ШИЗОАНАЛИЗ

- направление в современном постструктурализме. Ш. представлен работами Ж. Делеза и Ф. Гваттари, прежде всего их совместным трудом "Капитализм и шизофрения" (1972 - 1980). В основе этой работы - критика психоанализа и учение о капитализме в его связи с шизофренией. При этом капитализм и психоанализ рассматриваются как единый репрессивный аппарат. Капитализм критикуется за антигуманизм и разрыв естественных связей человека с природой (реальным) и обществом (производством желания). В психоанализе подвергается критике "эдипизация" бессознательного. По мнению Делеза и Гваттари, именно благодаря введению Эдипова комплекса происходит отчуждение пространства человеческих желаний. Открытие производства желания, разных видов производства бессознательного, по праву, считается достоянием психоанализа. "Но из-за Эдипа это открытие было вскоре затемнено новым идеализмом: место завода бессознательного занял античный театр, место продуктивного бессознательного - бессознательное, которое может лишь выражаться (миф, трагедия, сон)". Критике подвергается также структурный психоанализ Ж. Лакана. Психоанализ Лакана - это возвращение от Эдипа-образца к Эдипу-деспоту. Вся концепция бессознательного и производства желания как желания "другого" размещается в пространстве между воображаемым и символическим: реальное вытесняется из всех механизмов бессознательного, реальное невозможно, реальное навсегда утеряно. Ш. предполагает как раз освобождение бессознательного от господства Эдипова комплекса, реального от воображаемого и символического, и исследование бессознательного как "производства желания". В то время как психоанализ подчиняет "производство желания" производству фантазмов, капитализм и, соответственно, марксистская теория капиталистического производства, открыв законы социального производства, извращают его, поскольку не видят тесной связи производства и желания. В то время как психоанализ лишает желание его социального содержания, капитализм и марксизм лишают социальное его желающего характера. Со ссылкой на последние работы Пьера Клоссовского единственный выход за пределы "стерильного параллелизма между Марксом и Фрейдом" авторы видят в следующем: "это можно сделать, открыв способ, каким общественное производство  и производственные отношения  являются производством желания, и то, каким образом аффекты и импульсы составляют часть инфраструктуры, ибо они составляют ее часть, наличествуя в ней всевозможными способами, порождая угнетение в его экономических формах, а также средства его преодоления" (Делез и Гваттари). Объединение марксистской теории социального производства и психоаналитической теории желания предлагается в качестве шизоаналитического метода. Общественное производство есть производство желания в определенных условиях. Социальное пространство является исторически определенным продуктом желания. Для того, чтобы либидо инвестировало способ производства,  оно не нуждается ни в сублимации, ни в какой психической деятельности или трансформации. "Есть только желание и социальность, и ничего другого. Даже самые репрессивные и смертоносные формы социального воспроизводства производятся желанием..." (Делез и Гваттари). Отсюда идея создания материалистической психиатрии, основанной на "производстве желания". Реализация единства "производства желания" и социального производства предполагает обнаружение трансцендентального бессознательного и обеспечение свободного функционирования "производства желания".

Теория "производства желания" основывается на новом понимании желания. Согласно Делезу и Гваттари, желание может мыслиться как производство и как приобретение. Желание как приобретение, вне зависимости от способа концептуализации (идеалистического, диалектического, нигилистического), определяется через отсутствие, недостаток реального объекта. "Действительно, если желанию недостает реального объекта, сама реальность желания заключена в "сущности недостачи", которая производит фантазматический объект" (Делез и Гваттари). В этом смысле, недостающий объект отсылает к внешнему природному или социальному производству, в то время как желание производит воображаемый дубликат отсутствующего объекта. Т. о., взаимодействие человека с окружающей средой происходит не на самом деле, а в воображении, тем самым он лишается возможности реально воздействовать на среду. В противоположность традиционному представлению, Ш. говорит о том, что желание является производителем, желание производит реальное, и это производство имеет место в реальности. "Желание есть совокупность пассивных синтезов, машинным способом производящих частичные объекты, потоки и тела, работающие как производственные единицы. Из него вытекает реальное, оно является результатом пассивных синтезов желания как самопроизводства бессознательного" (Делез и Гваттари). Объективным коррелятом желания является реальность как таковая. Желание, так же как и производство, никогда не организовано в функции отсутствующего объекта, само отсутствие производится желанием: желание порождает потребности как "контрпродукты в реальности, производимые желанием...". В этом смысле человек должен доверять своим желаниям, отдаться им, а не ориентироваться на воображаемое удовлетворение. С т. зр. этого самовоспроизводства бессознательного оказывается излишним вопрос об оппозиции символического и реального. Не сексуальность, не желание, не реальное находятся на службе символического порядка, а наоборот, последний находится на службе сексуальности как циклического движения, самовоспроизводящегося посредством бессознательного. "Производство желания" представляет собой совокупность "машин желания". "Машина желания" состоит из трех частей: машинорганов, тела без органов и субъекта. Машины-органы отождествляются с производством, жизнью, в то время как тело без органов  - с антипроизводством, с инстинктом смерти. Непродуктивное, стерильное, непотребляемое тело без органов постоянно вводится в производство, поскольку "машины желания" работают исключительно в поврежденном состоянии. "В каком-то смысле больше хотелось бы, чтобы ничто не работало, не функционировало: не рождаться, остановить колесо рождений, остаться без рта для сосания, без ануса для испражнения" (Делез и Гваттари). Тело без органов непрестанно разрушает организм, заставляет циркулировать и функционировать незначащие частицы, чистые напряжения. Телу без органов на уровне социального производства, социальной машины соответствуют "тела" земли, деспотии, капитала или денег, возникающие соответственно на трех основных стадиях общественного развития: дикости, варварства и цивилизации. "Телу" земли соответствует перверсия как деспотическая сущность, "телу" деспотии - параноидальный психоз как деспотическая сущность, "телу" капитала - невротический Эдип как фамилиализм. Полным телам без органов соответствует шизофрения как клиническая сущность. Третья составляющая "машин желания" определяется как субъект. Сравнение "производства желания" и социального производства является уместным, поскольку, как говорят авторы Ш., любая форма социального производства также включает в себя непродуктивную остановку, элемент антипроизводства, полное тело, определяемое ими как социус.

Отношение между телами без органов и "машинами желания" строится следующим образом: во-первых, между ними существует конфликт. Тело без органов не выносит сцепления, производства, шума машин. Оно не нуждается в органе; связанным, соединенным или отключенным потокам противопоставляется недифференцированная аморфная текучесть. "Машины желания" вторгаются в тело без органов, а последнее отталкивает их, относясь к ним как к аппарату преследования. В результате возникает особая разновидность "машин желания" - "параноидальная машина". "...Эта машина зарождается сразу, в оппозиции процесса производства машин желания и непродуктивного положения тела без органов..." (Делез и Гваттари). Во-вторых, между телом без органов и "машинами желания" существует взаимное притяжение. "Тело без органов обрушивается на производство желания, притягивает его и овладевает... Непродуктивное, непотребляемое тело без органов служит поверхностью записи всех процессов производства желания, так что создается впечатление, будто машины желания проистекают из него" (Делез и Гваттари). Соответствующую разновидность "машин желания" авторы Ш. называют "чудодейственной машиной". И третью разновидность "машин желания" Делез и Гваттари называют "холостой машиной". Осуществляется новый союз между телом без органов и "машинами желания"; субъект является продуктом, смешивается с третьей производящей и остаточным примирением. "Холостая машина" - это шизофренический опыт чистых количеств, интенсивных количеств. Последние есть результат взаимоотталкивания и взаимопритяжения и их противостояния. Противостояние притяжения и отталкивания производит открытую серию интенсивных элементов, которые выражают бесконечное число метастабильных состояний, через которые проходит субъект. "Холостая машина производит серии состояний, начиная с нулевого, и субъект рождается из каждого состояния серии, постоянно возрождаясь из каждого следующего состояния" (Делез и Гваттари).

Ш. исходит из того, что "производство желания" есть прежде всего социальное производство, и лишь с течением времени оно обособляется от социального производства. Наибольший разрыв между ними наблюдается в условиях цивилизации. С капиталистическим способом производства желание несовместимо. В качестве первой в истории докапиталистической "машины желаний" Делез и Гваттари выделяют "территориальную машину", основанную на примитивном единстве производства и земли. "Территориальная машина" препятствует концентрации власти, обессмысливая институты вождей: "как если бы сами дикари заранее предчувствовали приход к власти имперского Варвара, который, тем не менее, придет и перекодирует все коды". На смену первобытному территориальному кодированию приходит имперская формация с определенным типом кодирования: на смену жестокости приходит система террора. Полное тело социуса становится телом деспота. Меняется сама социальная машина: "место территориальной машины заняла мегамашина государства, функциональная пирамида с деспотом, неподвижным двигателем, на вершине; бюрократическим аппаратом как боковой поверхностью и органом передачи и крестьянами как рабочими частями в ее основании..." (Делез и Гваттари). Естественно, что деспотия только перекодирует потоки желания, вовсе не освобождает их. Делез и Гваттари выделяют две черты варварского имперского закона, который, по крайней мере в начале, создается вовсе не как гарантия против деспотизма: параноидально-шизоидную (метонимию), в соответствии с которой он управляет нетотализованными или нетотализуемыми частями, и маниакально-депрессивную (метафора), в· соответствии с которой он запрещает любое познание.

Капитализм является отрицанием всех общественных формаций. Детерриторализуя потоки желания, капитализм движется к своему пределу - собственно шизофреническому пределу. Капитализм изо всех сил старается производить шизофреника как субъекта декодированных потоков на теле без органов. "Шизофреник стоит на пределе капитализма: он представляет собой его развитую тенденцию, прибавочный продукт, пролетария и ангела-истребителя" (Делез и Гваттари). Но возникает вопрос: почему капитализм в своем безумном стремлении к декодированию потоков, к шизофреническому пределу все же постоянно останавливает шизофренический процесс, отталкивает шизофреника, запирая их в клинику или тюрьму? "Почему он заточает безумцев вместо того, чтобы видеть в них своих героев, свое собственное завершение?" Дело в том, что поскольку капитализм, в отличие от предшествующих формаций, которые кодировали и перекодировали, совершает декодирование потоков, он выступает пределом любого общества. И все же, как поясняют авторы Ш., капитализм - это относительный предел, поскольку он совершает декодирование потоков на теле капитала как детерриториализованного социуса. Шизофрения, напротив, является абсолютным пределом, поскольку совершает декодирование на десоциализованном теле без органов. В этом смысле шизофрения есть внешний предел капитализма, потому ему приходится постоянно переводить на собственный язык шизофреническое декодирование. Капитализм одновременно декодирует и аксиоматизирует потоки. "Денежные потоки представляют собой совершенно шизофренические реальности, но они существуют и функционируют лишь в рамках имманентной аксиоматики, которая заключает и отталкивает их реальность. Язык банкира, генерала, промышленника, чиновника... является совершенно шизофреническим, но статистически он работает лишь в рамках опошляющей его аксиоматики, ставящей его на службу капиталистическому строю..." (Делез и Гваттари). Т. о., существует глубокое противоречие между капиталистами и шизофрениками - в их радикальной близости в смысле функции декодирования, в их глубокой враждебности в смысле функции аксиоматизации.

Одной из важнейших характеристик "производства желания" является множественность. Отношение между частями и целым строится т. о., что целое не объединяет части, а добавляется к ним как дополнительная часть. "...Целое есть продукт, производимый как часть наряду с другими частями, которые оно не объединяет и не тотализует, но применяется к ним, устанавливая типы отклоняющейся коммуникации между несообшающимися сосудами, поперечное единство элементов, которые остаются полностью различными в своих собственных измерениях..." (Делез и Гваттари). Точно так же производится тело без органов: оно не объединяет и не тотализует части, а располагается рядом с ними.

Соотношение "производства желания" и социального производства предполагает исследование всего сущего в двух аспектах: "молекулярном" и "молярном". Шизофрения представляет собой границу между "молярной" организацией и "молекулярной" множественностью желаний. "Молярная" организация предполагает существование предустановленных связей, которые производятся "машинами желания" как микрофизикой бессознательного. Но "молекулярная" организация не существует независимо от "молярных" ансамблей, макроскопических общественных формаций, в которые они статистически входят. В основании сознательных инвестиций экономических, политических и других крупных социальных структур лежат микробессознательные сексуальные инвестиции. Сексуальность является "молекулярным" подразделением и работает внутри "молярной" организации, внутри общественной тотальности. "Нет машин желания, которые бы существовали вне социальных машин желания, которые заполняют их в малых масштабах" (Делез и Гваттари). Хотя "молярная" и "молекулярная" организации не могут существовать друг без друга, взаимоотношение их характеризуется преобладанием то одной, то другой. Параноик - мастер больших молярных ансамблей, статистических образований, инвестирует все на основе больших чисел, специалист в области макрофизики. Шизофреник, напротив, движется в направлении микрофизики, в направлении "волн и корпускул, потоков и частичных объектов, которые перестают быть притоками больших чисел". Не следует отождествлять эти два направления как коллективное и индивидуальное, поскольку микробессознательное имеет не меньшее число устройств, хотя и особого рода. Инвестиция в обоих направлениях коллективна, но эти два типа инвестиций радикально отличаются друг от друга. "Один - это инвестиция группыподчинения", которая вытесняет желания личностей, "другая - это инвестиция группы-субъекта в поперечных множественностях, относящихся к желанию как молекулярному явлению" (Делез и Гваттари).

Подлинное освобождение человека как существа "молярного" и "молекулярного" Ш. видит в освобождении желания, реализации "производства желания", введении шизофренического типа существования без фиксированного тождества, индивидуальности. В основании человека лежит шизофреническая клеточка, шизомолекула. "Речь не идет о том, чтобы биологизировать человеческую или антропологизировать естественную историю, но о том, чтобы показать общность участия социальных и органических машин в машинах желания" (Делез и Гваттари). Открытие в человеке его собственных "машин желания" обеспечивает свободное "производство желания", в процессе которого потоки желания уносят все, что подавляет человека; структурное единство, фиксированное тождество, индивидуальность и т. д.

Основное средство освобождения желания Ш. видит в ускользании. Не борьба или любая другая форма сопротивления, а ускользание. Ускользание от любого рода определенности - определенности как "да", так и "нет". Ведя борьбу или сопротивляясь, вы все равно определяетесь, тем самым, попадаете в ловушку структурного господства. "...Борьба никогда ... не является активным выражением сил, проявлением утверждающей воли к власти", а скорее средством, с помощью которого "молярная" организация одерживает победу над "молекулярной". Ускользание не есть бегство от общества, скорее, ускользая, вы вынуждаете общество ускользать от самого себя, от самотождественности. Авторы Ш. выделяют две социальные инвестиции: сегрегативный - параноидально-фашистский полюс бреда ("Да, я ваш, я принадлежу к высшему классу, высшей расе...") и номадический - шизофренически-революционный, который пропускает потоки желания через себя, следуя противоположным путем ("Я болван, я негр..."). "Порядочные люди говорят, что не нужно убегать, что это не хорошо, не эффективно, что нужно работать во имя реформ. Но революционер знает, что ускользание революционно" (Делез и Гваттари). Ускользание всюду размещает молекулярные заряды, взрывающие то, что должно быть взорвано. В результате ускользания "производство желания" подчиняет себе социальное производство.

Важнейшими фигурами такого ускользания Делез и Гваттари называют науку и искусство. Искусство производит цепи декодированных потоков, которые запускают "машины желаний". Искусство представляет собой процесс без цели: оно не может быть привязано к какому-то одному месту, какой-то одной школе; оно не может подчиняться какому-то канону или коду. Искусство осуществляется как таковое. Ценность шизореволюционного полюса искусства измеряется тем, что оно достигает подлинной современности, "которая состоит в высвобождении того, что с самого начала присутствовало в нем... - чистый процесс... искусство как эксперимент". То же самое относится к науке. В этом смысле, искусство, наука и шизофрения тождественны: они ориентируются на процесс и производство, а не на цель и выражение.

Согласно Делезу и Гваттари, Ш. является трансцендентальным и материалистическим анализом одновременно. Они предлагают исследовать трансцендентальное бессознательное вместо метафизического, материальное - вместо идеологического, шизофреническое - вместо эдиповского, нефигуративное - вместо воображаемого, реальное - вместо символического, машинное - вместо структурного, "молекулярное" - вместо "молярного". Подлинная антипсихиатрическая политика может состоять, во-первых, в разрушении всех ретерриториализаций, превращающих безумие в психическую болезнь, а во-вторых, в высвобождении "производства желания", устранении всех препятствий, нарушающих его естественное функционирование. Позитивная задача Ш. заключается в том, чтобы обнаружить у каждого "машину желания". "Шизоаналитик - это механик, шизоанализ чисто функционален. Поэтому он не может остановиться на герменевтическом (с т. зр. бессознательного) обследовании социальных механизмов..." (Делез и Гваттари).

Круг проблем, исследуемых Ш. прежде всего концентрируется вокруг единства "производства желания" и социального производства: какое место в обществе занимает "производство желания", какую движущую роль играет в нем желание, в каких формах происходит примирение режима "производства желания" и социального производства, какие в обществе существуют возможности перехода от "молярной" организации социального производства к "молекулярным" множественностям "производства желания", до какой степени и вообще может ли общество выдержать господство "производства желания", имеет ли место и как происходит образование "группсубъектов".

И. не предлагает никакой программы социального переустройства, никакой политической программы. Он не претендует на то, чтобы задаться вопросом о природе социуса, который явится результатом революции. Ш. не претендует на то, чтобы прослыть революцией. Шизофреник - не революционер, но шизофренический процесс составляет потенциал революции. Ш. не выдает себя за партию, за какую-то группу и не претендует на то, чтобы говорить от имени масс. "Мы еще не слишком компетентны, мы хотим говорить от имени абсолютной некомпетентности" (Делез и Гваттари). Единственное, на что может претендовать Ш., - это уверенность, что "машины желания" способны взорвать любое общество. "Если мы призываем желание как революционную силу, то делаем это потому, что верим, что капиталистическое общество может выдержать много проявлений интересов, но ни одного проявления желания, которое в состоянии взорвать его базовые структуры" (Делез и Гватгари).

Т. X. Керимов