МИФ

Интерес современной философии и гуманитаристики к мифу обусловлен многими причинами, среди которых важнейшая - потребность гуманитарного знания в самоанализе и поиске первоистока культуры. Если для историков, этнографов, философов XVIII-XIX веков миф - это по преимуществу объект сравнительно-исторических исследований и рассуждений в просветительски-прогрессистском духе, то в XX в. М. становится своеобразным ключом к раскрытию тайн человеческого сознания и культуры. М. начинает изучаться с самых разных сторон. Он рассматривается как дополнение к первобытному ритуалу, как регулятор жизни архаического коллектива, как социальный феномен, как воплощение особого типа мышления, отличающегося от мышления современного человека, как символическая структура, как своеобразная когнитивная система, как продукт деятельности бессознательного и т.д.

Согласно англ. антропологу Дж. Фрэзеру (1854 -1941), М. является отражением и следствием некогда существовавших архаических ритуалов. Он предпринял попытку сведения большого комплекса мифов и преданий к единому универсальному ритуалу убийства и замены состарившегося и потерявшего мистическую жизненную силу жреца новым жрецом, способным обеспечить магическим путем новые богатые урожаи. Исследования Фрэзера дали импульс к развитию многих направлений в изучении мифа; его мысль о приоритете ритуала над мифом, долгие годы считавшаяся малоубедительной, в настоящее время находит немало сторонников.

Ритуалистическая концепция в начале века была вытеснена функционалистской программой изучения М., связанная с именем польско-брит. антрополога Б. Малиновского (1884 -1942). В его понимании, М. составляет с ритуалом неразделимое единство, выполняя важнейшую функцию в жизни первобытного коллектива - функцию регуляции. М. не воспроизводит ритуал, но сам есть не что иное, как ритуал в его словесном выражении. Ритуал же может быть понят как миф в действии. Благодаря такой двусторонности миф примиряет различные аспекты архаического мироощущения: он увязывает воедино слово и дело, настоящее и прошлое, предсказание будущего и ожидание его свершения, индивидуальное и коллективное. Теория Малиновского повлияла на все наиболее заметные концепции М., и прежде всего на те, где он рассматривался как социально-психологический феномен, регулирующий жизнь первобытного коллектива.

Иначе подошел к изучению М. Фрейд, для которого мифы - это продукты вытесненных в подсознание сексуальных влечений. В этом смысле мифы, особенно их наиболее устойчивые варианты, однажды возникнув в истории культуры, постоянно воспроизводятся каждым новым поколением людей и каждым человеком, поскольку проблемы их психической и, главное, сексуальной жизни остаются, несмотря на разнообразие внешних деталей, примерно одними и теми же. В центре всех М. и, соответственно, психической жизни индивида лежит, по Фрейду, Эдипов комплекс, без учета которого невозможно понимание происхождения важнейших элементов человеческой культуры. Здесь сходятся воедино начала религии, морали и искусства. Убийство сыном отца, совершенное из-за желания обладать матерью, рождает у него комплекс вины, который приводит к почитанию отца и обожествлению его образа. Осознание преступности интимной связи с матерью рождает начало нравственности и привносит в жизнь первобытных людей нормы элементарной морали. И, наконец, сублимация сексуальной энергии становится причиной возникновения и развития искусства, создавая фантастические образы и намекая человеку на скрытые от него самого тайны его существа.

Аналитическая психология Юнга родилась из критики классического психоанализа. Как и Фрейд, Юнг признавал связь мифологии и бессознательного, однако понимал эту связь иначе. То, что Фрейд считал исключительно продуктом подавленного сексуального влечения, Юнг соединил с идеей архетипа, т.е. с коллективно-бессознательным слоем человеческой психики. Учение об архетипах - наиболее значимая для философии М. часть юнговской концепции. Заимствованным из платонической традиции термином "архетип" Юнг обозначил образы, обнаруживающиеся в М., а также в сказках, снах и фантазиях. Количество архетипов, по Юнгу, конечно, они связаны с наиболее фундаментальными потребностями и наклонностями человека, а своими корнями уходят в глубины органических и генетических структур живой материи. Именно благодаря такой глубочайшей укорененности архетипы оказываются универсальными, повсеместно распространенными первоэлементами психики и культуры. Набор архетипов, предлагаемый Юнгом, охватывает наиболее часто встречающиеся в М. и сновидениях образы. Они многозначны, размыты; попытка детализации разрушает их суть и превращает в плоские невыразительные картинки.

Мышление архаического человека, отразившееся в М. и создавшее его, было главной темой исследований Леви-Брюля. Вслед за Дюркгеймом он придерживался концепции "коллективных представлений", играющих важную роль в жизни первобытного коллектива. Однако в отличие от Дюркгейма Леви-Брюль считал, что мышление древних людей качественно отличается от мышления современного человека. Первобытный ум - это ум до-логический или прелогический: он работает, нарушая или обходя законы формальной логики, он нечувствителен к противоречиям, допускает нарушения закона исключенного третьего, переворачивает причинно-следственные связи и т.д. Для этого типа мышления характерен принцип сопричастия (партиципации) - ирреальной, мистической связи, существующей между людьми, животными, растениями, вещами косной материи, между прошедшими, настоящими и будущими событиями. Эти свойства первобытного мышления отразились в М., в который также вплетены некоторые универсальные элементы архаического мировоззрения (представления о цикличности времени, неоднородности пространства, о круговороте рождения и смерти). Взгляды Леви-Брюля вызвали дискуссии в философии и этнографии и оказали влияние практически на все последующие направления исследования мифологического мышления.

Наиболее влиятельным из таких направлений в XX в. стал структурализм, рассматривающий миф как сложно-организованную знаковую систему, как особый язык, надстраивающийся над естественным языком. Согласно Леви-Стросу, первобытный человек воспринимал окружающий его мир как комплекс противоположностей, противоречий, требовавших своего познавательного и мировоззренческого разрешения. Причем это было вызвано не простой любознательностью, а насущной потребностью в гармонизации восприятия, в преодолении разрыва между человеком и миром, между "частями" человека и "частями" мира. М. и порождающее его первобытное мышление Леви-Строс определяет как логический инструмент для разрешения противоречий, для ликвидации или смягчения существующих разрывов в понимании бытия. Так, напр., фундаментальные противоречия между жизнью и смертью, мужским и женским началами, верхом и низом, правым и левым и т.д. в мифе разрешаются при помощи особого прогрессирующего посредничества, или медиации. Исходная фундаментальная противоположность заменяется другой, менее резкой, тем самым первичное противоречие сводится к более к приемлемой для сознания ситуации. В отличие от Леви-Брюля, считавшего миф продуктом до-логического, неразвитого, мышления. Леви-Строс отстаивает тезис о принципиальной равноценности логики М. и логики современного мышления. Различие между ними он видит не в формах или принципах мышления, а в том, что берется за основание логического умозаключения. Этим основанием может оказаться любое свойство предмета, в том числе и такое, которое для современного человека, является случайным и несущественным. Подобные черты мифологического мышления позволяют говорить о его логике как о "логике бриколажа".

Среди других подходов к пониманию М. выделяется теория Кассирера, рассматривавшего М. как сложную символическую систему и называвшего человека "символическим животным". Влиянием пользуются также работы М. Элиаде, создавшего целостную концепцию мифологического отношения к времени и пространству. Особенность исследований М. в XX в. заключается в том, что различные подходы и школы возникали и развивались практически параллельно. В них выделялись различные стороны этого сложного объекта. Функционализм в них дополняет ритуализм, символическая теория мифа соприкасается с аналитической психологией архаического мышления и т.п. На этом богатом фоне исключение составляет, пожалуй, только структурализм, который сделал принципиальный прорыв в целостном понимании природы М.

Л. В. Карасев

Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1986; Фрейд 3. Тотем и табу. М., Пг, 1923; Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930; Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985; Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994; Мифологический словарь. М., 1991; Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995; Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996.