ЯВЛЕНИЕ И СМЫСЛ

- труд Шпета, посвященный разбору и критике фундаментального соч. основателя феноменологии Э. Гуссерля "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии" (Т. 1). Его публикация в 1914 г. (Москва) явилась результатом командировки Шпета в Германию (1910-1913), во время к-рой он посещал семинар Гуссерля в Геттингене. Идею философии как осн. науки Шпет выдвинул в речи, произнесенной им при открытии Московского об-ва по изучению научно-философских вопросов 26 января 1914 г. Философия как знание о предельных основаниях любого научного, теоретического знания о сущем сама должна исходить, по словам Шпета, из целого опыта знания "живого", дотеоретического, и даже обыденного, имеющего дело с самими вещами, бытием того сущего, к-рое открывается только непредвзятому, чистому от каких бы то ни было частнонаучных методологий с их "доказательствами" и "построениями" и практических интересов взгляду. Но источник этот, предупреждает Шпет, должен быть схвачен в своей сути не каким-то мистическим прозрением, противопоставляемым "мертвящему" логическому познанию в понятиях, а проникающим сквозь него к бытию идеальному зрением разума - интеллигибельной интуицией. Осуществление этой интуиции возможно, по Шпету, только в пространстве принципиальной корреляции бытия социального в его истории и "одушевляющих" эту историю коллективных усилий по уразумению ее логики, "единства смысла" и "конкретной целостности", на уровне знаков культуры, всегда имеющих предметный смысл. Следуя общей для ряда философских течений нач. XX в. установке на единство научного знания, основания к-рому призвана дать философия, Шпет подчеркивает автономность науки в решении конкретных задач и утверждает значимость философии только в постановке предельно общих, принципиальных вопросов, таких, как "пространство, время, число, движение, сила, жизнь, смерть, душа, общество". Их рассмотрение, ведущееся на уровне "сущего бытия", к-рое является в этих формах, должно "указать каждому не только его место и назначение, но вскрыть единый смысл и единую интимную идею, за всем многообразием проявлений и порывов творческого духа в его полном и действительном самоосуществлении". Проект философии как осн. науки, по Шпету, не безразличен в своем осуществлении к имеющему место социальному устройству и господствующей идеологии, более того, разрушение этих последних составляет как бы его социально-историческую задачу. Шпет прямо связывает приход "основной науки" на смену изжившим себя формам материализма, спиритуализма и скептицизма и ожидаемое затем преодоление декаданса и апатии во всех областях культуры с крушением "алтарей и престолов". "Я. и с." открывается предисловием: "Первоначально у автора была цель ознакомить русского читателя с идеями феноменологии Гуссерля. Но уже с самого начала его неотступно преследовала музыка Вагнера, - все время он слышал "Тангейзера". Однако Гуссерль выделен всюду специальными указаниями и ссылками. Монография Шпета, как и мн. его работы, состоит почти из изложения хода мысли Гуссерля. "Критика" Гуссерля ведется Шпетом сначала очень осторожно и в весьма затемненных выражениях. Так, не разделяя мнения Гуссерля, что социальное бытие не дано нам первично в акте вчувствования, Шпет заявляет, что не может заниматься здесь этой темой, обещая в дальнейшем посвятить ей целую работу (что действительно выполняет в последующих трудах). Лишь в последней главе мы находим самостоятельные идеи Шпета, весьма интересные, но данные все же фрагментарно и сжато. Такая скромность в собственных суждениях на первый взгляд не согласуется с притязаниями Шпета на оригинальность. Дело здесь во многом в характере самой феноменологии, заявившей себя не как новое, очередное "направление" в западноевропейской философии начала нашего века, а как наиболее адекватное и полное выражение и осуществление "духа вечной философии", не гнушающейся традиций классического философствования и в то же время не тянущееся за ней в бессильном эпигонстве. В феноменологии решаются те же "вечные" философские проблемы сознания, бытия, времени, пространства, их отношений и взаимосвязи. Но единственно правомерным методом и средством разрешения этих вопросов признаются средства самого же сознания, и, прежде всего, рефлексия. Однако остается "проблема возможности" перехода от "наивной" т. зр. к феноменологической установке, проблема неизбежности, необходимости и обоснованности самого поворота к рефлексии. Уже в середине работы Шпет начинает критиковать Гуссерля за то, что, установив "принцип всех принципов" и показав, что реальность существует только через "чувственную данность", он различает как разные виды бытия бытие физических вещей и психическое сознание. Но "для теоретически непредвзятого взгляда", продолжает Шпет, бросается в глаза, что пропущен особый вид эмпирического бытия - бытие социальное, к-рое, "согласно принятому нами положению, должно иметь и свою особую данность, и свой особый способ познания". И далее Шпет говорит о том, что главную роль в этом особом способе познания играет т. наз. "вчувствование". "Именно исследование вопроса о природе социального бытия приводит к признанию игнорируемого до сих пор фактора, который только и делает познание тем, что оно есть, показывает, как оно есть". Шпет отмечает, что выделение Гуссерлем только двух родов интуиции - опытной и идеальной (эмпирической и сущностной) - является недостаточным для описания характера и способа возможного познания. Он намекает на нечто "третье", не составляющее вида двух отмеченных родов интуиции, но позволяющее им самим определиться в своей сущности и поэтому также являющееся первично данным родом интуиции. Еще В. Дильтей показал, что социально-исторические явления не даны нам как непосредственные чувственные явления, лишь как отражения действительности в сознании, а представляют собой саму непосредственную внутреннюю действительность, к-рая проявляется в сознании как изнутри переживаемая связь. Особый акт этого переживания Шпет называет уразумением или пониманием. Он указывает, что "именно в самом разделении интуиции на два рода и лежит то, что принуждает нас к новому вопросу", лежащему в самой сущности этого разделения. Ведь должно быть, очевидно, некое соотношение эмпирической и сущностной интуиции, определяющееся "самим способом получения социальных интуиции". Выводы, к к-рым приходит Шпет, могут быть формулированы след. обр.: 1) феноменология в ее классическом виде не дает ответа на основополагающий вопрос о статусе смысла как внутренней структуры самого предмета, ибо работает только с двумя несовместимыми видами интуиции (опытной и идеальной); 2) она не проясняет до конца вопроса о статусе той сферы сознания, к-рая собственно и образует смыслы; 3) но сама ее направленность требует ответа на эти вопросы и имеет для этого все возможности; 4) возможное направление ответа - исследование смыслообразующей деятельности сознания так, как оно дано в социально-исторических связях, через введение особого рода первичной интуиции (социальной, герменевтической), направленной прежде всего на истолкование, интерпретацию словесных выражений. Сознание должно открыться не только как универсальное поле смыслообразования, но и как герменевтическое пространство, в к-ром человечество пытается понять само себя. Шпет приходит к утверждению, что мы вообще способны нечто различать и выявлять в его отличии от иного только в герменевтическом опыте сознания, к-рый в этом смысле единственно конкретно-первичен. Методом этого различения и выражения (интерпретации) его пути становится для Шпета новая модель диалектики, к-рая определяется как сущностное свойство самого умозрения - вести диалог (спор) на уровне возможностей, предоставляемых самой предметной ситуацией, словом, понятием или идеей. В заключении к последней главе под названием "Смысл и уразумение" он пишет о том, что рассуждения, содержащиеся здесь, не являются чисто философскими и он не считает, что ответил здесь на какие-то вопросы, признавая, что "феноменология может и должна быть основной наукой во всех смыслах и отношениях". По Шпету, феноменальный мир не отсылает ни к какому еще "горнему миру", символ имеет значение, но не бытие. Задачей философа может быть только усмотрение различий в "самих вещах", а не тщетный поиск помимо них существующего "всеединого мира", на основе "мистических интуиции".