ВЕРОВАНИЯ

В философии, выражение "верования* всегда вызывало много затруднений. Во-первых, верование отождествлялось с верой и противопоставлялось знанию, но одновременно считалось, что всякое знание и всякое утверждение основываются на верованиях. Например, для рационализма верование — это очевидность прирожденных начал и форма фундамента всякого знания. Для эмпиризма, верование тоже является фундаментом знания, но постольку, поскольку оно опирается, в конечном итоге, на живость чувственных впечатлений. Кроме того, можно различать понимание верований выводимых только из субъективных восприятий человека, без всякой связи с объективной действительностью, и понимание верований как согласия с этой объективной действительностью. Первое понимание ведет от субьективизации верований к абсолютизации верующего существа, а второе ведет, например, в иудаизме, а затем и в христианстве, к связи между верованиями и трансцендентной истиной.

В политическом смысле, верования тесно связаны с содержанием политических учреждений вообще и с формой верховной власти в частности, являясь, таким образом, одним из элементов государства

Фюстепь де Куланж, в "Древней гражданской общине", говорит: "Взгляните на учреждения древних, не размышляя о их верованиях, и вы найдете их темными, не объяснимыми... Но рядом с этими учреждениями и этими законами поставьте верования: факты тотчас станут ясными". (Стр. 2. 3; цит. в "Монархической Государственности" Л. А. Тихомирова). В данном случае, подразумеваются в первую очередь религиозны” верования, на основании исторически неоспоримого факта присутствия религиозных начал во всех государственных образованиях древности. Однако, это не только сужает понятие верований, но и ограничивает их роль во многих современных государствах, являющихся безрелигиозными, или даже антирелигиозными.

Блюнчли пытался установить в науке четвертую форму верховной власти, называя ее "идеократией", понимая при этом под "идеями" также и верования.

Ферреро выводит легитимность той или иной формы власти из общедействительных верований в эту легитимность. Так, говорит он, раньше было распространено верование, что только монархия является легитимной формой власти, а в наше время широко распространено верование в исключительную легитимность власти демократической. В этих случаях, понятие верования сливается с понятием "консенсуса", согласия.

Ортега-и-Гассет определяет такой "консенсус" как "общее полное верование в определенное представление о жизни и мире...”. ("Одна интерпретация всемирной истории", Мадрид, 195Q, стр. 190). Теперь понятно то, что я называл легитимностью. Кто-то легитимен — царь, сенат, консул —, когда его исполнение власти основано на компактном веровании, которым обладает весь народ, что он в действительности является тем, кто имеет право исполнять ее... Поэтому, когда это общее полное верование раскалывается, ослабляется или рассеивается, вместе с ним раскалывается и легитимность". (Там-же, стр. 174). "За распадом верований и системы нравственных норм, то есть поведения, следует немедленно распад легитимности публичной власти". (Там-же, стр. 226). Тогда, "нет законного государства, потому что нет состояния общего духа в обществе". (Там-же, стр.228).

Л. А. Тихомиров считает верования частью "социального фундамента государства", каковым является "нация", то есть "народ или совокупность племен, достаточно объединенных чем-либо материальной нравственно; тут имею туже значение и территория, географические условия, условия труда, язык, верования, исторические условия и т. д.". ("Монархическая Государственность", Буэнос Айрес, 1966, стр. 30. Дальше — ссылки на страницы этого труда).

Верования выражаются больше всего в верховной власти, "которая есть конкретное выражение принципа, принимаемого нациею за объединительное начало". (33). "В той или иной форме верховной власти выражается дух народа, его верования и идеалы, то, что он внутренне сознает как высший принцип, достойный подчинения ему всей национальной жизни". (67). Лишь, "если в обществе не существует достаточно напряженного верования, охватывающего все стороны жизни в подчинении одному идеалу, то связующей силой общества является численная сила, количественная, которая создает возможность подчинения людей власти даже в тех случаях, кот да у них нет внутренней готовности к этому". (68). "Верховная власть... выражает весь дух, предания, верования и идеалы народа". (80).

Л. А. Тихомиров считает, что "государство не может существовать без какого-либо идеократического элемента, без нравственного смысла". (138). Упоминая святого Константина Великого, Тихомиров отмечает, что он "являлся представителем не какой-либо, хотя бы и христианской, народной воли, а выразителем народного нравственно-религиозного идеала". (143). Именно в силу этого, святой Константин явился "новым монархом", который "выступил властью верховною.... но не безусловною, не абсолютною". (143). "Для того, чтобы нравственное начало могло оказывать свое благодетельное влияние на политические отношения, необходимо, чтобы источники зарождения и созревания этики были независимы от государства. Государство есть область принуждения. Этическое начало, по существу, самобытно и свободно". (466). "Всеобъемлющий нравственный идеал может давать только верование" (468).

Ф. М. Достоевский в "Дневнике писателя" за 1880 год, высказывает мысль, что этот "нравственный смысл" или "нравственный идеал" не только является "высшим принципом" и "объединительным началом” национальной и государственной жизни, но и учредительной силой, создающей саму национальность: "При начале всякого народа, всякой национальности, идея нравственная всегда предшествовала зарождению национальности, ибо она же и создавала ее. Исходила же эта нравственная идея всегда из идей мистических, из убеждений, что человек вечен, что он не простое земное животное, а связан с другими мирами и с вечностью".

Основатель сионизма, Теодор Герцль, тоже говорит, что "в начале — идея". (Речь на Пятом конгрессе сионизма, в Базеле). В другой речи (в Берлине) Герцль говорит об "облачении древнего народного идеала в политические формы". В своем труде "Еврейское государство". Герцль подчеркивает, что "мы признаем сами себя принадлежащими к одному народу только через веру наших отцов".

Для того, чтобы точно определить понятие "верований", в первую очередь необходимо установить разницу между верованиями и идеями, с одной стороны, и верованиями и верой, с другой.

Наиболее полные исследования в этой области произвел испанский мыслитель Хосе Ортега-и-Гассет (1883 - 1955), в ряде своих трудов. Один из них так и называется: "Идеи и верования". (Jose Ortega у Gasset. "Ideas у creendas1. Madrid, 1968. Дальнейшие ссылки относятся к страницам этого издания, в собственном переводе с испанского).

В самом начале этого труда, Ортега отмечает, что вопросы об "идеях* человека, или об "идеях" времени, являются первичным требованием человека, принадлежащего к европейской культуре. Однако, само понятие идеи неясно, так как это выражение мы можем отнести к весьма разным вещам. В первую очередь, это “неожиданные мысли” которые нам приходят в голову. Эти мысли могут иметь разные степени истинности, начиная от самых вульгарных, и кончая “научными теориями”. Но они всегда будут своего рода "происшествиями". Они "появляются тем или иным способом, в рамках жизни, которая существовала до них". (Стр. 18).

Однако, жизнь сама по себе обозначает "иметь дело с чем-то: с миром, с самим собой. Но этот мир и это "само собой", с которыми человек имеет дело, ему являются уже под видом определенной интерпретации, под видом “идеи” о мире и о себе самом”. (Стр. 18). Так, "мы сталкиваемся с другимпластомидмй, которыми обладает человек. Но, насколько они отличаются от всех тех идей, которые у него возникают, или которые он воспринимает) Эти основные "идеи", которые я называю “верованиями" не возникают в какой-то день и в какой-то час внутри нашей жизни, мы не доходим до них путем отдельных актов мышления, они не являются мыслями. которые мы имеем, не являются домыслами, даже из наивысшей категории, по своему логическому совершенству, и которые мы называем рассуждениями. Полностью наоборот: эти идеи, которые в действительности являются верованиями, образовывают то, что содержит нашу жизнь, и поэтому они не обладают характером частного содержимого жизни. Уместно сказать, что они не являются идеями, которые мы имеем, но идеями которыми мы являемся. Больше того: именно потому, что они являются самыми коренными верованиями, они для нас смешиваются с самой действительностью — они наш мир и наше бытие —, они теряют посему характер идей...". (Стр. 18, 19).

Таким образом, существуют два вида идей: ideas ocurrencias (которые вернее всего следует перевести как идеи-домыслы или идеи-вымыслы) и ideas-creencias (идеи-верования). Для краткости, Ортега предлагает называть эти два вида идей просто "идеями" и "верованиями". В число первых Ортега включает даже “самые строгие истины науки”. Их можно творить, утверждать, дискутировать, распространять, бороться за них и против них, и даже можно умирать за них. Но мы не можем ими жить. Они дело наших рук, и предполагают нашу жизнь, которая опирается на идеи-верования, которые мы не создаем, которые, в общем, мы даже не формулируем себе и которые мы не дискутируем и не распространяем..." (Стр. 19).

"Верования образовывают фундамент нашей жизни, почву на которой она совершается”. (Стр. 24). Верования у человека есть или нет, но он никак не додумывается до них. Однако, когда в этой почве верований появляются поры, полые места, иногда соединяющиеся в трещины, когда человек начинает сомневаться в своих верованиях, тогда ему не остается ничего другого, как попытаться заполнить эти трещины своими домыслами, появляющимися в результате сомнений в свои верования. "Идеи рождаются из сомнений, то есть в пустоте или в дырах верований. Поэтому идеи, которые мы измышляем, не являются для нас подлинной и полной реальностью. Из чего виден ортопедический характер идти: они действуют там, где верование сломлено или ослаблено". (Стр. 48). Когда эти домыслы группируются в системы, они образовывают идеологии. (См.; "Сущность современных идеологий". И. Андрушкевич. "Наша Страна" 1105, 1106 и 1107, май 1971 года).

Политическое значение верований происходит от того, что они "обыкновенно являются “коллективным явлением”, ибо они не являются "просто мнением, идеей, теорией". (Jose Ortega у Gasset. -Del Imperio Romano". Madrid, 1960. Стр. 99). Другими словами, верования сами по себе коллективны, в то время, как идеологии (наборы идей-домыслов) получают коллективное значение лишь вследствие принуждения (пропагандой масс-медий, террором, полицией и т. д.).

Поэтому Ортега называет государства в периоды, когда они опираются на верования. "жизнью в виде свободы”, в то время. как периоды идеологические он называет "жизнью в виде приспособления". (Там-же, стр. 140). Поэтому, все исторически устойчивые политические учреждения "инспирированы обстоятельствами, но опираются на дно твердых верований, образующих душу нации, пока нация имеет душу". (Там-же, стр. 141).

Таким образом, верования, как социологическое явление, шире чисто религиозных верований, хотя последние, как правило, являются ядром первых. Социологическая проекция верований подтверждается их связью с нравами (по-гречески "этос", по-латыни "морес", откуда "этика" и "мораль", а по испански "uses"). Ортега посвятил свой фундаментальный труд "Человек и люди" ("El hombre у la gente") роли нравов в обществе.

Такое понимание верований и идеологий помогает лучше понять политику, как внутреннюю, так и международную. В правильной монархии, монарх символизирует единство основных народных верований. В аристократии, народ отбирает лучших представителей, для реализации этих верований. В республике, имеется налицо согласие, или симфония, между верованиями большинства и меньшинства. (Цицерон говорил, что Римская республика покоилась на "согласии разрядов", или классов). В тирании, тиран идет против верований народа, в современных диктатурах с помощью идеологий. В олигархии, меньшинство не считается с верованиями народа. В демократии, не только вообще отрицаются коллективные народные верования, но они также и распыляются искусственно, для того чтобы обеспечить монополию идеологий/Таким образом, верования являются одним из элементов государства, только в разных режимах власть относится к ним по разному.

История, являющаяся экспериментальным полем политики, показывает, что все мутации или преобразования государств зависят больше от смены верований населения, чем от территориальных перемен, и даже от смены власти. Так, птоломеевский Египет является продолжением прежнего Египта, несмотря на то, что его фараоны, столица и руководство стали эллинистическими, ибо завоевания Александра Македонского не привели к радикальной перемене верований, а к их синкретическому смешению. Египетская система многобожия лишь обогатилась новыми богами, продолжая сохранять и всех прежних. Но, мусульманский Египет уже совершенно новое государство, потому что с арабским завоеванием одновременно происходит радикальная перемена верований населения (и их символов), которое даже подменяет свой собственный язык арабским. Точно также, Новоперсидское царство Сасанидов превращается в новое государство, потому что арабское завоевание тоже ведет не только к смене власти, ной к смене верований населения.

Вся международная политика является, в конечном итоге, лишь отражением подспудной борьбы между отдельными верованиями, или между идеологиями и верованиями, а иногда и между отдельными идеологиями.