НЕНАСИЛИЯ ЭТИКА

- совокупность этических, социальных и культурологических принципов, развивающих идею отказа от агрессии в любой форме. По своему смыслу данные идеи можно разделить на две основные версии. Во-первых, отказ от агрессии в отношении человека к окружающему миру в целом (соответственно, и в отношении к себе подобным, поскольку они также есть часть мира). Во-вторых, принцип ненасилия в более узких рамках - в отношениях между самими людьми и различными формами их социальной ассоциации. По своему происхождению Н. э. является одной из древнейших этических доктрин, восходящей к эпохе родо-племенного общества. В философско-антропологической литературе нередко отстаивается мысль о том, что сама по себе Н. э. связана с формированием земледельческой цивилизации в противовес охотничье-кочевому "дикому" или же "варварскому" обществу (Ф. Ницше, Г. Спенсер, У. Джеймс). Следует признать необоснованность такого утверждения. Прежде всего, первобытное общество в целом основывает моральную регуляцию отношений на разделении людей по критерию "свой - чужой" (или даже "человек - нечеловек"). Соответственно, ограничение либо запрет агрессии в отношении "своих" компенсируется санкционированием и даже сакрализацией агрессивно-нетерпимого поведения в отношении к чужакам. Согласно Э. Фромму, жизнь родо-племенного общества определяется взаимодействием инстинктов "созидания и солидарности" и "деструкции-агрессии". Их соотношение зависит от фактора вероятности выживания самого рода или большинства его членов; именно выживание и становится первичной и часто нерефлексируемой основой всякого "этического кода (кодекса)". Этноантропологические исследования показывают, что внутриродовая солидарность сама по себе не препятствует существованию определенных форм "внутренней" агрессии. Они лишь ограничиваются и детерминируются традицией, приобретая ритуально-символический смысл (кровавые жертвоприношения, ритуальные поединки и т. п.). Вместе с тем, благодаря зависимости выживания охотничьего рода от баланса популяций промысловых животных и популяции человека, складываются особые сакрализованные формы Н. э. в отношении к животным. В т. ч.: табу на нецелесообразное убийство, жестокое умерщвление, оскорбление "духа животного", искупительные и очистительные обряды, жертвоприношения духам-покровителям животных (Э. Тайлор, К. Леви-Стросс, Л. Леви-Брюль, С. А. Токарев). В некоторых случаях долгом охотника после удачного промысла является зачатие ребенка в качестве возмещения за умерщвление живого существа. В раннеклассовом обществе, строящемся, согласно марксистской доктрине, на скрытых формах подавления и агрессии властных элит в отношении остальных слоев общества, элементы Н. э. также приобретают узкоклассовый смысл. Это выражается, прежде всего, в выделении каст и сословий, сохраняющих особую "ритуальную чистоту" в отношении кровопролития. Это, как правило, сословия жрецов (варна брахманов в Индии, католические священники в Западной Европе и т. д.). Наряду с этим в религиозной культуре раннеклассового общества складываются особые установки морального ригоризма в отношении агрессии и особенно физического уничтожения жизни. Примером подобной установки может служить чрезвычайно авторитетный в традиционной индийской культуре принцип "ахимса", или непричинения вреда живому. Он прямо связан с религиознофилософской традицией брахманизма и индуизма, основанной на идее кармического круговорота духовно-жизненной субстанции в масштабах целостного божественно-естественного мироздания. В соответствии с этой идеей, насильственное прерывание жизни любого существа фактически приравнено к человекоубийству, т. к. человеческая душа может оказаться в любом телесном обличий. Этот принцип порождает зачастую крайний аскетизм и многочисленные табу (наподобие завязывания рта во избежание случайного проглатывания насекомых и т. п.). В других религиозных традициях сходные установки обретают разнообразный смысл. Так, у зороастрийцев, верующих в принципиальный дуализм сущего, бытует жесткое разделение всего живого (в т. ч. и людей) на две категории. Одна из них - существа, служащие благому Ахурамазде, вторая - прислужники темного Ангро-Майнью. Священный долг верующего - оберегание первых и неукоснительное уничтожение вторых (к которым, как правило, относятся "вредные" животные, пожиратели падали и т. п.). Иудаистская традиция также разделяет живое на "кошер" и "треф", т. е. дозволенное законом для употребления и запретное (особенно для жертвоприношений). Вместе с тем, общее порицание убийства здесь отнесено лишь к человеческим взаимоотношениям. В общехристианской традиции присутствует своеобразное противоречие между "буквой" религиозно-морального кодекса и его исполнением в обыденной и общественной практике. В Нагорной проповеди Христа, являющейся сводом основных моральных предписаний, провозглашается принцип "не убий" - без конкретизации объекта данного несанкционированного вероучением действия. Тем самым обосновывается греховность всякого убийства. Но в практической жизни христианского сообщества это понимается в основном как "не убий человека" или "ближнего своего" (за исключением некоторых протестантских и православно-старообрядческих и "духовных" течений). С другой стороны, в той же христианской традиции и заимствующей отсюда это качество исламской распространен принцип прощения "греха убийства" в том случае, если оно направлено на "неверного", "язычника", "отступника" или официально отлученного от церковной организации. В исламской концепции морального долга правоверного даже особо подчеркивается обязанность крайне негативного отношения к "неверным" - вплоть до священной войны против них (джихад, газават). Ислам и иудаизм рассматривают некоторые виды аморальных действий (обман, клятвопреступление, ненасилие, супружеская неверность, кража) как несущественные, если пострадавшей стороной является "неверный" (напротив, в некоторых случаях такое поведение санкционируется религиозной литературой типа Талмуда и Сунны). Европейское христианство, внешне не поощряя такую практику, также рассматривает грехи, сознательно совершенные в отношении не-христиан как значительно меньшие, нежели в иных случаях. Кроме того, существует и особая внутриобщинная дискриминация, как правило, по половому признаку. Все три вышеупомянутых религиозных традиции рассматривают поступки мужчины значительно "мягче", чем те же деяния, совершенные женщиной. Особенно это касается нарушения сакрализованных брачных отношений и агрессии, проявленной женщиной в отношении мужчины. И, напротив, религиозно санкционируется моральное и физическое подавление женской части человечества, насаждается чисто патриархальный уклад жизни и поведенческой регуляции. Можно особо отметить, что само освящение и поощрение насилия многими исследователями соотносится именно с укоренившимся господством патриархального типа культуры и социальной организации. В целом, из крупнейших религиозно-культурных типов, пожалуй, лишь буддизм и индуизм последовательно придерживаются принципов Н. э. в качестве основополагающих (хотя, безусловно, эта ситуация характерна преимущественно для тех, кто избрал религиозное служение своим основным жизненным этосом). С развитием и усложнением социокультурного взаимодействия Н. э. приобретает все более независимый от религиозности характер, становясь предметом и продуктом этико-философских разработок. В развитии светски-философских концепций Н. э. можно достаточно уверенно выделить два доминирующих типа. Первый - субстанциальный, т. е. выводящий принцип отказа от агрессии из особого метафизического понимания человеческой сущности. Второй - конвенциональный, связывающий Н. э. с теми или иными прагматическими параметрами международного сотрудничества, социальной солидарности, культурной толерантности. В античной философии наиболее авторитетной концепцией ненасилия была этическая доктрина стоиков. Она основана на принципе сострадания всем людям, которые "равны в том, что в равной степени являются рабами судьбы" (Сенека). Проявление нетерпимости и агрессии есть усугубление этого рабства. Кроме того, стоиками признавалась возможность переселения душ, что также накладывало ответственность на придерживающегося таких воззрений. Здесь же развивается принцип непротивления злу насилием, существенно повлиявший на формирование христианской этической доктрины. В последней ярко выражен мотив смирения перед жизненными неурядицами, физическим насилием и властным подавлением, т. к. это рассматривается в качестве наказания за первородный грех. В обыденной жизни христианин должен руководствоваться принципом строгого воздержания от насилия и заповедью всепрощающей любви к людям. Замечательно, что развитие средневековой общественной жизни вызывает разработку в области социальной теории принципа оправданности активного сопротивления власти в случае, если она злоупотребляет своими полномочиями и нарушает божественные и естественные законы (Аквинат, Марсилий Падуанский). С другой стороны, богословская традиция всегда отстаивала первичность собственно "благочестивой" мотивации поступков. Это значило, во-первых, разрешение любых моральных казусов в пользу веры, а не сложившейся практики взаимоотношений. И, во-вторых, требование активного насаждения вероучения и оправданность обычно табуированных действий с этой целью (в том числе и насильственно-агрессивных). Становление новоевропейской философии приводит к переносу проблем насилия и ненасилия в сферу социально-политических теорий. Так, Н. Макиавелли вводит формулу зависимости методов политического действия от ситуативной выгоды. Т. Гоббс строит концепцию абсолютистского государства на идее необходимости тотального подавления присущей человеку агрессивности в целях создания оптимального характера взаимодействия и собственно самосохранения рода. Тем самым им фактически оправдываются любые формы государственного насилия. С развитием новой общественной формации вновь встает проблема обоснования и укоренения Н. э. Философия Просвещения утверждает неразумность насилия и проповедует идеал "вечного мира", покоящегося на рациональной этике взаимного уважения и терпимости. И. Кант разрабатывает концепцию оптимизированного морально-правового регулирования социального взаимодействия, основанного на априорных принципах разума и категорическом императиве или моральном законе. Здесь Н. э. вырастает Уже не из теокосмических определений, а из утверждения автономности индивида, обладающего неотчуждаемыми праваыи и достоинствами личности. Сама прагматика социально-индивидуального взаимодействия приобретает сакральные черты в качестве всеобщего закона. Близкие по духу социально-этические доктрины разрабатывались в XIX - XX вв. в рамках либерализма (Л. фон Штейн), юриспруденции интересов (Р. Штаммлер). Но основным субъектом ненасилия как типа социального действия постепенно становится уже не "автономный индивид", а социальная группа и социально-государственное целое. Создание в XX в. надгосударственных органов социокультурной, экономической и политической регуляции позволило разработать нормативные документы, определяющие верховенство принципов Н. э. во внутри- и межгосударственной политике. Хотя нет возможности говорить о реализации кантианского идеала тождества моральной и правовой регуляции. В области теоретической и практической этики акцент также смещается на наиболее сложные и широкомасштабные проблемы ненасилия. Так, М. К. Ганди не только модернизирует древнюю традицию Н. э. индуизма, но и придает ей активно-социальные черты, благодаря чему гандизм стал концептуальной основой Движения неприсоединения - перспективного явления глобального значения. Е. В. Гутов