ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТЬ

– Феноменология как универсальная наука, выводящая мир из конституирующих интенций чистой трансцендентальной субъективности, неминуемым образом сталкивается с опасностью солипсизма. "Когда Я, медитирующее Я, – замечает Гуссерль, – редуцирую себя с помощью феноменологического эпохe к моему собственному трансцендентальному Эго, не становлюсь ли я solus ipse и не остаюсь ли я им на протяжении всего процесса последовательного самоистолкования под титулом феноменологии?" [28] С другой стороны, очевидно, что солипсизм не является здесь отправным пунктом рефлексии; он – именно препятствие, подстерегающее анализ на путях самопознания, точнее, даже не препятствие, а видимость, кажимость, призрак (Schein, Gespenst) препятствия; как таковой, солипсизм – не столько реальная проблема мысли, сколько "мысленный эксперимент" (Gedankenexperiment), a солипсист – "сконструированный субъект" (konstruiertes Subjekt), который, по словам Гуссерля, даже не заслуживает своего имени. "Абстракция, осуществленная нами... не дает изолированного человека, изолированную человеческую личность. Эта абстракция состоит не в том, чтобы подготовить коллективное уничтожение людей и животных, окружающих нас, пощадив одного лишь человеческого субъекта, который есмь я. Субъект, оставшийся бы одним в этом случае, был бы все равно человеческим субъектом и оставался бы всегда интерсубъективным предметом, постигающим и полагающим себя в качестве такового" [29]. Как бы ни было, но Гуссерлю пришлось одолевать это препятствие", феноменологически формулируемое им как проблема конституирования интерсубъективности.

Если для достижения чистого сознания феноменолог прибегает к радикальной процедуре "заключения в скобки" (см. "РЕДУКЦИЯ") всего эмпирического мира, а значит и всех других субъектов, поскольку и они принадлежат к эмпирическому миру, включая и свое собственное эмпирическое "Я", то каким образом из полученной "чистой субъективности" трансцендентальное "Я" приходит к трансцендентальным другим "Я"? Разрешению этой труднейшей ситуации посвящены многие страницы в поздних работах Гуссерля; мы проследим логику его рассуждений, изложенных в §54 "Кризиса европейских наук" и в пятой картезианской медитации. Трансцендентальное "Я", с одной стороны, совершенно уникально и лично не склоняемо. Но в отношении самого себя оно проявляет трансцендентальную склоняемость путем присущего ему особого акта конституирования, и тем самым оно конституирует из самого себя и в самом себе трансцендентальную интерсубъективность ("Ты", "Мы", "Они" и т.д., как интенциональные модификации трансцендентального "Я"). К этим интерсубъективным модификациям оно затем причисляет и себя в качестве привилегированного (по сравнению с "Я" трансцендентальных других) члена. Саму же возможность модификаций Гуссерль объясняет по аналогии с "внутренним сознанием времени". Когда мы нечто вспоминаем и пытаемся трансцендентально истолковать припоминаемое, мы знаем, что к нему, как к прошедшему, имеющему смысл бытия прошедшего настоящего, принадлежит равным образом некое прошедшее "Я" того бывшего настоящего, тогда как действительно изначальное "Я" наличествует актуально, и к этой актуальности принадлежит (поверх того, что является как сфера актуальных предметностей) само припоминание в качестве наличествующего переживания. Таким образом, актуальное "Я" конституирует в модусе прошлого измененный модус самого себя как сущего. Это позволяет проследить способ, которым актуальное "Я", постоянно присутствуя в своем потоке, конституирует себя, так сказать, в самовременении, длясь сквозь "свои" прошлые состояния. Аналогичным образом актуальное "Я" конституирует в себе некоторого Другого в качестве Другого. Самовременение (Selbstzeitigung), достигаемое через припоминание (путем, так сказать, развременения настоящего – Ent-gegenwartigung), имеет аналогию в моем отчуждении, или вчувствовании, являющем высшую степень развременения настоящего. Так во мне получает значимость бытия некое другое "Я" в качестве соприсутствующего, хотя очевидность его совершенно иная, чем очевидность "чувственного" восприятия. Поэтому путь к трансцендентальной интерсубъективности (Гуссерль называет ее и "трансцендентальной общностью", подчеркивая социальные импликации проблемы) лежит через радикально осмысленную трансцендентальную субъективность; но теперь уже каждое трансцендентальное "Я" с необходимостью должно быть конституировано в мире как личность, и это значит, что каждый человек несет в себе трансцендентальное "Я" [30].

Особый акт конституирования, лежащий в основе трансцендентальной склоняемости "Я", Гуссерль связывает с интенцией "вчувствования" (Einfuhlung), которое непрестанно трансцендирует за пределы монадического "Я" и конституирует "Ты", "Мы", "Они", как отражения и аналоги "Я" (alter ego), но не в обычном смысле слова. Поскольку "Ты" не тождественно "Я", между ними существует не непосредственная связь, а опосредованная. Эту интенциональную опосредованность Гуссерль называет аналогизирующей апперцепцией, или аппрезентацией, реализуемой с помощью ассоциации (причем сама ассоциация понимается не в традиционном смысле, как некоего рода "внутридушевная гравитация", а как интенциональная область "врожденных" априори, конституирующих чистое "Я"). Таким образом, "Ты" оказывается интенциональной модификацией "Я", в основе которой лежит непосредственная перцепция Другого [31].

В целом, можно сказать, что проблема интерсубъективности, несмотря на утонченнейшую стилистику феноменологического самоистолкования в трудах Гуссерля, так и не получила аподиктически достоверного прояснения. Отмечался, в частности, тот тупик, который обусловлен природой интенционального конституирования другого "Я". Ведь к числу существенных признаков всякой интенциональности относится, по мысли Гуссерля, принципиальная нейтральность в отношении онтологического статуса конституируемого объекта. Ноэматический объект сознания не существует, а именно "мнится" (или "конституируется", все равно). "Его esse, – подчеркивает Гуссерль, – полностью заключается в его percipi; но эта формула не должна быть взята в берклеанском смысле, так как percipi не включает здесь в себя esse в качестве реально существующего элемента" [32]. Следовательно, esse интенционального акта может быть чем угодно – деревом, кентавром или другим "Я"; сама по себе интенциональность не дает никаких оснований отличать реальность от фикции, и значит вполне фиктивной может оказаться вся проблематика трансцендентальной интерсубъективности, а вместе с ней и весь социальный пафос поздней феноменологии! Другую, не менее принципиальную трудность выразительно сформулировал Мерло-Понти: "Позиция другого, как другого меня самого, по сути дела, невозможна, если ее должно осуществить сознание: иметь сознание, значит конституировать; я, следовательно, не могу иметь сознание другого, так как это значило бы конституировать его как конституирующего, и как конституирующего по отношению к самому акту, посредством которого я его конституирую" [33]. В дальнейшем мы еще вернемся к этим апориям "Я", обнажающим недостатки и неокончательность феноменологической редукции.