ОБЩНОСТЬ и ОБЩЕСТВО

- концепты социологического творчества Ф. Тённиса .

Согласно филолого-социологическим комментариям А.Н. Малинкина, "центральное понятие социологии Ф. Тённиса "Gemeinschaft" (в паре с "Gesellschaft") по установившейся традиции переводят либо как "община", либо как "сообщество". Представляется, что перевод этого термина как "общность" более точен с филологической, корректен с логической и более адекватен с социологической точек зрения... В немецком языке есть по крайней мере три термина, переводимых (вне устойчивых выражений) как "община": Gemeinde, Gemeinwesen, Gemeinschaft. Во-первых, по сравнению с социально и исторически конкретным словом "Gemeinde" (община; местное самоуправление; церковная община, приход) слово "Gemeinschaft" выгодно отличается тем, что оно более абстрактно: 1) общность, единство, единение, содружество, сообщество; связь, общение; 2) общество, объединение. По сравнению с "Gemeinwesen" (коллектив; коммуна, община; общество) термин "Gemeinschaft" делает акцент не на общем как сущности или общем как общем деле, благе и т.п., а на факте и форме общего, данного как единство, единение. Такой абстрактный и одновременно формальный смысл слова "Gemeinschaft" дает основание переводить его не как "община", а именно как "общность", что более точно соответствует духу тённисовской "чистой’’, или формальной, социологии". Во-вторых, Ф. Тённис рассматривает разные конкретно-исторические виды общин как "корпорации", включая в это общее понятие родовую общину (Geschlechtsgenossenschaft), деревенскую общину (Dorfgemeinde), сельское товарищество (Markgenossenschaft), политическую общину (politisches Gemeinwesen) или городскую общину (Stadtgemeinde), а также христианскую общину (kirchliche Gemeinde) или церковь. Если учесть, что общностями являются, то есть имеют "общностный" - в понимании Ф. Тённиса, сплоченный - характер не только общины как "корпорации", но и "совокупности", а тем более социальные единства, образованные на основе естественных человеческих "отношений", то было бы логично заключить, что слово "община" не может быть достаточно корректным переводом тённисовского термина "Gemeinschaft". В-третьих, выбор в пользу "общности", а не "сообщества" сделан потому, что последнее этимологически связано со словом "общество", оно производится от него путем прибавления приставки "со": "сообщество" как бы подразумевает первичность "общества", которое на определенной стадии своей эволюции дорастает до более высокой формы - "сообщества", подобно тому как "дружба" дорастает до "содружества". Реальным примером такой эволюции может служить "europaische Gemeinschaft" - "европейское сообщество". Но если в современном геополитическом контексте такой перевод слова "Gemeinschaft" более чем оправдан, то в контексте консервативной социальной философии Ф. Тённиса, ориентированной на фундаментальные ценности, считать его адекватным с социологической точки зрения нельзя. Тённис всячески подчеркивает сущностное различие между "Gemeinschaft" и "Gesellschaft", доходящее в "гражданском обществе" до противоположности. У него последнее производно от первого, вырастает из него и держится на нем как "верхушечное явление" на "базисе". Поэтому, если этот социологический смысл трансформировать обратно в филологический, то следует признать, что "общество" вырастает из "общности", а не из "сообщества". Социологична была бы эволюционная цепочка "общность - общество - сообщество".

По мысли Тённиса, "социология - это исследование человека, но не его телесного, душевного, а его социального существа, стало быть, телесного и душевного лишь постольку, поскольку оно обусловливает социальное. Таким образом, мы хотим познать и изучить не только те умонастроения и движущие силы, которые соединяют одних людей с другими, удерживают их вместе, побуждают или стимулируют их к совместным действиям и взаимодействию, но и, прежде всего, возникающие вследствие этого продукты человеческого мышления, необходимые для сохранения и поддержания общей сущности. Последние находят свое завершение в таких важных формах, как община, государство, церковь, часто принимаемых за элементы действительности, а иногда и за нечто сверхъестественное".

Тённис пишет: "Главным среди четырех различений в отношении окружающих нас людей я считаю различие: 1) между знанием и незнанием, знакомостью и чуждостью".

Следующим значимым различением Тённис усматривает отношение 2) "симпатия и антипатия". Далее следует: 3) "доверие и недоверие", и наконец 4) "связанность".

По Тённису, человек связан с другими людьми постольку, поскольку знает, что он с ними связан; он знает об этом или в большей степени чувственно, или в большей степени мысленно; отсюда возникают чувство или ясное сознание обязательности, должности, непозволительности и справедливое отвращение от последствий неправильного, противоправного, противозаконного и вообще неправомерного и, наконец, ненравственного и неприличного действия и поведения.

Особо выделяет Тённис - 5) "социальную связанность".

По Тённису, "социальная связанность стремится стать взаимной зависимостью, что означает следующее: воля одного влияет на волю другого, стимулируя или сковывая ее или делая и то, и другое; если же воля одного совпадает, соединяется или смешивается с волей другого, то возникает общее воление, которое может быть понято как единая воля, потому что она взаимна".

Как отмечает Тённис, "многообразные способы связанности легче всего понять, соотнеся их с простейшим и одновременно рациональным типом, а именно со случаем простого обмена или взаимного связывания обещаниями, которые могут быть поняты как продленный обмен. Последний потому так характерен и ясен, что в простейшем случае обмена речь идет о двух отдельных предметах, не имеющих между собой ничего общего, кроме того, что каждый является средством по отношению к другому (как цели), каждый полезен и, стало быть, имеет ценность только как средство для достижения другого. Но если всякую взаимную деятельность и всякое взаимное содействие понимать как обмен, то, очевидно, что любая совместная жизнь также есть беспрерывный обмен взаимной деятельностью и взаимным содействием - и тем в большей мере, чем эта совместная жизнь интимней; одновременно становится явным различие между тем, когда существенный мотив каждой стороны (в наиболее простом случае там, где мыслятся две личности) - не ожидание и требование деятельности от другого или ожидание, требование, принуждение через посредство других (а равно ожидание и требование от совокупности, связывающей данного индивида, то есть соединяющей его с другими и необходимо представляющей место другого), но собственное желание и хотение на пользу другого, других или целого множества, даже если это желание и это хотение подпитываются аналогичными желаниями и хотениями другого или других. Результатом такого рода желания и хотения является совершенно иная позиция по отношению к другому индивиду или другим индивидам".

По Тённису, производные и высшие виды социальной связанности всегда содержат в себе тот элемент, который можно определить, с одной стороны, как взаимное содействие, взаимопомощь или, по меньшей мере, невраждебную, то есть мирную деятельность; с другой стороны, - как связанную (социальную) волю, определяющую индивидуальную волю. Таким образом, связанность и взаимность можно почувствовать и распознать по тому, что несоответствующее им, а тем более направленное против них поведение партнера (участника, члена) всегда вызывает противодействие другого или других и тем самым целого, если таковое себя утверждает, и оно тем неотвратимей, чем менее существование целого зависит от поведения отдельной личности... С социологической точки зрения важнее установить и недвусмысленно определить принцип, согласно которому воля большинства или особого (преобладающего) большинства считалась бы волей всего "совета" или всей корпорации.

Размышляя о "социальных сущностях", Тённис отмечает: "У социологии как особой науки есть свои особые предметы: это - "вещи", происходящие из социальной жизни и только из социальной жизни. Они - продукты человеческого мышления и существуют только для человеческого мышления, но в первую очередь - для мышления самих социально связанных людей, дающих имя тому общему, которое мыслится ими как господствующее над ними Нечто, и, наконец, представляется им личностью, наделенной волей и способной действовать. Существование такого Нечто и в конечном счете социальной личности может быть затем распознано и признано также и людьми извне - как связанными между собой, так и несвязанными, - а значит и другими социальными формами; это признание, будучи взаимным, может создать новое, в сущности аналогичное Нечто и в конечном счете новую социальную личность, непосредственно данную ее создателям; но и это новое Нечто и новая социальная личность могут быть опять-таки распознаны и признаны извне и т.д. Способ существования этих социальных вещей или личностей не отличается от способа существования богов, воображаемых, мыслимых и творимых связанными между собой людьми, будь-то в образе животных, в человеческом образе, или в образе, сочетающем в себе черты животных и человека, для того, чтобы поклоняться им. Но есть и очевидная разница: боги, которым люди поклоняются, исчезают для них, когда люди перестают верить или уже не верят в их реальное существование; хотя и тогда они все еще являются предметами теоретического мышления - исторического или социологического. Наоборот, социальные "сущности", как мы их назвали, не нуждаются в такой вере или грезе - при ясном познании их воображаемого содержания их можно мыслить и хотеть в качестве субъектов общего воления и действия".

Тённис констатирует: "Раз этим вымышленным вещам, которые пребывают не на облаках или Олимпе, а находят воплощение, скажем, в армейском или народном собрании, приписывается реальное существование, то уж оно обязательно будет связано с существованием богов, и вера в богов может поддерживать веру в республику подобно тому, как она непосредственно связана с верой в церковь и почитанием сословия священников".

По мысли Тённиса, "познание возвращает нас к простой мысли и проблеме: что, почему и как хотят мыслящие люди? Простой и общий ответ гласит: они хотят добиться конкретной цели и изыскивают самое подходящее средство, они стремятся к цели и ищут верный путь, который к ней ведет".

Осмысливая "человеческое воление", Тённис трактует его как "общечеловеческое воление, способность хотеть, понимаемая нами как естественная и изначальная, исполняется в способности мочь и существенно обусловлена взаимодействием с ней".

Тённис пишет: "Волю в таком понимании я называю сущностной волей человека и противопоставляю ее другому типу воли - избирательной воле: в ней преобладающую, или даже руководящую роль играет мышление. Избирательная воля - это рациональная воля, а рациональную волю следует строго отличать от воли разумной: последняя прекрасно уживается с подсознательными мотивами, глубинные основания которых лежат в сущностной воле; рациональная воля исключает таковые как элементы, препятствующие ей, и стремится быть ясно осознанной настолько, насколько это возможно".

Переходя собственно к проблеме "общность и общество" , Тённис подчеркивает: "все виды связанности, в которых преобладает сущностная воля, я называю "общностью", а все те, которые формируются посредством избирательной воли или существенно ей обусловлены, - "обществом", причем оба понятия в их сущности и тенденциях суть модальности связанности.

Тённис продолжает: "Я различаю следующие социальные сущности, или формы: 1) отношения, 2) совокупности, 3) корпорации, или соединения: союзы, объединения, товарищества. Классификация основана на том различии, что сущность третьего рода всегда мыслится по подобию человеческой личности, способной сформировать единую определенную волю, которая в качестве воли обязывает и принуждает подчиненные ей личности (естественные или искусственные) совершать поступки в соответствии с таковой волей независимо от их направленности вовне или вовнутрь.

В форме социального отношения само отношение мыслится иначе, даже если оно выделяется особым именем. К его сущности принадлежит (во всяком случае) то, что его субъекты или носители - члены отношения - осознают это отношение, так как они его положительно хотят и тем самым утверждают его существование. Это утверждение заключает в себе зачаточную форму того, что находит свое завершение в полагании личностного единства, в полагании обладающей волей и способной действовать корпорации. Совокупность - это промежуточная форма между отношением и корпорацией. Она мыслится как некое множество, включающее в себя, подобно корпорации, массу взаимосвязанных вещей, так что в результате возникают общие стремления, желания, симпатии и антипатии, короче говоря, общие чувства и общие образы мыслей; но совокупность не способна на действительное воление, она не может принять никакого решения до тех пор, пока не "организуется" в какое-нибудь объединение, не создаст какой-нибудь комитет или совет".

Как пишет Тённис: "Социальное отношение - самая общая и простая социальная сущность, или форма. Но у него и самые глубокие корни; ибо оно зиждется отчасти на первоначальных, естественных, действительных обстоятельствах жизни как причинах взаимной связи, взаимной зависимости и взаимной привязанности между людьми, отчасти - на глубинных, наиболее общих, необходимейших человеческих потребностях. И те и другие доходят до осознания, правда, с различными следствиями. В случае естественного отношения, например, когда этот человек - мой брат, так как я знаю, что нас родила одна и та же мать, или он - мой шурин, сводный, приемный, молочный брат (что уже менее естественно, поскольку выводится из других, не чисто естественных взаимосвязей), обычно я чувствую себя близким ему, а именно благодаря тому, что мы друг с другом взаимосвязаны, каждый из нас положительно относится к существованию другого, стало быть, мы друг друга знаем, до некоторой степени симпатичны друг другу, испытываем взаимное расположение и доверие, а в дальнейшем можем иметь какие-то общие ценности… Во всяком случае, каждое такого рода отношение, даже между двумя людьми, влечет за собой познание и признание социального отношения как такового, знание того, что отсюда обычно должны последовать определенные взаимные действия - действия, ожидаемые и требуемые каждым от другого и ожидаемые и требуемые от самого себя по отношению к другому".

Согласно Тённису, "различаются социальные отношения товарищеского типа и социальные отношения по типу господства.

Простейшую форму товарищеского типа представляет собой пара, совместно живущая в братских, приятельских, дружеских отношениях, которые легче всего складываются, если людей сближают возраст, пол, деятельность, образ мыслей, устремления и особенно если их объединяет общая идея. В легендах и истории такие пары - не редкость; древние греки настолько чтили дружеские и товарищеские отношения в паре, например, какие были между Ахиллесом и Патроклом, Орестом и Пиладом, Эпаминодом и Пелопидом, что Аристотелю даже приписывался парадокс: у кого есть друзья, у того нет друга... Мы видим их скорей в свете понятия об идеале, чем со стороны опыта, акцентируя внимание больше на причине и меньше на мотиве, и это оправдано постольку, поскольку братья, действительно, чаще всего образуют самую естественную, а, следовательно, и наиболее вероятную дружескую пару.

Тённис задает дополнительный параметр данной связи - "тип господства". По его мысли, в повседневной жизни всех слоев народа на всех стадиях развития культуры можно наблюдать отношение отца к ребенку, которое всегда является охранительным отношением - и чем ребенок слабее, тем в большей мере, поскольку он больше нуждается в защите: последняя же в качестве собственного условия всегда предполагает господство, ибо осуществлять защиту можно лишь на регулярной основе, когда защищаемый следует указаниям и даже приказам своего защитника... Отцовское достоинство - прототип всякого, в том числе имеющего иные основания, общностного авторитета, в особенности авторитета священника. Причины этого заключаются прежде всего в том, что мифические представления возносят отца на Олимп или на Небо и приписывают ему как прародителю богов и людей несметное число детей, либо - в менее чувственной и облагороженной форме - единородного сына, которого после того, как он дал побороть политеизм, идентифицируют с отцом вплоть до их совпадения и полной гармонии. Не удивительно, что имя "папа", в раннем христианстве полагавшееся всем епископам, было возведено римско-католической церковью на вершину духовных достоинств, между тем как в восточных церквях все духовные лица - особенно, конечно, высшие - в просторечии называются "папами" (попами)".

Тённис продолжает: различие между сущностью товарищества и сущностью господства проявляется также в общественных отношениях и может быть выведено только из того, что господство устанавливается через свободный договор - будь то между отдельными личностями, как трудовой договор, или как соглашение многих признать над собой правителя или главу и безусловно или на определенных условиях подчиняться ему, независимо от того, кто или что будет непосредственно воплощать их единство - отдельная естественная личность или одна коллективная личность, наделенный волей и способный действовать совет или корпорация, представленная всей совокупностью. Своей полноты общественное господство достигает в государстве в собственном смысле этого слова, то есть в современном государстве; ему предшествовало множество других государственных форм, стремившихся к современной и, наконец, обретших ее в форме демократической республики, где оно перерастает границы своих общественных основ. Однако фактическое господство возникает уже вследствие простого общественного отношения, в котором происходит дифференциация власти между двумя договаривающимися сторонами, как, например, в трудовом договоре, в особенности когда он заключается между отдельным "работодателем" и отдельным "наемным работником" или в условиях, складывающихся в результате "мирных договоров" между победителями и побежденными: договоры эти мнимые, а на самом деле за ними стоят принуждение и жестокое обращение.

Тённис продолжает анализ: "следующим понятием социальной сущности, или формы, является понятие совокупности. Я различаю естественные, душевные и социальные совокупности. К нашему понятию имеют непосредственное отношение только социальные совокупности, однако они основываются частью на естественных, частью на душевных совокупностях, частью одновременно на тех и на других. Ибо сущность социальной совокупности заключается в том, что естественные и душевные отношения, образующие ее фундамент, сознательно принимаются, а стало быть, их сознательно хотят. Это явление наблюдается повсюду, где происходит народная жизнь, в многообразных формах общностей, например, в языке, укладе жизни и обычаях, религии и суевериях, но прежде всего в особенностях, отличающих - до некоторой степени объективно, но в какой-то мере только в их сознании - части одного народа друг от друга, а именно в особенностях, выделяющих определенные слои как высшие, благородные, господствующие. Так, сословное сознание - это всегда в первую очередь сознание господствующих сословий, и наиболее явно оно проявляется в гордости и высокомерии - чувствах, которым противостоят смирение и скромность находящихся под их господством "низших" сословий до тех пор, пока сословия господ почитаются за таковые, пока верят в их превосходство или даже божественное происхождение. К совокупности также применимы понятия общности и общества. Социальные совокупности имеют общностный характер постольку, поскольку те, кто в них входит, мыслят их данными от природы или сотворенными сверхъестественным волением".

Как отметил Тённис, "различие между сословной и классовой борьбой в сущности незначительно; сословная борьба происходила в более ранние исторические времена и обычно не была столь радикальной - ее отличала достаточность: низшие сословия добивались лишь участия в наслаждении жизнью и элементов господства, следовательно, оставались заодно с верхами, считая в какой-то мере самих себя, а тем более слои, расположенные еще ниже, чем они, на самом деле недостойными этого, стараясь вместе с высшими сословиями управлять низшими слоями и подавлять их. Классовая борьба носит безусловный характер: она не знает никаких сословных делений, а стало быть, и никаких данных от природы господ. На первом плане сознания всего класса, чувствующего себя лишенным состояния, а потому угнетенным, стоит идеал имущественной общности всего народа в отношении земли и недр, а также всех средств труда, полученных по наследству или путем умелого ведения дел и "по закону" принадлежащих небольшому меньшинству, которое противостоит ему как имущий класс. Таким образом, классовая борьба - это становящаяся все более сознательной и всеобщей форма сословной борьбы".

"Третий и наиболее важный предмет чистой социологии, - пишет Тённис, - это соединение, или корпорация, обозначаемая и множеством других имен. Она не есть нечто природное, ее не следует понимать также как чисто душевный факт - она есть исключительно и по сути своей факт социальный, то есть она существует лишь благодаря тому, что ее вместе мыслят многие. Ее отличительной чертой является способность к единому волению и деянию - способность, которая наиболее явно представлена в способности к принятию решений: принимать решения может отдельный человек как мыслящее существо, если же речь идет о многих людях, то это возможно лишь тогда, когда между ними долго царит согласие, или так долго, чтобы они могли признать и считать действительной волю части их совокупности, выраженную в заранее установленных формах и при общем согласии как волю их всех, то есть как волю корпорации".

Корпорация может возникнуть: 1. Из естественных отношений, поскольку они стали социальными (кровно-родственные отношения); 2. Из отношения к земле, первоначально неотделимое от сознания или мнения кровных родственников: совместное проживание, соседство объединяет людей, заставляя их созывать советы и через советы принимать решения; здесь опять-таки действует двойной принцип товарищества и господства. Большим типом такой корпорации является деревенская община: ее сущность заключается в практикуемом сообща искусном возделывании земли и владении маркой, или угодьями, которые рассматриваются как общая собственность. И - по Тённису - 3. Товарищество и товарищеское равенство приобретают новую сферу в более тесной и близкой совместной жизни города: совместное проживание становится все более независимым от совместной сущности, то есть в нем все больше скапливается чужих по крови, ибо изначально города представляли собой деревни или замки, обнесенные крепостными стенами, жители которых были вынуждены взаимодействовать - под властью одного повелителя или как равноправные граждане, - прежде всего чтобы защитить себя, а потом и для того, чтобы установить или сохранять мир и порядок внутри собственной массы, а это вело к образованию политической общины. Таково великое предназначение и достижение городской общины - "полиса", давшего современное имя и придавшего особый характер всему тому, что в Европе и ее отпрысках позднее сформировалось в лице государства в могущественнейшую организацию и единственную в своем роде корпорацию, подобно тому, как его суверенное народное собрание дало имя другой великой общине - церкви, возникшей еще в римскую эпоху и до сих пор излучающей свет на весь земной шар.

Эти корпорации и общины, по Тённису, уходят своими корнями в ту изначальную сплоченность, которая в изложенном здесь понимании и есть общность. Несмотря на то, что первоначальная совместная сущность, выражающаяся в совместном проживании и взаимодействии, модифицируется, она все же сохраняется и может обновляться в духовных формах взаимодействия, а в дальнейшем и в совместной жизни вообще, в особенности политической, так что народ, тем более если он сплотился в государственный союз или только стремится к нему и если он чувствует себя связанным общим языком, хочет как народная общность представлять собой единство, которое может возрастать в национальном сознании и национальной гордости, но при этом легко теряет свою первоначальную подлинность.

Осмысливая "гражданское общество" , Тённис отмечает: "…первоначальный базис совместной жизни продолжает изменяться и находит завершение в явлении, часто именуемым индивидуализмом; но его истинный смысл заключается в том, что убавляется не просто социальная жизнь, а общностная социальная жизнь - развивается, приобретает все большую власть, и, наконец, получает превосходство другое, новое взаимодействие, происходящее из потребностей, интересов, желаний, решений действующих личностей. Таковы условия "гражданского общества" как радикальной формы разнообразных явлений, которые охватываются социологическим понятием общества и по своей тенденции безграничны, космополитичны и социалистичны. Происходит великая перемена: в то время как вся жизнь вырастает и черпает силы из народных глубин, гражданское общество формируется как верхушечный феномен, постепенно распространяющийся на весь народ и все человечество. Будучи совокупностью индивидов и семей - прежде всего тех, кто обладает частью гражданского богатства, то есть землей и капиталом как необходимыми средствами производства всякого рода благ, - оно по своей сущности есть совокупность преимущественно экономического характера. В более или менее узких границах, определенных действительным или мнимым родовым родством, очевидным признаком которого считается общность языка, она создает свое государство, а именно скроенное по типу городской общины единство, обладающее волей и способное действовать, которое завершается построением гражданской, а в конечном счете, вероятно, и социальной республики. Государство она мыслит как средство для достижения своих целей, то есть в первую очередь как орган защиты ее личности и собственности, в том числе духовной собственности, высоко ценимой и почитаемой ее носителями. Но поскольку она, не предавая саму себя, не способна признать и, так сказать, написать на своем знамени, что как особая общественная совокупность она отличается от народа, то утвердить свою сущность она может, лишь отождествляя ее с сущностью всего народа и изображая себя как его представителя или заступника. Этот процесс, который еще отнюдь не заканчивается наделением всех соотечественников равными политическими правами, в какой-то мере уменьшает все более возрастающую пропасть между монополией на собственность у общества (в узком и собственном смысле) и отсутствием собственности у народа, но не может снять ее существенный характер и даже усугубляет его, распространяя и укрепляя сознание - сознание "социального вопроса". Благодаря политическому и иному духовному образованию (а оно стимулируется жизнью в городах, особенно в крупных) общественное сознание становится сознанием постепенно увеличивающейся массы народа. Последняя также начинает видеть в государстве средство и орудие для улучшения своего положения, уничтожения монополии на собственность немногих и получения такой доли продуктов, которая, удовлетворяя разумные потребности рабочих, была бы соразмерна доле предназначенных для распределения и потребления благ, получаемых руководителями производства; в то время как блага, предназначенные или пригодные для постоянного общего употребления, должны оставаться в общей собственности общества, то есть народа или его организованного союза - государства".

А.А. Грицанов