдальцы явно показывают, что хотят говорить о своей боли (отвлечение); не просто пассивно слушать (отчуждение).

2. Чувственный сигнал. Отвлечение внимания — это мощное болеутоляющее действие. Прикосновение, массаж, прикладывание горячего или холодного, погружение больной конечности в теплую воду или всего тела в теплую ванну — все это эффективные болеутоляющие средства.

3. Расслабление. Боль мешает отдыху и сну, а недостаток сна часто является сильным помощником страдания. Методы релаксации, выученные и отработанные, когда боли нет, помогают ослабить физическое и умственное напряжение.

4. Образы. Страдальцы, которые используют воображение, сочетая его с глубокой релаксацией, получают сильную двустороннюю стратегию контролирования своей боли. Когда мы создаем внутреннюю картину боли, таким образом объективируя ее, а затем представляем себе, как она может быть трансформирована, мы заставляем работать мощные целительные силы.

Психическая боль

Психическая боль — это боль сердца, разума и духа. Она так же реальна и сильна, как любая физическая боль. Подавление психической боли очень часто ведет к психическим заболеваниям.

Психическую боль могут вызвать такие, переживания как:

• тяжелая утрата;

• развод;

• вынужденная изоляция;

• беспомощность;

• одиночество;

• бедность;

• потеря цели;

• потеря самоуважения.

Каждому, кто испытывает боль, нужно, чтобы к его симптомам относились серьезно. Отрицать их как “воображаемые” — это противоречие и оскорбление для человека. На одном человеке пагубно скажется, если он легко перестанет думать о боли другого, считая ее незначительной или несуществующей — “все в голове!” Конечно, боль может быть психогенной — имеющей эмоциональное или психологическое происхождение — как определенная форма боли, причина возникновения которой имеет органический характер. Две личные истории иллюстрируют разные аспекты этого явления.

Две иллюстрации

В 1946 г., когда многие военнослужащие еще выздоравливали от стресса войны, я ухаживал за офицером Королевского флота, который страдал от острого состояния тревоги. У него развились сильные боли в животе, и проявлялись все признаки острого аппендицита. Боль, которую он испытывал, была очевидно сильной. Его прооперировали, но никаких внутренних признаков воспаления не обнаружилось. Его “аппендицит” и боль, связанная с ним, были психогенной природы; его тревога “поместилась” в его брюшной полости. Но для него боль была реальной; он чувствовал ее и отвечал на нее, как будто бы она происходила от органического изменения. Реальностью боли никогда не следует пренебрегать.

Противоположностью морскому офицеру составляла Джилиан, девочка 14 лет, страдавшая лейкемией. Она не получала лечения в течение года после того, когда она начала жаловаться на боль в животе. Врачи смогли найти какую-либо объяснимую причину боли и отправили ее к психиатру, который лечил ее от психогенной боли. Два месяца спустя Джилиан была снова принята в клинику в состоянии сильного рецидива с массивной вспышкой. В конце концов она умерла.

Эти два случая иллюстрируют опасность “наклеивания ярлыка” на боль, определяя тот или иной ее тип. В первом примере боль носила психогенный характер, и брюшная полость стала средоточием чувства тревоги пациента. В случае Джилиан боль имела физические корни, но поскольку нельзя было определить физическую причину, на боль был наклеен неверный ярлык психогенной.

Выдержка из истории Тони иллюстрирует использование образов во внутреннем исцелении.

“В течение четырех месяцев я консультировался с пятью врачами по поводу невралгии тройничного нерва [мучительная боль лица и лба]. Впервые в жизни мне нужно было ежедневно принимать лекарства, более или менее тщетно пытаясь контролировать мучительную боль.

Когда я пришел для лечения, полная релаксация на данном этапе была невозможной из-за состояния моего ума, боли, депрессии, гнева, ненадежности и общего ощущения, что я не являюсь стоящим человеком.

Я полностью сознавал все, что меня окружало и что мне говорили, а также жар, идущий от рук врача к моей голове. И лишь слегка осознавал время. Мое самое яркое воспоминание заключалось в следующем: мне велели проглотить мою боль. Темные черные тучи очень быстро провалились в мое горло, они не имели вкуса, но у меня было ощущение, что я глотаю какую-то желчь.

Прежде чем сеанс закончился, я понял, что боль уменьшилась, а к концу она полностью исчезла. С ней ушли многие мои негативные чувства, они оставили меня с ощущением большого покоя”.

Я надеялся, что освободившись от боли, Тони откроет в море своих темных чувств остров, на котором он сможет постоять, отдохнуть, набраться сил, а затем начнет подниматься из своей депрессии.

Элизабет. Изучение случая

Социальная история

Элизабет, 59 лет, последние 12 лет работала начальницей информационного отдела в крупной промышленной библиотеке на юго-востоке Англии. В штате ее отдела находилось шесть человек. Она получила основную степень по современным языкам в Оксфорде, вторая степень — по информационным наукам — была получена в Бристоле. В течение нескольких лет она работала в разных странах Европы.

Элизабет жила с двумя своими кошками в просторном отдельном доме в очень престижном районе города. Ее дом не был заложен, и у нее полностью отсутствовали финансовые проблемы. Ее работа шла хорошо, и она наслаждалась комфортабельным стилем жизни. Ее родители умерли около 30 лет тому назад; ее сестры и брат, которым сейчас за восемьдесят, жили в разных частях Англии: ни кого не было рядом с ней. Элизабет, набожная католичка, участвовала в церковной деятельности и местной политике. Она использовала свои значительные способности к языкам, работая внештатным переводчиком, а также репетитором к экзамену на уровень “А” по современным языкам. Входя в редколлегию прославленного научного журнала, Элизабет писала много статей, видеопрограмм и книгу. Ее часто приглашали выступать с докладами на национальных и международных конференциях. Она любит отдыхать во Франции и бывает там несколько раз в год.

Клиническая история

Элизабет выносливая, активная дама, она была очень здоровой до начала болезни, которая привела ее к серьезному хирургическому вмешательству в сентябре 1983 г. Она относит начало своих бед к 1972 г. Весной того года Элизабет заняла свой нынешний пост, а осенью купила дом, имея твердые планы, что они с сестрой (которая была на 18 лет старше) будут жить вместе. Едва они въехали, в дом, сестра умерла, Элизабет в этот момент была на работе.

В 1980 г. ее любимый кот Топси умер после долгой болезни. Элизабет быстро взяла кошку из Королевского общества защиты животных. В ту же неделю Люси родила четырех котят. Элизабет оставила двух из четырех, Дэнди и Рози. Когда близнецам было по семь месяцев, Элизабет однажды вечером в ноябре пришла с работы и узнала, что Дэнди погиб под машиной.

Элизабет плохо реагировала на смерть двух своих кошек. Воскресли все чувства, связанные со смертью сестры. У нее очень быстро развился опоясывающий лишай. Врач, которого она посетила, по-видимому, не понял глубины ее горестной реакции и велел взять себя в руки — “иначе вы полностью разрушите свое здоровье”. Элизабет “взяла себя в руки” и очень быстро стала вновь участвовать в различной деятельности. Она взяла вторую кошку в компанию Рози. В мае 1981 г., когда она читала лекции в Страсбурге, у нее начались боли в животе. Боль продолжалась, когда она вернулась в Англию. Теперь она будила ее по ночам. Врач общей практики сказал: “Это все в голове. Вы остро реагируете по поводу ваших кошек. Уезжайте в отпуск. Пусть на вашем ночном столике стоит стакан молока”.

Она поверила врачу, и, думая, что все, должно быть, в голове, уехала в отпуск, но боль поехала вместе с ней. Ей не предложили никаких лекарств. Неделю за неделей боль усиливалась, Элизабет начала испытывать тошноту, появились признаки кровотечения из прямой кишки. Она страдала от отсутствия сна, депрессии и сомнений в себе. “Я начала верить тому, что это невроз. Я просто не могла держать себя в руках”.

В первые недели 1982 г. у Элизабет была диагностирована язва двенадцатиперстной кишки. Был начат десятинедельный курс лечения. Почти немедленно после того, как лечение закончилось, у нее случился кризис с полупрободением. В результате ее забрали в больницу и возобновили лечение. С этого момента “.... это было жалкое существование. Мне приходилось избегать пищи, от которой я действительно получала удовольствие”.

В сентябре 1983 г., возвращаясь на машине из отпуска с севера, она была атакована “мучительной болью”. Элизабет на следующий день показалась хирургу-консультанту, который участвовал в ее лечении с самого начала. Он назначил срочную операцию; выборочный разрез блуждающего нерва и удаление части желудка.

Говорит Элизабет

“Вопросы рвались из меня, но некоторые из них звучали так глупо и по-детски. Вот все, что я спросила: “Какой будет эффект?” Врач сказал, что я буду чувствовать себя намного, намного лучше; больше не будет боли; я опять смогу нормально есть. Он сказал, что вся операция заключается в разрезании некоторых волокон блуждающего нерва, чтобы контролировать кислотную секрецию. Я почувствовала облегчение. Я-то воображала, что это будет действительно серьезная операция. У меня никогда в жизни не было операций. О, да, я все же спросила его, есть ли риск. На самом деле это был вопрос: “Я умру?” Я не смогла спросить: “Сколько времени меня не будет дома?” Существовал мой дом, мои кошки, сад, и, конечно, мои сотрудники. Было так много тревог, которыми я хотела поделиться, и оставалось так мало времени, чтобы как-нибудь все устроить. Так как я жила одна, хирург сказал, что организует для меня выздоровление. Я не понимала, что после операции мне понадобится интенсивный уход медсестры. Я была так наивна.

Я думала, что умираю. Что-то прошло неправильно, и я очень плохо реагировала на анестезию. Я провела три дня в отделении интенсивной терапии. Это был шок, особенно потому, что хирург пообещал мне: я вернусь в свою комнату через какие-то часы. Конечно часы, но их было семьдесят два! Что я чувствовала? Это неописуемо! Сохранилось смутное воспоминание, что меня заставили выбраться из постели, держа швы одной рукой, а дренажи и вещи другой. О да, теперь я могу смеяться над этим, но тогда я чувствовала себя униженной, преданной и совершенно не готовой ко всем этим мучениям. Я ощущала свой желудок как гигантский футбольный мяч, наполненный ветром, который не переменится никаким образом, так, что он чуть до лопался.

Я спросила хирурга, много ли времени пройдет, прежде чем я почувствую себя лучше. Он сказал, что последствия операции пройдут через четыре—шесть месяцев, но может пройти два—три года, прежде чем я буду действительно физически здоровой: “Психологически это целиком зависит от вас”. Я бы с радостью ударила его. Я была так сердита. Его это, по-видимому, не волновало. Как и всех остальных, или так казалось. Я провела в больнице двенадцать дней. Двенадцать дней! И я думала: “О, просто перерезать несколько волокон, пара дней”. Все так просто? Я не могла есть, глотать было очень трудно, и ветер по-прежнему грозил задушить меня. Честно говоря, я была напугана. Я провела очень много времени в слезах. Мои дни освещались цветами и подарками от моих коллег и друзей. Медсестры казались мне очень раздраженными. Вся эта больничная история заставляла меня чувствовать себя униженной. Я больше не была личностью.

Затем я поехала в дом для выздоравливающих, где у меня была сомнительная “привилегия” в виде маленькой собственной квартиры. Великолепный вид сверху — лестница из сорока трех ступенек! Я была как Великий Старый герцог Йорк: когда я находилась наверху, мне было хорошо, а когда я находилась внизу, я была подавлена! А подавлена я, конечно, была. Депрессия подавила меня. Это конечно, не внушало персоналу любовь ко мне. “Какая вы везучая. У вас славная квартира, масса посетителей и так далее. Почему же вы такая жалкая?” Полагаю, я была везучей. Многие другие пациенты были жертвами рака и каждый день ходили на лечение. Но, казалось, абсолютно не в моей власти что-нибудь сделать по поводу моих страданий.

Со мной обращались, как с трехлетней. Я ненавидела дом для выздоравливающих. Меня вынуждали становиться зависимой. Все автоматически забирали из моих рук. Пример? “Выпейте вот это” (помощник медсестры). “Что это?” “Не имеет значения, просто выпейте”. Это была абсолютно никудышная неделя. Предполагалось, что я проведу там две недели, но никоим образом я не смогла бы остаться на вторую. Да, полагаю, я была трудной пациенткой. Мне не было назначено ежедневное лечение. Я не умирала (хотя мне часто хотелось умереть), и я стала настаивать на том, чтобы уйти домой. Полностью отсутствовало понимание моего физического и психологического состояния. Кто-то из друзей хотел отвезти меня в воскресенье к мессе, но персонал отказал мне в этом. Пришел священник, но я была не в состоянии исповедаться. Он разговаривал со мной, и когда он говорил, пришло исцеление. Я думаю, он вернул мне мое нормальное психическое состояние.

Пришлось выдержать бой, когда я сказала им, что уйду домой. Когда они увидели, что я настроена решительно, все, меня спросили: “Вы можете ухаживать за собой?” Я сказала, что могу, и делала это. Не было приготовлений к моему уходу домой, не было рекомендаций, не было указаний о том, что мне следует и чего не следует делать. Реабилитация? Я не думаю, что это когда-либо приходило им в голову.

Друг приехал за мной. Затем действительно начались неприятности. Я была совершенно не подготовлена к тому (кажется, я вообще была не подготовлена ко множеству вещей, не так ли!), насколько слабой я себя чувствовала. Я не могла делать ничего, не было никаких сил даже для того, чтобы вымыть посуду или убрать постель. Полагаю, я просто катилась по наклонной плоскости. О да, я была подавлена! Я никогда не возражала против того, чтобы самой заботиться о себе, но одиночество в сочетании с горой страха сделало мою жизнь совсем невыносимой. Как действовала на меня депрессия? Я чувствовала, что достигла последней черты; я буду вынуждена уйти. Моя память полностью отказала, то такой степени, что я не могла вспомнить телефонный номер своей сестры. Я не могла сосредоточиться, чтобы читать или писать; я слушала музыку и складывала из кусочков головоломку за головоломкой. Таков был уровень моей сосредоточенности. Эмоционально я чувствовала себя бредущей по бесконечной пустыне.

О да, была Анна, желающая мне добра, но так обманывающая мое доверие. Например. Однажды я просто мечтала о винной жевательной резинке. Когда она пришла из магазина, знаете, что она купила? Конфеты! “Я подумала, что это будет лучше для тебя”, — сказала она. Я была ужасно расстроена тем, что моему уму бросают подобный вызов.

Поворотная точка наступила в мой день рождения, когда к тому времени я пробыла дома уже семь недель. Я думаю, что добралась до каменистого дна. У меня в голове возникла картина. Я была заперта в доме, смотрела в окно, люди шли мимо, но не обращали на меня никакого внимания. Преобладающим цветом был синий. Потом приехали на выходные мои родственники. Они вернули меня к жизни. Ричард заставил меня забрать машину. Я поинтересовалась, смогу ли я снова водить ее. После этого дела начали улучшаться. Теперь я все же чувствую себя намного лучше.

Но знаете, люди могут быть такими беспечными. Когда пришла патронажная сестра, она сказала: “О, вы избавитесь от этого через месяц. Это вполне обычно при вашей операции”. Не избавившись от этого, я специально спросила ее, с чем это связано. Блуждающий нерв? Честно говоря, у меня нет отгадки. Я напомнила ей о ее предыдущем высказывании. “О, это просто чтобы внушить вам некоторую веру. Я никогда раньше не встречалась с вашей операцией”, — сообщила сестра. Мое доверие к ней немедленно исчезло. Довести мое выздоровление до конца? Никто не сможет этого сделать! Ни врачи из госпиталя, ни мой лечащий врач. У меня была картина моего тела изнутри: оно казалось мне электрическим проводом, разорванным в нескольких местах; энергия пыталась пройти по нему, но не могла. Моя нижняя половина чувствовала себя совершенно отдельной от верхней. Я просто знала, что не буду чувствовать себя хорошо, пока не смогу почувствовать, что мои части воссоединены”.

Элизабет рассказывала свою историю с мягким юмором, который трудно передать, и ко времени, когда эта история была рассказана, значительное исцеление — физическое и эмоциональное — уже произошло. Но рассказанное ею проливает свет на многие моменты, уже отмеченные ранее. Элизабет была плохо подготовлена к тому, что должно было произойти. Хотя и правда, что ее операция была срочной, хирург давал пояснения по поводу последствий. Он не упомянул сильный дискомфорт и то, что пройдет несколько месяцев, прежде чем она начнет чувствовать себя лучше. Боль была сильной, но опять-таки это не было упомянуто как возможность.

Через несколько недель после того, как Элизабет вернулась на работу, она снова заболела, сосед-врач, зная, как мало “реабилитации” она получила, и, следовательно, не боясь наступить на ногу другому профессионалу, диагностировал “демпинг-синдром”. Его объяснение, что подобное часто случается при таких хирургических вмешательствах, и успокоило Элизабет, и раздражило ее. Успокоение наступило потому, что она не страдала от чего-то столь ужасного. Раздражение, смешанное с долей негодования возникло из-за факта, что на самом деле информация, которую ей могли дать, бы и она была бы избавлена бы от многих беспокойств.

Если бы хирург объяснил Элизабет, что демпинг-синдром — это тошнота, слабость, потливость и ощущение вялости после еды, что симптомы похожи на мягкую гипогликемию, я вполне уверен, она поняла бы. Большинство всех частичных резекций желудка и связанных с ними операций можно избавить от страха и дискомфорта демпинг-синдрома правильным послеоперационным уходом. Этот совет не нов и не революционен, он опубликован лет за двадцать до того, как Элизабет перенесла операцию.

На выздоровление Элизабет, конечно, повлияло то, как мало ей рассказали перед операцией и после нее. Суть этого изучения случая не в том, чтобы критиковать хирурга, сестринский персонал, или кого-то еще, но в том, чтобы привлечь внимание к тому, как стресс может влиять на болезнь и в то же время сопутствовать хирургическому вмешательству, цель которого в уменьшении причиняющих страдания симптомов. Элизабет пережила три тяжелых утраты — сестры и двух ее мохнатых друга. Существуют явные признаки того, что реакции печали связаны с нарастанием болезни, включая нарушения миокарда и другие психосоматические и психические расстройства.

Случай Элизабет демонстрирует, как важно консультирование. Выздоровление Элизабет было настолько хорошим, насколько его можно приписать сильной личности, которая помогла ей подняться над нападением на ее тело. Это сочеталось с поддержкой, которую она получила от широкого круга друзей и коллег. Другой человек, не такой счастливый, чья эмоциональная жизнь была менее стабильной и который не имел эффективной системы поддержки, вполне мог разрушиться под тяжестью стресса, который привел бы к дальнейшему физическому или эмоциональному заболеванию.

Элизабет обратилась ко мне примерно в то время, когда она начала выходить после операции и после обнаружения “демпинга”. История, в том виде, как я записал ее, была рассказана мне за ряд сеансов. Когда Элизабет заговорила о “разорванном электрическом проводе” и связанном с ним образом синей комнаты, я подумал, что она откликнулась бы на работу с образами.

Элизабет не являлась клиенткой, с которой легко можно было добиться релаксации: релаксация была не в ее стиле. Работая с образами, я хотел сделать две вещи: помочь уменьшить боль и устранить повреждение, причиненное образу ее тела. Довольно часто, работая с болью, я мягко кладу руку или руки на пораженную часть. Если это клиентка и если пораженная часть — табуированная область, я прошу клиентку положить свою руку на часть тела, а затем кладу мою руку на ее. Чаще, при боли где-нибудь в позвоночнике, я легко касаюсь рукой головы клиента. Такое “наложение рук” имеет явное религиозное значение, хотя я делаю это совсем не потому. Скорее это происходит из опыта, в котором голова — корона тела и фокусная точка всех нервов тела.

После того, как Элизабет расслабилась, положив мои руки на свои над областью швов, я сначала попросил ее представить себе, как выглядит боль. Это пример “объективации чувства”, уже обсуждавшийся в образе Ментора в девятом путешествии. Часто, выполняя просьбу сделать это, клиенты представляют себе боль чем-то тяжелым, как камень, или острым, как шар, утыканный гвоздями, и представляемый “объект” нередко олицетворяет тип боли, от которой страдают.

Элизабет понадобилось некоторое время, чтобы представить себе что-нибудь. “Не мое сильное место, — пробормотала она. — Хотя, вот что я вижу: несущаяся вихрем масса света, как в калейдоскопе, но движется она очень быстро, как компьютерный образ. Немного помощи, извините!” Я сказал, что все прекрасно, для меня это явилось замечательным олицетворением хаоса. Я не делал попыток “анализировать” цвета или связывать с ними чувства; я также не предложил Элизабет разработать этот образ дальше. Я спросил: “Если вы представите, что смотрите на спидометр и соотносите движение цветов с ним, на какой бы скорости они вращались?”

“О, Боже, дайте подумать. Да, намного выше предела скорости, примерно девяносто. Я действительно в быстром ряду на шоссе”, — ответила она. Ее связь внутренней скорости с вождением машины предоставила полезную связь. Я попросил: — “Хорошо, держите один глаз на спидометре, а второй на цветах, теперь медленно, очень медленно, уменьшайте давление на дроссель. На каждый счет десять убавляйте еще немножко. Просто слушайте мой счет”. Затем я начал медленно считать от одного до десяти: “Убавляйте еще немножко; один, два, три и так далее”. Затем я повторял указание убавить еще немножко. Сделав пять повторений, я спросил ее что теперь показывает спидометр. “Он снизился до шестидесяти”, — ответила Элизабет. Я продолжал спрашивать: “А как вы себя чувствуете?” — “Лучше контролирую”, — произнесла клиентка.

Мы повторяли эту последовательность, пока Элизабет не сумела снизить скорость до комфортных пятидесяти. Она не могла сделать меньше, но и так чувствовала себя комфортно. “Как вы себя чувствуете теперь?” вновь спрашивал я. “Все это взбалтывание более или менее прекратилось. Раньше я едва дышала, а теперь делаю глубокий вдох, которого не могла сделать долгое время. Я думаю, что была испугана”, — ответила Элизабет.

Я поздравил ее с достижением и пошутил, что теперь полиция не остановит ее за превышение скорости. Затем я предложил, чтобы мы работали над поврежденным образом тела, основываясь на ее собственном образе разорванного провода. Для этого я мягко положил свои руки на ее голову и ждал. Опыт научил меня: когда я спрашиваю, что происходит, клиент обычно отвечает: “Я чувствую жар на голове”.

Существует весьма выразительный признак из области психического излечения: руки излучают энергию, и это часто можно почувствовать. Элизабет сказала: “Я чувствую ужасный жар в макушке. Я знаю, там ваши руки, но жар, как мне кажется, идет сквозь них, а не из них”. Я почувствовал, что настало время двигаться вперед.

“Представьте себе, что этот жар трансформируется в свет, чистый белый свет, теперь медленно идущий через вашу голову, вниз по позвоночнику; скажите мне, когда он дойдет до разорванного провода”. Некоторым клиентам нужны дальнейшие “указания”, что делать дальше; Элизабет нет. “Свет дошел до разорванного конца, и я вижу другой конец, отделенный большой черной брешью. Я спрашиваю себя: “Кто может помочь свести эти два конца вместе?” Я слышу слова: “Он исцелит повреждения”. Я думаю, они из Библии”. (Так и есть. Псалом 60:2).

Она продолжала: “Внезапно свет начинает образовывать дугу через пространство и достигает другой стороны. Как будто создаются новые нити”. “Пожалуйста, скажите мне, когда работа по ремонту будет закончена”, — попросил я. Когда она это сделала, я сказал: “Теперь я хочу, чтобы вы поддерживали течение света и позволили ему излучаться вовне, к каждой части вашего тела, к кончикам пальцев ваших рук, пальцам ног, даже к концу каждого волоска у вас на голове. Скажите мне, когда почувствуете, что хотите закончить”. Примерно через пять минут, в течение которых Элизабет сидела вполне спокойно с закрытыми глазами, очевидно полностью поглощенная тем, что происходит с ней, она произнесла: “Свет начинает блекнуть. Я думаю, пора закончить”. Я сказал: “Сейчас я убираю руки, а когда вы будете готовы, через некоторое время, возвращайтесь в эту комнату”.

Она улыбнулась, открыла глаза и сказала: ”Это было просто чудесно. Теперь я чувствую себя опять целой. О, я знаю, нерв по-прежнему перерезан, но, кажется, это не имеет значения”. Я сообщил ей, что она может делать любое из этих упражнений сама, особенно первое, когда почувствует, что возникает опасность “превышения скорости”.

Элизабет освоила ощущение того, что она снова управляет, а это необходимо в здоровой жизни. Элизабет не была чудесно “вылечена”, блуждающий нерв не соединился. Излечено было ее представление о самой себе, которому хирургическое вмешательство нанесло серьезную травму. Время от времени она и сегодня продолжает испытывать проблемы “демпинга”, но страх “чего-то более ужасного” — рака — отступил. Эта идея “сфокусированного внимания” важна при ослаблении боли. Она такова, что каждый может научиться ее использовать.

Резюме

Возникновение болезни и связанной с ней боли для многих людей — черный день в календаре, перекресток, куда их толкала какая-то невидимая сила, над которой у них не было контроля. Дорога болезни, по которой они идут, ведет только к мрачной земле боли, грозящей погрузить их в изолирующую, деморализующую черноту. Боль часто мешает основным действиям повседневной жизни, и многие люди страдают от психологических нарушений, таких как депрессия, тревога и ухудшение личных отношений, что усугубляет их изоляцию и уход в себя.

С болью будет легче справиться, если мы сумеем как-то подготовиться к ней. Два случая — Тони и Элизабет — иллюстрируют использование образов, чтобы уменьшить боль. Здесь стоит подчеркнуть: очень часто существует связь между депрессией и невралгией тройничного нерва, которая поразила Тони, хотя трудно сказать с уверенностью, что наступает раньше. Но без сомнения, продолжительная, мучительная боль рождает тревогу и депрессию.

Мы видели, что Элизабет не дали ответов на вопросы, в которых она нуждалась, чтобы быть способной выдержать последствия серьезной операции. Боль, которую она чувствовала, конечно, была реальной, и, возможно, гнев и огорчение, которые она испытывала, сделали боль сильнее и заставили ее длиться дольше. Образы дали Элизабет мощный инструмент, чтобы контролировать боль через сфокусированное внимание.

Девятое путешествие - Работа с образами и символами в психологическом консультированиии - Стюарт В.