БУРДЬЕ (BOURDIEU) Пьер

(p. 1930) -франц. социолог, один из наиболее известных социологов современности. Проф. Практической школы высших исследований, с 1982 - в Коллеж де Франс, издатель журнала Actes de la Recherche en Sciences Soziales.

Б. считает себя представителем более совершенной формы социально-критического просвещения. Он выступает против социологии, которая, отождествляя идеал объективности с безразличием по отношению к ценностям, заключила с существующим обществом "пакт о ненападении". Но равным образом Б. находит устаревшей попытку понять общественные процессы, не пользуясь достижениями современных социальных наук. Традиционная критическая философия не могла осуществить своих притязаний, поскольку не располагала адекватным критическим оружием. Вот почему необходимо покончить с противоположностью теории и практики. Б. при этом полемизирует как против гиперэмпиризма, так и против спекулятивной социальной философии. Эмпиризм и метафизика - взаимодополнительные позиции, они вытекают одна из другой. Если эмпиризм не способен осуществить синтез данных, то академическая риторика социальной философии с ее пренебрежением к экспериментальному методу обречена на бесплодные усилия по усмотрению непостижимых сущностей. Отсюда возражения Б. против излишней специализации в социологии. Сам, не боясь упреков в нарушении границ социологии как дисциплины, работал в самых разных сферах - от этнологии и истории культуры, от проблем социальной дифференции в современном обществе до теории образования и теории языка.

К самопониманию Б. как социолога относится обращенное к самому себе и своим коллегам требование объективировать собственное научное объективирование, т.е. подвергнуть рефлексии предпосылки научного производства. Свою сверхзадачу он видит поэтому в разработке своего рода "социологии социологии", позволяющей критически осмыслить позиции социологии в символической борьбе. Задачу преобразования структурализма Б. пытается решить посредством соединения положений таких считавшихся несовместимыми теоретиков как Кассирер и Дюркгейм, Вебер и Маркс. "Экономика культурных и символических феноменов", развить которую стремится Б., направлена против противопоставления экономики культуре. Эта цель ставится уже в работе "СОЦИОЛОГИЯ СИМВОЛИЧЕСКИХ ФОРМ" (1970). Б. возражает против субстанциализации социальной действительности. Культурные образования, такие как язык и мифы, следует рассматривать как системы, определенные законами комбинации конституирующих их элементов, а не в качестве выражения какого-либо субстанциального содержания. Подобный релятивистский образ мыслей нашел свое систематическое выражение у Кассирера. Развиваемый Б. реляционистский метод требует порвать со "спонтанной философией социального мира", опирающейся при объяснении социального поведения на поступки и представления индивида (субъекта). Объективным отношениям принадлежит методологический примат как над индивидами, вступающими в те или иные отношения ДРУГ с другом, так и над представлениями, которые индивиды имеют об этих отношениях. Однако этот "временный объективизм" следует устранить на втором этапе теоретического абстрагирования, на котором система непосредственных отношений и представлений увязывается с системой объективных отношений. В противоположность "структурному онтологизму", который ставит реальность структуры на место реальности элементов, Б. подчеркивает, что объективные соотношения, в конечном счете, существуют лишь благодаря диспозициям их носителей. Между системой объективных отношений и системой непосредственно воспринимаемого поведения имеет место посредничество. Это посредничество осуществляет Габитус как система ментальных диспозиций. Тем самым Б. надеется избежать ложной альтернативы "объективизма" и "субъективизма". Эти мысли находят дальнейшее развитие в кн. "ПРАКТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ" (Le sens pratique, 1980). Указанные позиции, роковым образом противостоящие друг другу, воплощены как парадигмы в структурализме Леви-Стросса и экзистенциализме Сартра. Основная ошибка структурализма как варианта объективизма заключается в том, что он не тематизирует своей роли внешнего наблюдателя. Структурализм упускает из виду процесс теоретического объективирования объективных отношений. В результате он приписывает принципы своего отношения к объекту самому объекту. Отсюда характерный для структурализма тезис о примате языка/коммуникации для конструкции социального. Кроме того, объективизм совершает ошибку, не включая в общее определение своего предмета повседневные представления. Резкий разрыв между научным и практическим познанием неизбежно приводит к дискредитации практических форм логики. Поэтому притязание на объективное знание содержит в себе притязание на легитимное господство.

В противовес структурализму Сартр создал крайне субъективную философию поступка, которая не признает никаких устойчивых диспозиций. Его подход базируется на строгом дуализме прозрачности субъекта и непрозрачности вещи. С этим связано утверждение логического приоритета индивидуального опыта над историей. Субъективизм, равно как и объективизм, представляет собой, по Б., обобщение опыта интеллектуала как субъекта научного дискурса.

В работе "ДИСТИНКЦИЯ. СОЦИАЛЬНАЯ КРИТИКА СУЖДЕНИЯ" (La distinction. Critique sociale du jugement, 1979) Б. раскрывает свой метод на эстетическом материале. При этом он критикует восходящее к Канту разделение чувственного удовольствия и эстетического удовольствия (к первому относятся чувственнные интересы (склонности), ко второму - незаинтересованное, бескорыстное наслаждение). Это разделение далеко не является естественным; более того, само понятие "чистый вкус" есть не что иное как средство дистинкции классов, средство легитимации социальных различий. Именно легитимные произведения искусства суть предметы, которые более всех других способствуют классовому разделению; вот почему они присваиваются классами. Полемизируя с эстетизмом Канта, Б. подчеркивает исторически-общественный характер эстетического восприятия. В структуре социальных классов следует выявить фундамент системы классификации, структурирующей восприятие социального мира и описывающей предметы эстетического присвоения. Пространство культурно-исторических дистинкции отражает пространство материальных различий и одновременно репродуцирует его. Связь экономических позиций и культурного "имущества" устанавливается только посредством понятия капитала (трактуемого в марксовом смысле как общественные отношения)  и восходящего к Дюркгейму понятия социального пространства. Согласно Б., позиции субъектов в сфере объективного можно определить по двум измерениям этого пространства: а) по объему капитала, т.е. распределению капитала между социальными субъектами, б) по структуре капитала; при этом Б. различает экономический, культурный и социальный капитал.

Предмет исследования теперь - показать связь как между двумя этими измерениями, так и между позициями субъектов в социальном пространстве и вкусом. Особое значение при этом принадлежит габитусу как установлению связи позиций с укладом жизни и как отграничению обоих пространств друг от друга.

Изменению понимания "класса" посвящен труд Б. "СОЦИАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО И КЛАССЫ" (1985). С этой целью Б. вводит понятие символической борьбы, под которой он понимает столкновения, происходящие в сфере репрезентации (как языковой, так и неязыковой). Социальное пространство существует не только как объективная реальность,  но и как оценочная и классификационная схема. Б. порывает здесь с рядом моментов марксистской теории, особенно с ее редукцией социального до экономического. Социальная система, подчеркивает Б., существует и как система символов, органически соразмерная системе дистинкций. Символический капитал - это капитал, который познает и признает себя как сам собой разумеющийся. В этом отношении борьба за легитимное именование есть часть борьбы вообще. В этом же контексте следует прочитывать и создаваемую Б. теорию языка ("Что значит говорить?", 1990). Б. полемизирует здесь со структурной лингвистикой Ф. де Соссюра, обращающейся с языком как с мертвой системой, производимой с тем, чтобы быть расшифрованной. Вводя понятие рынка, Б. кладет конец отделению языка и социальных условий его производства. Язык следует рассматривать не только как знак коммуникации, но и как знак богатства (символического капитала). Полемизируя с "теорией коммуникативного действия" Хабермаса, Б. полемизирует с иллюзией "языкового коммунизма", согласно которой все в равной мере могут приобщиться к миру языка.

С этими разработками тесно связаны размышления Б. о месте и ответственности интеллектуала, а также даваемый им критический анализ системы образования ("Интеллектуалы и власть", 1990; "Homo academicus", 1984). Интеллектуалы, вопреки их представлению о себе, составляют часть сферы власти. Будучи подвластными, они одновременно являются составной частью властвующих. Их власть состоит во владении культурно-информационным капиталом; они осуществляют ее посредством речи. Критическая интеллигенция имеет шанс реализовать свою функцию только в том случае, если интеллектуалы отдадут себе отчет в том, какую позицию они занимают в игре власти, т.е. построят политику на защите своей относительной автономии как обладателей культурного капитала.

Вольфганг Лутц (Лейпциг)

Социология политики. М., 1993; Начала. М., 1994; L&ontologie politique de Martin Heidegger //Actes de la recherche en sciences sociales. 1975, № 5-6; Esquisse d&une theorie de la pratique. P., 1972; La distinction. Critique sociale du jugement. R, 1979; Le sens pratique. P., 1980; Homo academicus. P., 1984; Lecon sur la lecon; Choses dites. P., 1987.