Сравнительная психология

(comparative psychology) Предметом С. п. яв-ся поведение животных. Исслед. в С. п. могут преследовать либо одну из двух, либо обе главные цели. Первая состоит в открытии принципов и построении теорий, позволяющих управлять поведением животных. Эти принципы и теории могут быть специфичными для одного или нескольких близко родственных видов животных, или обладать большей универсальностью и распространяться даже на людей. Вторая заключается в понимании того, вносит ли поведение животного, наблюдаемое в лабораторных или естественных условиях, свой вклад в обеспечение общей эволюционной приспособленности, а если да, то каким образом достигается повышение приспособленности. Литература и естествознание до XIX в. периодически пополнялись новыми историями, слухами и рассуждениями о поведении животных, но вплоть до конца XIX столетия никто не пытался систематически и научно исследовать их поведение. Возможно, в определенной степени это проистекало из предположения о непреодолимой пропасти между поведением чел. и животных, высказанного философом XVII в. Рене Декартом, к-рый считал, что поведение чел. направляется процессами мышления и рассуждения, тогда как животные - это создания, движимые только механическими рефлексами и инстинктами. Это строгое разделение поведения чел. и животных было поставлено под вопрос теорией эволюции, положившей начало совр. С. п. Чарльз Дарвин и Альфред Рассел Уоллес независимо открыли основные положения этой теории, впервые доложенной на заседании Линнеевского общества в 1858 г. Теория утверждала, что все существующие в природе популяции постоянно и постепенно изменяются в результате естественного отбора индивидов, различающихся по степени своей приспособленности. Этот процесс привел к чрезвычайному разнообразию животных и растительных форм, одна из линий эволюционировала в гоминид и, в конце концов, в чел. Из эволюционного развития следуют два важных вывода: 1) элементы челов. психики могут быть обнаружены у животных; 2) элементы психики животных могут быть найдены у чел. Ч. Дарвин, хорошо сознававший эти следствия, обратился к первому из них в своем труде "Происхождение человека" (The descent of man), а к второму - в книге "Выражение эмоций у людей и животных" (The expression of emotions in man and animals). Однако в своих рабочих дневниках Ч. Дарвин формулирует более тонкий вывод: если бы можно было создать научную психологию челов. разума, это было бы доказательством того, что разум и поведение чел. подчиняются тем же естественным законам, что и поведение животных. В основе такой формулировки лежало предположение о том, что если поведение животного сходно с собственно челов. поведением при неких конкретных обстоятельствах, то нужно всего лишь исследовать наши собственные психич. явления, чтобы приблизиться к пониманию мышления данного животного. Экстравагантные и красочные интерпретации поведения животных породили неизбежную волну возражений. К. Ллойд Морган утверждал, что при создании теорий и обобщений необходимо опираться только на непосредственно наблюдаемое поведение. Согласно заветам К. Л. Моргана, к поведению животных следует применять самые простые из возможных объяснений, согласующихся с наблюдениями. От С. п. К. Л. Моргана до бихевиоризма Джона Б. Уотсона был сделан очень маленький шаг, к-рый уничтожил все ссылки на ненаблюдаемые психич. явления и процессы у животных. Точная версия С. п. К. Л. Моргана и бихевиоризм Дж. Б. Уотсона были ответом на чрезмерно рьяное приписывание интеллектуальных способностей чел. животным. Самой яркой иллюстрацией к данной проблеме может послужить история Умного Ганса. Умный Ганс: лошадь предостерегает психологов. В 1904 г. отставной школьный учитель из Берлина, Вильгельм фон Остен, привлек внимание публики сообщением о том, что его лошадь, Умный Ганс может читать, писать и решать огромное количество арифметических задач, в т. ч. и на умножение дробей. Методика фон Остена заключалась в том, чтобы дать каждой букве алфавита соответствующий номер и затем написать их на доске для Ганса. Получив подобные инструкции, Ганс отвечал на вопрос, выстукивая ответы правым передним копытом на доске. Этот случай очень сильно отличался от множества похожих представлений с животными, поскольку фон Остен не подсказывал невольно Гансу, когда начинать и заканчивать топать. Действия Ганса поставили в тупик многих экспертов, исследовавших его. Тайна оставалась нераскрытой до тех пор, пока молодой психолог Оскар Пфунгст не подверг Ганса и фон Остена серии систематических наблюдений. Ученый продемонстрировал, что фон Остен непроизвольно подсказывал Гансу. В частности, незначительные изменения в дыхании фон Остена, движения лица, напр. подрагивание ноздрей, и головы Ганс использовал в качестве сигнала начать или закончить топанье копытом. Оскар Пфунгст подсчитал, что чувствительная лошадь улавливала движение широкополой шляпы фон Остена всего на 1 мм. Фон Остен был сокрушен этим открытием, но он никогда не допускал и мысли о том, что у Ганса не было выдающихся лингвистических и арифметических способностей. Вопросы "как?" к "почему?" о поведении животных. Предположим, что мы наблюдаем за группой недавно вылупившихся гусят, к-рые целеустремленно, вытянувшись цепочкой, следуют за своей матерью. Здесь возникает самый очевидный и важный вопрос: почему они следуют за ней? Некоторые психологи сказали бы, что это поведение, результат импринтинга, носит явно приспособительный характер. Оно встречается у птиц с хорошо развитыми локомоторными и сенсорными способностями в момент вылупления или в течение короткого времени после этого. Кроме того, мать обычно передвигается по земле или воде целый день, а не летает. В прошлом те гусята, к-рые имели гены, заставляющие их неотрывно следовать за своей матерью, имели больше шансов выжить, чем те, у которых тенденция следовать за матерью была более слабой. Более того, гусята, будучи выводковыми (т. е. относительно сформированными в момент рождения), были лучше приспособлены следовать за матерью, чем вылупляющиеся слабыми и незрелыми. Т. о., благодаря естественному отбору, у некоторых видов птиц развилась тенденция быть выводковыми и следовать за движущимися объектами, появлявшимися перед ними сразу же после вылупления. Эксперим. психологу такое эволюционное объяснение импринтинга могло показаться не вполне удовлетворительным, и, следовательно, он предложил бы альтернативное объяснение. Лабораторные эксперименты показали, что у выводковых птиц запечатление образа матери или любых др. ярких раздражителей формируется в течение первых нескольких часов после вылупления; следовательно, в основе импринтинга, возможно, лежит очень быстрая выработка условных реакций. Одна теория такого рода утверждает, что импринтинг приобретается, поскольку удаляющиеся объекты вызывают снижение симпатической активности и, т. о., становятся положительными стимулами. Согласно др. теории, движущиеся стимулы яв-ся БР, вызывающими безусловную реакцию следования у только что вылупившихся выводковых птиц. После того как происходит выработка классического условного рефлекса, визуальные признаки движущихся стимулов становятся УР и также вызывают следование. Эти две т. зр. яв-ся примерами конечного и ближайшего объяснений. Конечные объяснения (ultimate explanations) придают значение тому, как поведение вносит свой вклад в общую эволюционную приспособленность животного. Т. о., эти объяснения тесно связаны с функцией поведения при решении проблем, встающих перед животным в естественной среде обитания. Др. словами, конечные объяснения отвечают на вопрос: "Почему возникает поведение?" Ближайшие объяснения (proximate explanations) адресованы вопросу: "Как возникает поведение?" Эти объяснения отвечают на вопросы об онтогенетическом развитии поведения, как на него влияет научение и воздействуют физиолог., нейрологические и др. средовые переменные. Ближайшие объяснения включают в себя механизмы, к-рые вызывают эффекты на протяжении жизни индивида. Напротив, конечные объяснения включают в себя механизмы, к-рые влияли на естественный отбор в отдаленном филогенетическом прошлом индивида. И конечные, и ближайшие объяснения представляют собой абсолютно законные научные подходы к пониманию поведения животных, поэтому нет никакой необходимости противопоставлять их друг другу. Тем не менее в прошлом нередко возникали горячие споры, вызванные неспособностью ученых признать независимость двух этих базовых подходов. Разум, я-концепции и язык животных. Возможности и проявления разума и сознания у животных были темой оживленных рассуждений в самом начале постдарвиновского периода С. п. Героические попытки вступить в общение с животными посредством языка пленяли воображение людей на протяжении всей истории. Поскольку шимпанзе жадно имитируют действия чел., явной альтернативой разговору казалась кинетическая речь. Хотя в 1927 г. Роберт Йеркс рассуждал о возможности научить человекообразных обезьян языку жестов, первая попытка обучить шимпанзе кинетической речи была предпринята только в 1966 г. Беатриса и Аллен Гарднеры начали учить молодую шимпанзе, Уошо, стандартному американскому языку жестов (амслену). Этот проект оказался более успешным, чем предварительные попытки с использованием голоса. В течение первых 3 лет проекта Уошо стала надежно распознавать словарь из более чем 85 знаков. Она демонстрировала некоторые навыки составления коротких грамматических предложений из отдельных слов, но никогда не проявила настоящей способности продуцировать предложения в разнообразных ситуациях. В течение короткого времени после широко разрекламированных успехов Уошо было начато еще несколько языковых экспериментов с человекообразными обезьянами. Фрэнсин Паттерсон успешно обучила американскому языку жестов молодую гориллу, а Дэвид Примак обучал шимпанзе продуцировать и реагировать на последовательности пластмассовых символов, расставленных согласно грамматическим правилам. Дуэйн Румбо круглосуточно предоставлял в распоряжение шимпанзе Ланы клавиатуру, соединенную с маленьким компьютером. На каждую клавишу был нанесен геометрический символ, так называемая лексиграмма, обозначающая слово или понятие. Лана научилась нажимать клавиши, чтобы ответить на вопросы или высказать просьбу в соответствии с грамматическими правилами Йеркиша, искусственного языка, специально созданного для этого проекта. Позднее Герберт Террейс не нашел доказательств тому, что хорошо обученные обезьяны, с большим лексическим запасом, понимают грамматику; по мере того как возрастала длина предложений, не наблюдалось никакой связи с увеличением грамматической сложности, что происходило бы в процессе становления языка у человеческих детей. Демонстрировали ли эти хорошо обученные обезьяны зачатки настоящего языка? Сейчас ясно, что большая часть первоначального энтузиазма по приписыванию человекообразным обезьянам способностей к челов. языку была необоснованной или, по крайней мере, не подтвердилась фактами. Тем не менее абсолютно ясно и то, что те, кто списывает квазиязыковые способности обезьян на трюки или ошибки (как это имело место в случае с Умным Гансом), в равной степени ошибаются. Был выявлен важный набор способностей, которые существенно отличались от описанных в ранней литературе по научению у животных. Одной из особенностей челов. разума яв-ся способность к рефлексии (self-reflection) или способность воспринимать себя самого как отдельный фрагмент окружающей среды. Для нас это кажется неотъемлемой частью сознания, но нет никаких доказательств тому, что животные обладают точно такой же способностью к рефлексии. Поскольку мы не можем спросить самого животного, что оно об этом думает, могло показаться, что к самоосознанию животных будет абсолютно невозможно применить эксперим. подход. Гэллап-младший разработал простой, прямой и умный тест, позволяющий определить, обладают ли приматы самоосознанием (self-awareness) или, по крайней мере, одной из его форм. Мн. животные энергично реагируют на свои отражения в зеркале. Гэллап задался вопросом, знает ли шимпанзе наверняка, что отражение яв-ся его собственным, а не др. животного. Он ответил на этот вопрос, дав вначале шимпанзе приобрести большой опыт в отношении зеркал. Затем животным дали наркоз и красной краской, лишенной запаха, выкрасили им края бровей и кончики ушей. Шимпанзе не могли непосредственно увидеть эти участки своего тела; они были видны только в зеркальном отражении. После того как наркоз прошел, шимпанзе поднесли зеркала. Когда они увидели свои отражения, они начали ощупывать пальцами окрашенные участки на своих головах. Аналогичные результаты были получены на орангутангах. Однако эти манипуляции с собственными головами не были зарегистрированы у горилл, гиббонов и некоторых др. видов обезьян. Обезьяны, выращенные в изоляции, также были неспособны осуществлять эти действия со своей головой после нанесения красной краски. Ясная, исчерпывающая природа этих результатов очень любопытна. Они заставляют предположить, что существует базовое различие между людьми, шимпанзе и орангутангами, составляющими самоосознающую группу приматов, и остальными человекообразными и прочими обезьянами, кто не наделен самоосознанием. Очевидно, что исслед. по сравнительной когн. психол., кратко описанные в данном разделе, представляют собой лишь самое начало. Тем не менее это весьма многообещающее новое направление. Обновленной С. п. уготовано достойное место в традиционных рамках психологии. См. также Коммуникация животных, Интеллект животных, Этология, Импринтинг, Язык человекообразных обезьян Дж. Кинг